Михаил Зайцев - Час ворона
– Кому Кеша, а кому Иннокентий Иванович, – отрезал мент, давая понять, что вчерашние наши с ним добрые отношения сегодня неуместны. – Паспорт покажь!
– У меня нету с собой документов, извини.
– Тогда поедешь со мной. – Кеша схватил меня за локоть и подтолкнул к мотоциклу. – Залазь давай в люльку, поехали разбираться с твоей личностью.
«Неужели пенсионер-сердечник все-таки меня заложил?» – подумал я, мягко и ненавязчиво убирая Кешину пятерню со своего локтя.
– Руку отпустите, пожалуйста, Иннокентий Иванович! Объясните, в чем дело, тогда и полезу в люльку.
– Ах, ты так! – Кеша разжал пальцы, оставляя в покое мой локоть, отступил на шаг и потянулся к кобуре. – Сопротивление властям при задержании, да?
– Сдаюсь! – Я вскинул руки вверх, сцепил пальцы на затылке. – Объясните, в чем меня обвиняют, и поехали в отделение.
– Не обвиняют, а подозревают... пока... – помягчел Кеша, между делом извлекая все же из кобуры табельное оружие. – Я с утреца в районную больничку заезжал. В приемный покой вчерась к ночи доставили двух избитых, мужа с женой из Кондратьева. Муж доложил – на него напал волосатый субъект по имени Станислав. По приметам ты похож на преступника и сам вчерась мне сообщил, что в Кондратьево спешишь, а раз у тебя нету документов и доказать, что тебя зовут по-другому, на месте ты не можешь, то поедем разбираться в отделение, понял?
Ах, вот так, значит... Час от часу не легче! Ревнивый супруг оттраханной мною Ангелины не выдержал – наябедничал властям. Страшная штука – ревность.
Опа!!! Есть! Эврика!!! Придумал! Ревность – вот она, отравленная стрела, которая способна изрядно попортить кровушку человеку со шрамом и занести в его без того больной мозг смертоносный вирус безумного и бездумного яростного гнева!!! Впервые увидев Любовь Игнатьевну, я вспомнил о чем-то похожей на нее красивой женщине с умными глазами. Та умница-красавица, едва не ставшая моей законной супругой, по образованию была психологом, и именно от нее я нахватался кое-каких забавных сведений о разнообразных нервных болезнях. Однажды она поведала, что патологическая ревность – первый признак параноидальной шизофрении. Если Михаил Александрович болен шизофренией в начальной стадии, то... То теперь я знаю, как его победить!!! Покажите алкоголику бутылку, наркоману шприц, шизику соперника, и больной человек сорвется, потеряет самоконтроль!
Шизик и дурак отнюдь не синонимы, шизофреники склонны умничать, выстраивать сложные логические построения и это... это замечательно! Я сумею вклиниться в его больную логику, сумею пробудить болезненные эмоции. У меня получится ! Я ведь в конце концов профессионал...
– Ишь заулыбался! Чего лыбишься, волосатый? – Кеша направил на меня пистолетный ствол. – Лыбишься чего, я спрашиваю? Че я такого смешного сказал, а?
– Дурак ты, Кеша, честное слово! Ну, подумай ты сам: разве тому избитому мужику, у которого ты снимал показания, отметеливший его преступник паспорт показывал? А если преступник соврал? Представился Станиславом, а по паспорту он какой-нибудь Эммануил или вообще твой тезка – Иннокентий? Что тогда?
– Ты на что намекаешь, а? – Кеша наморщил лоб. Мое высказанное вслух предположение смутило его милицейские мозги, и Кеша разозлился: – Кончай умничать, ты! Полезай в люльку!
Кеша угрожающе вытянул руку с пистолетом. Ну, что за придурок! Стоит в шаге от меня, тычет пушкой в живот. Идиот, честное слово!
– А если не полезу? Стрельнешь?
– Стрельну!
– А пистолет-то ты с предохранителя снял, дурилка картонная?
Осуществив штурм подпольной порновидеостудии, я накрепко усвоил два правила касательно хранения и применения огнестрельного оружия: первое – пистолет, который лежит под подушкой или в кобуре, скорее всего находится на предохранителе, второе – пока пистолет на предохранителе, он представляет из себя всего лишь неудобную и тяжелую железную загогулину.
Кеша пребывал в заблуждении, что волосатая личность на мушке его застрахованного от нечаянного выстрела «макарова» непременно должна испугаться одного вида вооруженного милиционера. Безусловно, позавчера я бы наделал в штаны, направь на меня пушку какой-нибудь мент, испугался бы если и не самой пушки, то неприятностей, которые может устроить любому обыкновенному гражданину разгневанный милиционер. Но позавчера была пятница, а сегодня – воскресенье, и за последние не полные сорок восемь часов много воды утекло. Поменялся мир вокруг меня, изменился и я сам.
Обозвав Иннокентия «дурилкой картонной», я расцепил пальцы на затылке и две руки-крыла хлестко ударили милиционера по шее. Я даже не стал выбивать пистолет из Кешиного кулака, он сам его выронил, когда ребра моих ладоней синхронно ударили по сонным артериям. Бил я быстро, но не сильно, намеренно расслабил кисти в момент контакта с Кешиной шеей.
Кто знает, как бы я себя повел, будь на шоссе оживленное движение. Но во время наших с милиционером препирательств, словно нарочно, подстрекая меня к решительным действиям, дорога оказалась пуста и молчалива. Не видно машин на горизонте, не слышно гула моторов за спиной. Впрочем, я в моем настоящем положении все равно отказался бы ехать с Иннокентием в отделение, даже арестуй он меня на Садовом кольце в час пик. Другое дело – на оживленной магистрали я бы отказывался менее решительно и однозначно. Иными словами – будь рядом свидетели, я бы предпринял что-нибудь не столь радикальное, как сдвоенный удар по шее под названием «взлетающая цапля».
Шоссе пустынно, однако в любую секунду сзади или спереди может возникнуть автомобиль с дальнозорким водителем за рулем. Завалив мента, я поспешил присесть на корточки, ухватил бесчувственного Кешу за ремень и, волоча его за собой, сполз в кювет.
Кювет, то бишь канава, прорытая вдоль шоссе на всем его протяжении, оказался достаточно глубоким и, слава богу, сухим. Нельзя оставлять Кешу прямо здесь, на дне поросшего высокой травой придорожного рва. Придется затащить его в лес, подальше от дороги, и сделать так, чтоб, очнувшись, Иннокентий еще какое-то время поскучал в тени деревьев, а уж потом побежал трубить тревогу.
Тоже мне – милиционер, называется. Даже наручников у него нету. В карманах двадцать рублей с мелочью, перочинный нож и хлебные крошки. Хорошо, хоть ремень есть. Я связал Иннокентию ремешком руки за спиной, предварительно усадив его вплотную к березовому стволу. Заведенные назад Кешины руки обхватили березку, а петля ремня обхватила их в области запястий.
Когда Иннокентий сумеет освободиться – не берусь строить прогнозы, а вот очнется он совсем скоро. Едва я успел привязать милиционера к березовому стволу, как он замычал, замотал головой. Я не стал затыкать рот Иннокентию кляпом. Пусть орет, зовет на помощь. Памятуя о не слишком оживленном движении на шоссе, орать придется долго и громко.
Когда тащил Кешу в кювет, прихватил и его табельный «макаров», сунул пистолет в расстегнутую кобуру. Возвращаясь из леса на шоссе, я все еще сомневался – а не слишком ли опрометчиво поступил. Быть может, стоило присвоить оружие? Нет! Я правильно сделал, что не взял пистолет. Холуи Агиевского, один черт, отнимут пушку, когда будут обыскивать. А шмонать меня будут пренепременно, Агиевский боится сюрпризов. Пусть шмонают! Мой специальный сюрприз для Михаила Александровича все равно не найдут, ибо он нематериален. Но он есть, есть сюрпризец, да еще какой, любо-дорого! Спасибо менту Кеше – встретился на пути, натолкнул на интересную мысль, на базе которой моментально выстроился четкий план дальнейших действий. Я все же, черт возьми, режиссер-постановщик и по профессии, и по призванию. И я сумею правильно поставить, разыграть и срежиссировать грядущую драму, спектакль для двух актеров в окружении кучи статистов. Что есть театр и кино? Искусство обмана, притворства и имитации реальной жизни! А кто такой режиссер? Искусный, профессиональный обманщик и имитатор, вот кто!
Вырвавшись из леса, я почтил своим вниманием милицейский мотоцикл – выдернул ключики из замка зажигания и, размахнувшись, зашвырнул их подальше. А предварительно завел мотоциклетный мотор. Нехай тарахтит на холостом ходу. Во-первых, шум мотора будет заглушать Кешины крики о помощи, а, во-вторых, у проезжающих мимо водителей пустой тарахтящий мотоцикл вызовет меньше подозрений. Эка невидаль – хозяин тарахтелки тормознул и отлучился в лесок пописать, с кем не бывает?
Все, с мотоциклом разобрался. Теперь вперед и быстро, подальше от места преступления. Бегом вдоль шоссе, трусцой, не обращая внимания на боль в ушибленной коленке.
Я бежал, и каждая клеточка уставшего тела вибрировала от радости, ибо на бегу я обдумывал свой план мести мракобесу Агиевскому, а чем тщательнее я его обдумывал, тем больше он мне нравился. Да, я понимаю, это должно казаться странным, однако я действительно радовался! Ведь я нашел все же, черт побери, выход из безвыходного положения! Решил задачу, не имеющую решения! И пусть, в конце концов, я погибну, проиграю, однако не всухую! Меня распирало то же радостное чувство, что и Лешку Митрохина, после того как он зарезал мастера стиля Дракона. Ощущать себя марионеткой, этакой куклой на веревочках, Буратино в театре Карабаса Барабаса, поверьте мне – хуже всего! И великое счастье, когда марионетка находит возможность не дергаться, а дергать за веревочки! Честное слово – великое счастье!
