Константин Образцов - Молот ведьм

Это только в кино человека душат руками быстро и просто. На деле это долго и неприятно. Кисти сводило от напряжения, а когда я все же решился их осторожно разжать, тело Лолиты вдруг снова начало колотиться в конвульсиях, а руки и ноги принялись выбивать частую дробь по дощатому полу. В конце концов я нажал ей предплечьем на горло и давил со всей силы, пока не услышал хруст сминаемых хрящей гортани. Хотя скорее всего, к этому моменту она была уже мертва.

Я долго лежал рядом с телом, вытянувшись, как и она, на спине, без мыслей, без чувств, уставясь в невидимый потолок, пока — вы не поверите! — не почувствовал, что засыпаю. Я вскочил, протирая глаза: мне показалось, а может быть, просто привиделось в кратком, мгновенном сне, что Лолита приподнялась на локте и смотрит на меня с насмешливой улыбкой.

Нужно было уходить. Поправить сдвинутые столы и стулья, закрыть аудиторию, забрать вещи на кафедре и ехать домой. Если сделать вид, что ничего не случилось, то все будет, как прежде. Приеду домой, поставлю чай, включу телевизор, проверю почту, и лягу спать; сейчас каникулы, и к началу семестра все образуется — снова лекции, семинары, взгляды на сидящую справа, на втором ряду у окна, Лолиту, которая тоже, как ни в чем ни бывало, придет на занятия…

Я помотал головой и посмотрел себе под ноги. На потемневшем, распухшем лице выделялся провал приоткрытого рта. Руки и ноги вытянуты вдоль туловища. Нелепый мех распахнутой куртки похож на перья мертвой птицы. Нет, так дело не пойдет, подумал я. Нужно собраться. Сойти с ума я еще успею, а сейчас предстояли дела поважнее.

За окнами было тихо и пусто. Одинокий рыжий фонарь горел на углу, его свет ярким золотом отражался в темной поверхности луж, чуть дрожащих от мокрого снега и холодных капель дождя. Стены с черными блестящими стеклами окон, моя серая «Волга», огромный мусорный бак с пятнами ржавчины под облупившейся синей краской. Никого. Можно рискнуть. Я включил свет и быстро осмотрел аудиторию: пара столов сдвинута, один стул лежит на боку, но больше ничего, что бы бросалось в глаза. Мне опять повезло, что Лолита не расшибла себе голову, когда врезалась в стену после удара в лицо, и что сам удар пришелся в скулу, а не в нос или губы — иначе повсюду была бы кровь. Я быстро поправил столы, поставил на место стул, и снова выключил свет. Одной проблемой меньше, но главный вопрос оставался открытым: как быть с телом?

Ясно, что труп нужно вынести из здания. Но каким образом? Никаких камер видеонаблюдения на факультете, конечно же не было — ни в коридорах, ни даже при входе. Но в будке на проходной сидел пожилой охранник Сан Саныч, успешно эти камеры заменявший, пусть даже толстые линзы очков в старомодной оправе не всегда помогали старым глазам видеть, что происходит вокруг, карта памяти в голове, изношенная за семьдесят лет, давала частые сбои, а смотрел он в основном не на входящих и выходящих, а в сборник кроссвордов или в маленький телевизор, отрываясь лишь только, когда кто-то сдавал или брал ключи. Как бы то ни было, но вынести мертвое тело мимо Сан Саныча вряд ли удастся. Все двери запасных и пожарных выходов были заперты на замки. Оставалось окно: можно выбросить тело Лолиты через окно, а потом загрузить в багажник машины. Но что, если, паче всякого ожидания, кто-то пройдет мимо и найдет труп, пока я буду выходить через проходную, идти по улице вдоль здания, а потом через арку пробираться во двор? Может, и в самом деле, спрятать ее где-нибудь в здании? Где? В темном туалете, в надежде, что труп унесут в подземные недра журчащие в сливных бачках воды? В одном из шкафов на кафедре зарубежной литературы? Там и без того полно всяких скелетов. Возможно, подошли бы подвал или чердак, но, опять же, где взять ключи…

И тут меня осенило. Третий этаж, где шел ремонт. Рукав из белесого пластика, спускающийся в мусорный бак.

Я опустился на колени рядом с Лолитой. Распухшее лицо с надутыми, чуть приоткрытыми губами было повернуто в сторону, будто она обиделась. Так оно и есть, подумал я. Обиделась, и теперь притворяется. Хочет меня напугать. Мне показалось, что я вижу, как слегка дрожат прикрытые веки и едва заметно колышется грудь. Я прикоснулся к руке. Она была еще теплой. Светящиеся стрелки на циферблате часов показывали без четверти девять. Еще меньше часа назад Лолита была жива; а теперь она труп, и в это невозможно поверить.

Она шевельнулась, чуть повернув в мою сторону голову.

Я отпрянул, едва снова не свалив стол позади. Сердце зашлось таким бешеным стуком, что чуть не сбилось с ритма и не остановилось.

Хватит, сказал я себе. Ты ее задушил, она мертва, и теперь соберись, и сделай, что нужно.

После смерти тело совершенно расслаблено, и мне пришлось соскребать его с пола, путаясь в мехе распахнутой куртки. Кое-как я поднял Лолиту на руки и перехватил поудобнее. Даже после смерти она была не слишком тяжелой. Я подошел к двери и вспомнил, что она заперта, ключ торчит в скважине, а руки у меня заняты. Пришлось осторожно уложить тело на стол и отпереть замок. Я приоткрыл дверь и осторожно выглянул наружу. В коридоре по-прежнему было пусто и тихо, только шумела на разные голоса вода в туалете, и лампы мигали неровными синеватыми вспышками, как инфернальные стробоскопы на дискотеке живых мертвецов. Свет одной такой вспышки упал сквозь приоткрытую дверь, и я увидел под одним из столов какой-то темный предмет. Та самая поддельная сумочка предательски притаилась во тьме, чтобы утром выдать меня с головой. Я поднял ее, проверил, не раскатилась ли из нее какая-нибудь женская мелочь, и положил Лолите на грудь. Сверху запахнул поплотнее куртку и как мог, застегнул. Снова поднял тело на руки, вышел, и резко остановился, задохнувшись от страха. В дальнем конце коридора, в самой темной его части, черным сгустком абсолютной, непроницаемой черноты виднелся силуэт человека.

Если крики Лолиты и доносились из аудитории № 13, то вряд ли дальше, чем до выхода к лестнице, а значит, их некому было услышать. Во время каникул так поздно на факультете безлюдно, а охранник совершает обход в первый раз только перед тем, как закрыть на ночь двери, за час до полуночи. Но даже если бы сейчас было не девять, а одиннадцать вечера, не думаю, что Сан Саныч — или кто угодно другой на его месте — стал бы спускаться сюда, в молчаливую жутковатую темноту нижнего коридора. Я стоял неподвижно. Черный силуэт, чем бы он ни был, тоже не двигался с места. Я сделал шаг, другой. Ничего. Наверное, показалось. Нервы.

Я вышел к лестнице и зашагал по гулким, железным ступеням, медленно поднимаясь все выше, мимо коридоров со сводчатыми потолками и больших стрельчатых окон, сквозь которые лился широким потоком мутноватый, загадочный полусвет. Моя ноша покачивалась у меня на руках; голова запрокинулась, веки чуть приоткрылись и в неверном свечении окон тускло блестели белки закатившихся глаз.

Подсматривает, думал я. Выжидает.

Ремонт на верхнем этаже, судя по всему, вступил в свою последнюю стадию. Все стены были снесены, старые двери, помнившие прикосновение множества человеческих рук, и деревянные оконные рамы были свалены в угол, ожидая отправки на свалку, чтобы уступить место холодному белому пластику и металлу. В углах погребальными холмиками возвышались кучи еще не выброшенного строительного мусора. Было холодно; ночной воздух проникал сквозь пленку, которой затянули оконные проемы, все, кроме одного — из него торчал большой круглый раструб, будто анус огромной змеи. Его ширины оказалось достаточно, чтобы туда могла поместиться миниатюрная мертвая девушка.

Я затолкал Лолиту головой вперед в темное отверстие пластикового мусоропровода, просунул чуть дальше, чтобы тело перевалилось через край подоконника, и отпустил. Раздался протяжный, громкий шорох, эхом отозвавшийся среди голых каменных стен, потом глухой мягкий удар, когда тело достигло контейнера со строительным мусором, и снова все стихло.

Теперь нужно было уйти самому. Я постарался сосредоточиться и ничего не упустить. Спуститься вниз, как бы ни было страшно, и закрыть аудиторию № 13; подняться на кафедру; почистить от пыли брюки; положить ключ на тот стол, откуда я его взял — если в тринадцатом кабинете все же остались какие-то улики, то ко мне они не будут иметь отношения, пусть оправдывается тот, кто забыл сдать на вахту ключи; одеться, убрать бумаги в портфель, запереть двери и выйти. На вахте охранник Сан Саныч, подслеповато щурясь через очки, взял у меня ключи от кафедры зарубежной литературы, и я расписался в журнале. Руки у меня не дрожали. Выйти на улицу; придержать шляпу, которую чуть не сорвал промозглый, яростный ветер. Войти во двор. Забраться в контейнер для мусора.

Железный край больно впился в пальцы, когда я ухватился за него и подтянулся, помогая себе ногами, скользившими по гладкой металлической поверхности. После нескольких неудачных попыток, когда я уже начал чувствовать приближение паники, мне все-таки удалось путем отчаянных усилий перевалиться через стальной борт, и я рухнул на битый кирпич, куски штукатурки и доски. Голова Лолиты торчала из пластикового рукава; черные волосы побелели от пыли, как будто бы поседели. Я ухватил ее за воротник и не без усилий вытянул наружу. На виске зияла неровная рана, из которой текла струйка крови.