Анна Малышева - Мой муж - маньяк?
— Как дела? — лениво осведомилась она, присаживаясь напротив в кресло для посетителей.
— Как сажа бела… День какой-то безумный. А ты, похоже, все цветешь.
Этот вежливый комплимент, один из тех, на которые Катя никогда не была скупа, порадовал Зину, и язвительный тон ее несколько потеплел:
— Да нечего мне цвести… Димка куда-то опять умотал. Смотри следи за ним, а то он загуляет!
— Что сделает? — рассеянно отозвалась Катя, тупо глядя в бумаги. Она пока боялась себе в этом признаться, но ей сдавалось, что опять что-то пропало. Она только надеялась, что это не деньги. — Что он там сделает?
— Загуляет, — отчеканила Зина. — Он в последние дни какой-то сам не свой. Или наоборот — это от счастья? Ты, говорят, ушла от своего супруга?
— Кто это говорит? — вскинулась Катя, наконец оторвавшись от бумаг.
— Да кто… Все говорят.
— Хотелось бы знать — кто распускает эти слухи обо мне, — отметила Катя, хотя сама все прекрасно знала. Дима никогда не был особенно скромен, особенно в том, что касалось его побед, а на этот раз он, несомненно, одержал большую победу. И все же ей не хотелось в это верить. «Хотя почему он должен измениться в лучшую сторону? — подумала она. — Мужчины — сплетники куда почище баб…»
— Не будем называть имен! — подмигнула ей Зина. — Знаешь, мне кажется, он мог бы быть более счастлив в таком случае. А он какой-то хмурый…
— Может, он как раз несчастен, — злобно ответила Катя. — Может, ему жаль терять свою холостяцкую свободу. Может, он во мне разочаровался.
Если бы Зина была лучшим психологом, тогда она уловила бы настроение Кати и немедленно ушла бы. Но Зина только разохотилась.
— Да, ты знаешь… — продолжала она, — тут я слышала, что у него была интрижка с одной бабой… Страшная! — Зина зажмурилась и тут же распахнула свои густо накрашенные ресницы. — Ты не думала никогда, что он мог жить на два дома?
— Никогда, — отрезала Катя. — Слушай, вообще-то еще рано поздравлять нас с помолвкой. Я еще пока ничего не решила.
«Об этих моих словах Дима узнает сегодня же, — подумала она. — Ну и пусть, все равно лучше, чем так, как Зина мне сообщила… Надоели эти сплетни, этот шепоток за спиной, эти сладкие поздравления, под каждым — яд и змеиное жало… Все эти „добренькие подруги“! Знакомые! Дуры! Идиотки! Нет, он был тысячу раз прав, когда говорил, что мне стоит переменить мое занятие… Сколько можно тут сидеть? Я поеду, куда надо, и сделаю все, что будет нужно… Лучше уж сгореть под тропическим солнцем, чем от стыда, — в этой мрачной конторе…»
— Зина, ты не могла бы пока пойти к себе? — сказала Катя, делая холодные глаза и поднимая вверх одну бровь — ну точь-в-точь Марлен Дитрих! — У меня тут опять бумага запропала, я не могу ее найти…
Зина подняла с сиденья свой массивный, обтянутый карамельно-розовой юбчонкой зад и обиженно удалилась. «Пустые бабьи сплетни, — подумала Катя. — Ничего не стоящие бабьи разговоры. И в этом мне надо утопить мою жизнь? Может, мне еще начать читать журнал „Бурда Моден“ и обсуждать поведение своего любовника с целой кучей подруг?!»
Бумага нашлась, явился очередной посетитель. Катя расправилась с ним в несколько минут, подняла бровь, улыбнулась и почти пинком выкинула его куда-то на Карибские острова. Становилось жарко, кондиционер еле тянул, она поставила рычаг на максимальную мощность и снова удивилась тому, каким ясным и солнечным выдался этот май. В глубине коридора раздались вопли Димы — она прислушалась. Судя по голосам, он ссорился с Зиной. «Из-за меня?» — подумала Катя. Заперла изнутри дверь — пусть стучат кому надо, уселась за стол, снова порылась в бумагах. Ей стало скучно. Она подумала: почему бы это? И поняла — загадки, тайны, которая возникла в ее жизни в этом мае, больше не было. Шорох сидел в милиции, ей больше ничто не грозило, и даже не стоило подозревать мужа в том, чего он никогда не делал и не сделал бы.
Ей захотелось поговорить с кем-то обо всем, что произошло. Но с кем? Игорь теперь был ей совершенно посторонним человеком, с Димой ей говорить не хотелось, да и он не проявил бы такого желания, подруги были мертвы… Только сейчас она поняла, какая пустота оказалась в ее жизни из-за этих трех смертей. Как ни редко она виделась с подругами, все же она всегда знала, что в любой день может назначить встречу, увидеться, пожаловаться на судьбу или выслушать их жалобы. Теперь она была одна. Целый кусок прошлого оторвался от нее, как кусок льда от большой льдины, и уплыл куда-то, унося на себе тени трех подруг.
«Впрочем, нет… — сказала себе Катя, доставая из сумочки записную книжку. — Вот телефон Оли… Но я ее едва знала. Зачем нам видеться, разговаривать? Если она теперь в безопасности, можно считать, что это вторжение в ее жизнь будет совершенно ненужным… Да и кто знает, какие у нее остались обо мне воспоминания… Может, я тоже как-то обидела ее — кто ее только не обижал! Может, я ее просто не замечала — а это обида тоже немалая… Может быть, школа, наш класс вообще для нее самое неприятное воспоминание в жизни и она пошлет меня подальше, как только поймет, кто с ней говорит…» И тем не менее Катя набрала этот номер.
Ей ответили сразу, и она даже растерялась — в глубине души она надеялась, что никого не будет дома. Пришлось представиться по всей форме.
— Здравствуйте. — Она обращалась к женщине, которая ответила ей, на «вы», несмотря на то что была уверена, что это и есть Оля, ее одноклассница. Что-то в этом голосе показалось ей знакомым. — Здравствуйте, это говорит Катя Фомина. Мне хотелось бы поговорить с Олей Уфимцевой.
— Я Оля Уфимцева, — отозвались ей несколько растерянно, и Катя возликовала — она не ошиблась, этот неуверенный тихий голос был тот самый, что запомнился ей со школы.
И тут же весь облик Оли возник перед ней, как на экране телевизора, — опущенные длинные ресницы, блестящие темные волосы до пояса, скованная походка. Она прогнала этот образ — должна же была эта девушка измениться! И продолжала:
— Тогда я — ваша одноклассница. Вы, наверное, меня не помните.
— Не помню? Нет, почему же… Я вас помню.
И больше ничего, только этот холодный и скованный ответ. Катя замялась, продолжать ли этот разговор, но все же решила продолжать:
— Я вам звоню по поводу последних событий… Вы слышали о том, что происходило в последнее время?
— О чем?
«Мне кажется или голос у нее изменился? — спросила себя Катя. — По-моему, ей не слишком-то хочется говорить об этих, да и о любых событиях со мной…» Но она сделала еще одну попытку:
— Вообще-то это не телефонный разговор, но… Мои одноклассницы, то есть наши одноклассницы, три девушки… Они погибли.
— Как? — отозвалась Оля. — А, да. Я знаю об этом. Следователь мне звонил… Вы по поводу этого дела? Но я уже дала показания, я ничего не знаю.
— Да нет, я не имею отношения к следователю… Хотя ваш телефон он мне дал. Я просто хотела с вами поговорить…
«Дура, вешай трубку! — разозлилась на себя Катя. — Зачем ты навязываешься человеку?! Она же не хочет с тобой общаться! Ну, немедленно скажи: „Очень жаль, простите, до свиданья!“» Но тут она услышала голос Оли, та говорила:
— Вы можете приехать ко мне. Конечно, если хотите. Я об этом деле ничего не знаю, только в общих чертах… Только… Если я все правильно поняла из разговора со следователем, все закончилось?
— В общем, да. Маньяк арестован и сейчас под следствием… Я, собственно, беспокоилась за вас… Если он вам сказал, убивали по алфавиту… Потом должны были быть вы, потом я.
— Приезжайте, — ответила Оля. — Я буду вас ждать. Вы мой адрес знаете?
— В общих чертах. Доберусь. Когда вам будет удобно?
— Можно сегодня… — как-то вяло ответила Оля. — Если хотите.
«То есть подразумевается, если я этого хочу, но никак не ты! — подумала Катя. — Ты, наверное, решила мне немножко отомстить за школьные обиды? Теперь я выступаю в роли смиренной просительницы — нельзя ли мне приехать, нельзя ли с вами поговорить? Ладно, пусть. Это будет твой реванш, я согласна. По крайней мере, я закрою это дело. Пусть немного позже, чем наш милый следователь, но все же закрою. Иначе я буду думать о тебе, насколько я себя знаю». Она поблагодарила Олю, уточнила час и адрес и повесила трубку. Только тут она обратила внимание, что ручка запертой двери уже давно и безрезультатно поворачивается. Катя встала и отперла дверь. В комнату буквально ввалился Дима.
— Что тебе сказала эта дура?! — прошипел он. — Я ее убью!
— Кто? — Катя отступила к своему столу. На миг у нее явилось бредовое предположение, что Дима говорит об Оле, но тут же она прогнала эту мысль: он не мог знать, с кем она только что говорила.
— Зина! Дура набитая! Она тебе что-то наболтала про меня?!
— Да ничего нового она мне не наболтала. — Катя успокоилась, и ей было даже смешно наблюдать за перекошенным от злобы Диминым лицом. — Перестань метаться. Выпьешь кофе?
