Джон Гришем - Партнер
Рецидив пневмонии случился в январе девяносто второго. Я настоял, чтобы старика перевезли в Билокси, в больницу, – там мне было проще навещать его. Я ходил к нему каждый день, другие посетители у Кловиса не появлялись.
Не приходили ни родственники, ни священник. Только я.
Старик медленно угасал, смерть не хотела забирать его к себе. Он впал в кому. Доктора подключили искусственное легкое, а примерно неделей позже сообщили, что его мозг уже мертв. Я вместе с тремя врачами еще раз прочел его завещание, и мы отключили аппарат.
– Когда это произошло? – спросил Сэнди.
– Шестого февраля девяносто второго года.
Сэнди шумно выдохнул, крепко смежил веки и медленно покачал головой.
– Службы в церкви не было: Кловис знал, что на нее все равно никто не придет. Мы похоронили его на кладбище в Уиггинсе. Я присутствовал на похоронах, нес гроб. У могилы плакали три старушки из церкви, из тех, что плачут на каждых похоронах. Был и священник, притащивший с собой еще троих мужчин – помочь мне нести гроб. Всего набралось двенадцать человек. После краткой молитвы тело Кловиса опустили в землю.
– Гроб, наверное, был совсем легким?
– Да.
– Где же находился сам Кловис?
– Душа его вознеслась на небо.
– А тело?
– В моей охотничьей хижине, в морозильнике.
– Да ты просто рехнулся!
– Я никого не убивал, Сэнди. Старина Кловис уже распевал с ангелами, когда его кости горели в огне. Мне показалось, что он не будет против.
– У тебя на все есть объяснение, так, Патрик?
Лэниган молча сидел на кровати. Его ноги не доставали до пола.
Сэнди прошелся по палате, прислонился плечом к стене. Весть о том, что его друг никого не убивал, почти не принесла облегчения. Мысль о сожженном трупе внушала едва ли не такой же ужас.
– Я хотел бы дослушать до конца. Похоже, ты рассчитал абсолютно все.
– У меня было время обдумать свой план.
– Продолжай.
– Здесь, в Миссисипи, есть закон, карающий осквернителей могил, но ко мне он не применим. Я же не крал Кловиса из могилы – я забрал его тело из гроба. Есть и другой закон – для тех, кто глумится над трупами. Это единственное, что может повесить на меня Пэрриш. Безусловно, мне грозит год в тюрьме. Если в распоряжении обвинения не будет ничего другого, то Пэрриш приложит максимум усилий, чтобы упрятать меня за решетку на год.
– Он не имеет права оставить тебя безнаказанным.
– Не имеет. Загвоздка в том, что, пока я не расскажу о Кловисе, он ничего о нем не будет знать, а для того, чтобы он снял с меня обвинение в убийстве, я вынужден это сделать. Рассказать ему – это одно дело, а дать показания в суде – совсем другое. Он не сможет заставить меня дать показания в суде. Естественно, Пэрриш вынужден допрашивать, так просто он меня не отпустит. Пусть допрашивает. Представить мне обвинение он будет не в состоянии, поскольку я являюсь единственным свидетелем, а доказать, что сгоревшее тело было трупом Кловиса, невозможно.
– Как ни крути, Пэрриш остается ни с чем.
– Совершенно верно. Федеральные власти обвинения сняли, а когда мы взорвем еще и эту бомбу, Пэрриш места себе не найдет, пока не прищемит меня хоть чем-то – ведь я уйду налегке.
– И какой у тебя план?
– Очень простой. Не будем давить на Пэрриша, дадим ему возможность сохранить лицо. Ты отправишься к внукам Кловиса, расскажешь им правду и предложишь денег. Само собой, у них появится желание привлечь меня к суду, и ты подтвердишь, что они имеют на это право. Все равно ничего толкового у них не выйдет: большую часть жизни о старике они не вспоминали. Но будем исходить из того, что в суд они все же обратятся. Отнимем у них эту возможность. Договоримся с ними, и в обмен на деньги они согласятся нажать на Пэрриша, чтобы тот не лез со своими обвинениями.
– Ты – хитроумный мерзавец.
– Благодарю. По-твоему, это сработает?
– Пэрриш имеет право привлечь тебя к суду вне зависимости от желания родственников жертвы.
– Но он не станет этого делать, поскольку не имеет возможности сформулировать обвинение. Худший из возможных вариантов – он приведет меня в суд и проиграет дело.
Куда разумнее отойти на задний план сейчас, воспользовавшись желанием родственников, и избежать опасности проиграть громкое дело.
– Вот о чем ты размышлял последние четыре года?
– Мне приходило в голову и это тоже.
В глубокой задумчивости Сэнди принялся расхаживать у спинки кровати.
– Мы должны все же что-нибудь дать Пэрришу, – негромко сказал он.
– Меня больше волнует собственная персона.
– Речь не о Пэррише, Патрик. Я имею в виду систему.
Если тебе позволить просто уйти, это будет означать, что ты в высшей степени ловко избежал тюремного срока. В дураках оказываются все, кроме тебя.
– На это я и рассчитываю.
– Как и я. Однако не стоит ожидать, что, унизив систему, ты сможешь безнаказанно раствориться в лучах заходящего солнца.
– Никто не заставлял Пэрриша с такой поспешностью выдвигать обвинение в умышленном убийстве. Имело смысл подождать неделю-другую. Никто не приказывал ему делиться своими соображениями с прессой. Никакого сочувствия к Пэрришу у меня нет.
– У меня тоже. Но случай твой трудный, Патрик.
– Я упрощу его – признаю себя виновным по обвинению в глумлении над мертвым телом, но никогда не соглашусь с тюремным сроком. Ни дня за решеткой! Явлюсь в суд, признаю свою вину, заплачу штраф, и пусть Пэрриш добивается моего заключения. Но я буду на свободе.
– Ты будешь осужденным преступником.
– Нет, я буду свободным человеком. Кому в Бразилии есть дело до полученного мной здесь толчка в бок?
Прекратив мерить палату шагами, Сэнди сел на кровать.
– Значит, ты вернешься в Бразилию?
– Там мой дом, Сэнди.
– А девушка?
– У нас с ней будет либо десять детей, либо одиннадцать. Мы еще не решили.
– Сколько у тебя денег?
– Миллионы. Ты должен вытащить меня отсюда, Сэнди! Я создал себе новую жизнь, и ее нужно прожить.
Дверь палаты открылась. Вошедшая сестра щелкнула выключателем и сказала:
– Уже одиннадцать, Пэтти. Посетителям пора домой. – Она коснулась его плеча. – Как себя чувствуешь, мальчик?
– Отлично.
– Хочешь чего-нибудь?
– Нет, спасибо.
Сестра скрылась за дверью. Сэнди поднял свой кейс.
– Пэтти? – спросил он. – Мальчик?
Патрик пожал плечами.
Уже у двери Сэнди обернулся:
– Последний вопрос, Патрик. Где был Кловис, когда ты направил свою машину в кювет?
– Там же, где обычно. На сиденье пассажира. Он был пристегнут ремнем, а между его коленями я поставил бутылку с пивом. И знаешь, что? На его лице я заметил улыбку.
Глава 38
К десяти утра распоряжение по переводу денег в Лондон еще не прибыло. Выйдя из отеля, Ева отправилась в длительную прогулку по Пиккадилли. Не выбрав никакой определенной цели, она шла в толпе прохожих, внимательно рассматривая витрины магазинов и наслаждаясь оживленной жизнью улицы. Три дня, проведенные в одиночной камере, обострили ее восприятие звуков города и голосов суетливых прохожих. Пообедать Ева решила овечьим сыром и салатом в уголке переполненного старого паба. Сидела и впитывала мягкий свет и счастливые голоса людей, понятия не имевших о том, кто она такая. Им было на это наплевать.
Патрик говорил, что первый год в Сан-Паулу он провел очень жизнерадостно: там никто не знал даже его имени. В пабе она ощущала себя скорее Лиа Перес, нежели Евой Мирандой.
На Бонд-стрит начались покупки, прежде всего то, без чего обойтись было никак нельзя, – нижнее белье и духи.
Армани, Версаче и Шанель, а на цены можно не обращать внимания. В конце концов, Ева могла считаться весьма состоятельной женщиной.
* * *Было бы намного проще и значительно менее драматично дождаться девяти и арестовать их уже в офисе. Но оба славились непредсказуемостью, к тому же Рэпли вообще редко покидал дом.
В соответствии с принятым решением явиться за ними должны были еще до рассвета. Что из того, если столь ранний приход перепугает их и унизит перед членами семей?
Какая разница, если прилипнут к окнам соседи? Лучшая тактика – застать их спящими или в душе.
Чарлз Боген в пижаме открыл входную дверь и только негромко всхлипнул, увидев наручники в руках начальника полиции, человека, ему знакомого лично. Семью свою он уже потерял, так что особого позора и не было.
Возникшая на пороге супруга Дуга Витрано проявила характер. С треском захлопнув перед двумя молодыми сотрудниками ФБР дверь, она бросилась на второй этаж, чтобы вытащить мужа из ванной комнаты. Дети, к счастью, спали, когда их отца со скованными, как у обычного уголовника, руками посадили на заднее сиденье автомобиля. Плачущая женщина осталась на ступенях крыльца в одной ночной сорочке, она проклинала ФБР.
Джимми Хаварек, как обычно, улегся спать в стельку пьяным и на звонок в дверь не отозвался. Пришлось будить его, позвонив по телефону прямо из машины. Когда он все-таки поднялся, его тут же арестовали.
