Бернард Корнуэлл - Свинцовый шторм

— Может, они еще не дошли? — с надеждой спросила Анжела.

— Может быть. — На своей карте я помечал приблизительное продвижение «Уайлдтрека», и, если мои догадки были верны, наша встреча должна состояться очень скоро. Только надвигающийся шторм может ей помешать.

Анжела озирала пустынный горизонт.

— Может, они даже не пойдут здесь?

— Возможно.

Волнение усиливалось, и из-за пены, сдуваемой ветром с гребешков волн, резко упала видимость. Не спрашивая меня, с обретенной за дни нашего путешествия новой уверенностью, Анжела подобрала грот и спустила стаксель. Набегающие волны разбивались о форштевень, рассыпаясь на мелкие брызги, и под их натиском уверенность Анжелы тоже начала рассыпаться.

— Начинается шторм, да, Ник?

— Пока что только сильный ветер. Это еще не так плохо. Шторм нам ни к чему.

К сумеркам мы оставили только штормовой кливер и бизань-стаксель, и эти маленькие паруса несли нас среди вспенившихся волн. Мы с Анжелой облачились в водонепроницаемые костюмы и привязались страховочными ремнями. Вики мы отправили вниз, в каюту. «Сикоракс» проваливалась во впадины между зеленовато-черными волнами, верхушки которых покрывала белая пена. По небу неслись низкие тучи, ветер громко хлопал оснасткой. Анжела поежилась.

— А где спасательные пояса? — прокричала она.

— У меня их нет. Если ты свалишься, тебя уже ничто не спасет. Может, спустишься к Вики?

Я видел, что Анжела готова согласиться, но она лишь отрицательно покачала головой.

— Я хочу видеть бурю.

Ну что ж, она увидит бурю, и слава Богу, что это еще не настоящий шторм. И все же нынешняя ночь напоминала хаос сотворения.

Грохот стоял оглушительный. Вой ветра вмещал в себя множество звуков — от самых высоких до страшного низкого рева, напоминающего бесконечный взрыв. В этом сумасшедшем оркестре море выполняло функцию ударных инструментов и било в корпус яхты с такой силой, что скрипели доски, и казалось чудом, что творение рук человеческих способно сопротивляться этому натиску.

Но если шум был просто страшен, то вид океана с огромными волнами внушал настоящий ужас. Невероятная смесь воздуха, воды и пены причиняла такую же острую боль, как и удар хлыста. И в этом хаосе белого, черного и серого нужно было еще держать курс и двигаться вместе с волнами, а то и поперек их.

С наступлением темноты ветер сменил направление на поперечное, хотя самые сильные порывы продолжали идти с запада. «Сикоракс» парила над этим адом, словно колдунья, в честь которой она и была названа. Мы взлетали вверх по склонам гигантских океанских гор и с замиранием сердца падали вниз, в пенящиеся ямы. Я ощущал многотонную нагрузку ледяной воды на киль, и вдруг «Сикоракс» накренилась так, что почти легла на бок и грот вот-вот должен был зарыться в серовато-белесый водоворот, и я услышал крик Анжелы, похожий на жутковатый зов самого ветра.

Но «Сикоракс» выпрямилась, благодаря металлу, заложенному в киль, тому самому металлу, который запросто утянул бы яхту на дно, если бы море выиграло эту битву. Впрочем, разве может речь идти о битве? Море не враждебно, оно не видит и не слышит нас, и, когда надежды не остается совсем, страх уходит, уступая место смирению и покорности.

Вода гуляла по палубе, шипела в шпигатах и заливалась в кокпит. Я заставил Анжелу работать насосом, чтобы согреться, иначе холод убьет нас раньше, чем море. Море будет стегать, хватать и рвать нас, а холод — тот просто убаюкает до смерти. Я отправил Анжелу в каюту и велел согреться там, а потом принести мне термос и бутерброды. Она принесла мне еду и вернулась в каюту. Я представлял, как она лежит на койке, сжавшись в комочек, и к ней прижимается кошка. Пока «Сикоракс» взбиралась на гребень волны, я откачивал воду, а когда мы с сумасшедшей скоростью скользили вниз, пытался выровнять яхту. От ветра у меня разболелись глаза. Этот ветер зародился где-то в центре Северной Америки, окреп в жарких пшеничных полях и превратился в область низкого давления, которая бродит по океану, собирая дожди, что потом прольются над ячменными полями Англии. И все же, несмотря на большие волны, нам достался не самый сильный шторм, приводящий к кораблекрушениям, которые так часты в Атлантике. Этот больше смахивал на рычащую дикую кошку, которая пробежит по воде и исчезнет. На метеокарте он будет выглядеть в точности как тот, в котором погибла Надежна Беннистер.

Уже к концу ночи ветер стал утихать. Он все еще шумел в снастях и срывал гребешки волн, но я чувствовал, что яхта начинает двигаться легче. Шторм уходил, и только эти отвратительные поперечные волны еще баламутили море. Я открыл люк в каюту и увидел, что Анжела спит.

Направив яхту по ветру, я спустил кормовой стаксель, поднял и закрепил бизань и грот. Гребешки волн по-прежнему захлестывали «Сикоракс» и бились о паруса. Анжела все еще спала, но мне было не до отдыха — я искал глазами яхту, которая неслась бы в сторону Европы.

Но делал я это так, для очистки совести, потому что был уверен — мы пропустили «Уайлдтрек». Вероятность того, что мы найдем Беннистера, была минимальной с самого начала, поэтому я, собственно, и не ожидал ничего увидеть. Но вот в рассветных сумерках что-то мелькнуло. Сначала я просто не поверил своим глазам, измученным соленой водой. Я так устал и замерз, что принял это за вспышку молнии. Потом я решил, что вижу мираж, и только когда я заметил отражение «молнии» на облаках, я узнал это бледное сияние. Это был красный свет, крик о помощи посреди небытия. Я мигнул в ответ, и еще одна вспышка отразилась на облачном небе, и улетающий штормовой ветер разметал ее в клочья. Я понял, что либо по несчастью, либо по желанию Господа мы оказались на месте убийства.

Я открыл люк и включил радио, но услышал только треск разрядов. Анжела лежала в углу каюты, свернувшись клубочком — в точности, как я себе представлял.

— Я видел огни, — сказал я.

До нее, полусонной, не сразу дошел смысл моих слов.

— "Уайлдтрек"?

— Не знаю. — Я постарался, чтобы в моем голосе прозвучала надежда, но, судя по выражению ее лица, мне это не удалось.

Анжела втиснулась в непромокаемый костюм и вышла в кокпит, плотно закрыв за собой люк, чтобы вода не затопила каюту. Она прицепила к лееру страховочный ремень и слегка вздрогнула при виде надвигающейся на нас огромной зеленой горы. «Сикоракс» взлетела на ее вершину и, лавируя, соскользнула вниз. Как только мы оказывались на очередном гребне, я во все глаза смотрел вперед, но вспышек больше не видел.

Мне уже начало казаться, что у меня была галлюцинация.

Я стоял на шпангоутах, держась за бизань-ванты, и обшаривал взглядом штормовое море. Ничего. Ветер успокаивался и снова менял направление. Меня так и подмывало ослабить грот, но как раз когда я уже почти решился, я услышал крик Анжелы.

— Ник! — Я едва расслышал ее из-за порыва ветра. — Ник!

Взглянув туда, куда она указывала, я сначала не увидел ничего, кроме пены, но затем, в полумиле от нас, разглядел яхту. Яхту! Это мог быть только «Уайлдтрек».

Но это был не тот «Уайлдтрек», который мы знали, — блестящая игрушка богатого человека, ухоженная и гордая. Нет! Вместо этого перед нами предстала потрепанная, полузатопленная яхта с перлинями, болтающимися в воде. Она переваливалась на волнах, как огромная бочка. Мы добились своего, однако все наши старания оказались напрасными, так как от «Уайлдтрека» остался только корпус. На какую-то секунду у меня мелькнула надежда, что я ошибаюсь, но вот волна подбросила эту лишенную мачт яхту, и я успел заметить знакомую синюю полосу. Это был все-таки «Уайлдтрек». Мы проплыли семьсот морских миль и, как по волшебству, нашли его, но, к сожалению, мы нашли его слишком поздно.

Я спустился в кубрик и освободил руль.

— Ник! Ник! — Теперь в голосе Анжелы звучала новая тревога, но тут и я разглядел на корме «Уайлдтрека» движущуюся оранжевую точку. Сначала я решил, что это надувной плот или подушка, но тут же понял, что это человек в спасательном жилете. «Наверняка Беннистер, — подумал я, — и даже живой, — если только вода не передвигала труп».

Я спустился вниз и пообещал мотору прикончить его, если он не заведется, и выругал себя за то, что не обзавелся автоматическим стартером. Я покачнулся, когда яхту подняло вверх, крутанул ручку, и, к моему удивлению, холодный мотор сразу же завелся. Я опустил трап на место и выбрался в кубрик. «Уайлдтрек» то исчезал в провалах между волнами, то снова появлялся, неуклюже взбирающийся по покрытой рябью волне.

Я развернул «Сикоракс» навстречу ветру, и мотор потащил нас к «Уайлдтреку». Паруса захлопали так, словно поднялась стрельба. Анжела смотрела не отрываясь, у нее даже приоткрылся рот. В этот момент мне было наплевать, о чем она думает и чьи надежды — ее или мои — могут закончиться трагично.

Ветер постоянно менялся. Он дул то в лицо, то в спину. Мы влетели на гребень, и мотор захрипел, словно в агонии, но потом корма опять ушла в воду. Зато, когда мы были наверху, я убедился, что оранжевая фигура на «Уайлдтреке» была все-таки живой, так как она помахала нам и упала. Человек был либо ранен, либо так устал, что едва мог стоять на ногах.