Павел Астахов - Продюсер
Павлов перевернул страницу и уловил нервное движение Виктории. Она пыталась прикурить сигарету обратной стороной. Он покачал головой и продолжил изучение документа. По мере чтения следующей страницы брови Павлова поднялись в высшую точку его и без того высокого лба. Он не верил собственным глазам. Нотариус свидетельствовал, что в завещании помимо сына Иосифа Шлица, получившего все имущество отца, указан еще один наследник. Но это не была Виктория Медянская; этим человеком оказался не кто иной, как народный любимец, звезда эстрады, талантливый и яркий человек — CYRILL PHARFOROV.
Наследник
«Cyrill Pharforov…» — не веря своим глазам, еще раз прочитал Артем. Именно так было записано в английской транскрипции имя Кирилла Фарфорова. Артем, прошедший различные юридические перипетии, выдержавший десятки судебных баталий, кажется, впервые растерялся.
— Как? Значит, ваш сын и Кирилл Фарфоров…
— Ага, — нервно хохотнула Медянская, — Ося поступил так, словно жил не со мной, а с Фарфоровым.
— Но ведь все остальное, а это 99 %, получает ваш сын… — осторожно заметил Артем.
Это было не самое удачное замечание. Виктория вспыхнула.
— А я, законная жена, значит, теперь никто?! — Она яростно затушила сигарету. — Зато наш милый дружок Кирюша стал счастливым обладателем студии!
Артем благоразумно промолчал, а Медянская всхлипнула.
— Любитель розовых кофточек и щечек для Оси оказался важнее меня!
«Только бы истерика не началась», — подумал адвокат и дочитал документ нотариуса до конца. Да, из всего имущества Шлиц специально выделил звукозаписывающую студию. Ту самую ультрасовременную студию, которая создавалась не столько на средства продюсера Иосифа, сколько за счет административного таланта Мити Фадеева. Именно он ведь разыскивал самую модную и качественную аппаратуру. Он же буквально напичкал ее техникой по последнему слову современной звукозаписи. Митя настолько полюбил созданное им под руководством Шлица детище, что даже офис устроил в соседней со студией комнате. Сам по себе весь комплекс выглядел как отдельно стоящее трехэтажное здание в самом центре Москвы. Именно поэтому тайно Митя и сам рассчитывал получить эту студию. Но если верить американскому нотариусу, а не верить ему оснований адвокат пока не находил, выходило так, что это здание теперь должен был занять Фарфоров, ныне находящийся по-прежнему в бегах где-то на морском побережье Франции.
Артем закрыл конверт и задумался. Надо было решить, как поступить дальше. Формально Медянская переставала быть его клиентом по делу о получении наследства. А уголовное дело, в котором адвокат выступал в качестве представителя потерпевшей вдовы, было стараниями Агушина завершено в рекордные сроки, так и не установив настоящего убийцу.
— А вы ему уже сообщили?
— Кому? Фифе? Перебьется! Сам узнает… из газет, — отозвалась зло Медянская. Она никогда не питала к Фарфорову симпатии. На что тот отвечал ей взаимной неприязнью.
— В любом случае. — Павлов повел плечами. — Действительно! Рано или поздно узнает. От вас или от кого-то еще. Обязанность нотариуса состоит в том, чтобы оповестить всех наследников и дать им тем самым возможность принять наследство в срок. Так что лучше б он от вас узнал о таком счастье. Ну а что касается наших взаимоотношений, то… здесь вам решать.
Артем положил конверт на край кресла перед Медянской. Она отстранилась от пакета и вскинула свою миниатюрную головку, отчего стала похожа на какую-то диковинную птичку. «Птичка» взмахнула шалью-крыльями и чирикнула:
— Я все уже решила. Вы, господин адвокат, завершайте свою работу. Как только переведут деньги за страховку Иоси, я с вами расплачусь. Кажется, я вам должна пять процентов?
Артем едва заметно поморщился. Интонации у вдовы были резкими и неприятными.
— Виктория Станиславовна, зачем же так?! Я вовсе не отказываюсь от гонорара. Тем более, мне кажется, я его отработал. Не об этом сейчас речь. Я хочу напомнить вам, что считаю, что настоящий убийца вашего мужа по-прежнему на свободе. И он опасен. Прежде всего для вас…
Медянская вскинула голову:
— Мне все равно, Павлов. Я никого не боюсь! И вообще, для меня все кончено.
Обиженная на мужа за игнорирование ее имени при составлении завещания, Медянская просто не видела, насколько реальна угроза ее жизни и насколько зыбок вопрос, кому в итоге достанутся деньги Шлица.
— Виктория, ничего не кончилось!!! А ваш сын! Я вам говорю, подписанные вами бумаги далеко не означают, что все позади!
Она должна была понимать, что цели убийцы так и остались для всех загадкой, а значит, он потенциально опасен для всех. И, возможно, особенно для основного наследника — сына Иосифа Шлица.
— Я настойчиво рекомендую вам на время уехать к сыну! Ему сейчас нужны ваша любовь и поддержка! Да и безопаснее там… нежели здесь.
Павлов зашагал из угла в угол и размахивал руками так сильно, что смахнул какую-то куклу, сидящую на буфете. Не останавливаясь, подхватил ее и продолжил убеждать Медянскую:
— И, кстати, то, что дело прекращено, вовсе не мешает нам. Мы вполне можем и сами найти преступника.
— Откуда такая уверенность, господин адвокат?
— Вы еще спрашиваете?! Да мы ему на хвост наступили! Посмотрите, что случилось с Митей Фадеевым, с Иваном Бессарабом, с Гариком Бестоффом. Вам этого мало?? Виктория, зло не наказано! Преступник разгуливает на свободе. Неужели вы спокойно закроете на это глаза?
— Но ведь Агушин меня уверял, что это Ваня… — Она с сомнением смотрела на разбушевавшегося защитника.
Артем встал как вкопанный и развел руками в стороны.
— Следователь Агушин спит и видит, как скорее избавиться от этого дела. А вместе с ним и от нас с вами, Вика. Труп Бессараба, извините за цинизм, для него подарок судьбы!
— Подарок… — Медянская натянула на подбородок свою шаль и словно впала в анабиоз.
— Конечно. На него повесили убийство Иосифа, и теперь дело должно быть закрыто. Все! Финита ля трагедия! Убийца и найден, и наказан. Правосудие восторжествовало. По крайней мере, так должны считать широкие народные массы. Хеппи-энд — строго по законам жанра! И так на самом деле и будет!
— Почему? — Вдова уже решительно ничего не соображала и спросила чисто механически.
— О господи! Виктория, потому что так устроен обыватель.
Обыватель
Виктория долго не могла осознать, что цели следствия в общих чертах сходны с теми, что были у ее мужа — очень долго.
— Обыватель? — она уставилась на фиолетовый переливающийся галстук Павлова. — Вы хотите сказать, что следствие работает на толпу? На зрителя?
Тот инстинктивно поправил его и ответил:
— А на кого еще можно работать? Гражданин страны и есть тот самый обыватель, которого развлекал ваш супруг. Органы правосудия, как и политтехнологи, многое заимствуют у продюсеров, а весь бизнес Иосифа Давыдовича был построен и настроен именно на запросы этого самого Обывателя. С большо-о-о-ой буквы!
— С какой?
— «О»! Вот какой!
Павлов раздраженно затеребил пуговицу своего пиджака. Втолковывая вдове очевидные истины, он нервничал все больше, чего с ним давно не происходило. Он чувствовал, что все больше уподобляется обиженному мальчишке. Адвокат глубоко вздохнул, задержал дыхание и, прикрыв на мгновение глаза, медленно выпустил воздух. Проделав эту процедуру несколько раз незаметно от продолжавшей кутаться и вздыхать вдовы, он окончательно овладел собой. Нацепил сдержанную улыбку и вновь зашагал по комнате:
— Виктория, вам необходимо принять решение. Что делать дальше?
— Да-да. Решение. Я его приняла. Все же вы сами сообщите эту приятную новость Фарфорову… А я… я, как вы советуете, завтра же уезжаю к сыну. Все!
— Что делать мне? — Павлов остановился и склонил голову перед Медянской.
Она подняла на него воспаленные глаза:
— Вам? Вам — спасибо большое… Извините, что я сорвалась… Поговорите с Кириллом. Он, в сущности, безобидный. Взбалмошный. Истерики случаются. Но талантливому человеку все можно простить. Возьмите эти документы от американцев, — она протянула папку и продолжила: — Разберитесь там со следователем тоже. Ну, и, как договорились, я все перечислю… в смысле гонорар. Вы же мне доверяете?
— Конечно. Главное, чтобы вы мне доверяли. Хорошо, Виктория. Я все так и сделаю. Удачи вам, Виктория Станиславовна! Прощайте. — Артем порывисто взял ее руку и легко приложился губами.
Медянская отняла руку и, уткнувшись в шаль, заплакала. Павлов взял картонную папку и вышел.
Зависть
Блестящий пластиковый телефон безответно вопил вот уже второй час. Он жужжал, дребезжал и странно гукал, ползая по стеклянной поверхности стола Корнея Фроста. Хозяин стола, телефона и кабинета все это время мрачно разглядывал беснующийся аппарат. И лишь когда телефон зазвонил в восемнадцатый раз, телемагнат поднял трубку и медленно произнес:
