Петр Разуваев - Синдром гладиатора
— Ну? — коротко рявкнул я. Даже шепотом получилось убедительно.
Стеннард последний раз откашлялся, сплюнул в сторону и уставился на меня долгим, тоскливым взглядом. Мое «Ну?» не произвело на него ни малейшего впечатления.
— Что с моими людьми? — спросил он совершенно безнадежно. — Скольких вы убили?
Я смутился. Несколько странное начало для переговорного процесса.
— Человек десять. — Чуть помедлив, я уточнил: — Или одиннадцать.
— То есть — всех — произнес он, глядя на меня с отвращением. — Бог мой, Дюпре, какой же вы…
Что-то удержало его от окончательной оценки. Возможно, это был инстинкт самосохранения? Держась одной рукой за грудь, он сел, еще раз сплюнул под колеса джипа, и спиной привалился к его колесу.
— Вы неисправимы, Дюпре, — устало произнес Стеннард, не глядя меня. — Если бы вы только знали, как вы мне надоели… Я же просил вас, умолял — не делайте глупостей, подождите… А, ладно… У меня в нагрудном кармане ключи от этой машины. Возьмите и — убирайтесь… Все равно она приготовлена для вас. Я еще днем получил указание — выпустить вас завтра утром. Тихо и спокойно. А вы…
Ключи лежали там, где он и говорил — в нагрудном кармане его пиджака. Что же касается всего остального… Возможно, ему и приказали отпустить лично меня. Но я-то хотел уйти вместе с Давидом.
— А что ваши шефы думают о господине Липке? — спросил я, возвращаясь на место.
— Ничего… — равнодушно ответил он, прикрывая глаза. — Добрый вечер, Давид. Вылезайте из-под машины, там грязно. Вас я тоже видел из окна.
Послышалось тихое шуршание гравия, и рядом с нами появился Давид, изрядно потрепанный, но выглядевший вполне довольным. Жизнью, собой и приятной компанией, в которой он очутился.
— Добрый вечер, мистер Стеннард, — вежливо поздоровался он. — Поверьте, мне очень жаль, что все так получилось.
— Вы даже не представляете, как жаль мне, — эхом откликнулся американец. — Вы всерьез решили связать свою жизнь с этим… Человеком?
— Увы, — согласился Давид. — Он, по крайней мере, не собирается меня застрелить.
— Я не получал такого приказа, — вяло возразил Стеннард.
— Пока не получали, — со свойственной ему мягкостью уточнил Давид. — Но мы-то с вами понимаем, что это неизбежно. Не правда ли?
Крыть ему было нечем. Стеннард пожал плечами и взглянул на меня.
— Надеюсь, вы понимаете, что делаете…
— Я уезжаю и увожу мистера Липке с собой, — ответил я. — Вы ведь не против?
— Разумеется, я против. Но что я могу поделать? У меня здесь было двенадцать человек. Насколько я понимаю, ворота охраняет последний… Проваливайте отсюда, Дюпре, сделайте одолжение, а?
— С удовольствием, — кивнул я. — Только вам придется прокатиться с нами. После того шедевра, который я обнаружил на яхте… Если уж взлетать в воздух, то в хорошей компании.
— С вас обед, — вяло пожав плечами, согласился американец. — Вы весьма осторожный человек, месье Дюпре. Если бы вы к тому же умели играть по правилам, с вами еще можно было бы иметь дело…
И, безнадежно махнув рукой, он отвернулся.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
«Если вы сохраняете голову на плечах, когда все вокруг теряют свои, значит, вы просто не понимаете ситуацию». Закон Эванса как нельзя лучше описывал создавшееся положение. Кое-что вполне мог бы разъяснить Давид, но ему было не до того — мистер Липке покойно дремал на заднем сиденье, утомленный праведными трудами, беготней под пулями и прочими непривычными для него занятиями.
Поместье дона Кольбиани мы покинули совершенно спокойно, без каких-либо осложнений. Мистер Стеннард, который, казалось, окончательно утратил интерес к происходящему, позвонил по телефону, найденному нами в машине, и распорядился открыть ворота. Что и было исполнено на наших глазах. Следуя полученным инструкциям, одинокий охранник вышел на хорошо освещенную площадку перед «сторожевой будкой» и аккуратно разоружился, сложив на мелкий гравий традиционный «Узи», кобуру с пистолетом и снятый с себя армейский бронежилет. Затем он отошел метров на десять в сторону и нехотя улегся на землю лицом вниз, заложив руки за голову. Как старый гуманист я прекрасно понимал все неудобства, которые сейчас испытывал этот человек, и отнюдь не собирался затягивать его мучения. Давид уже сидел в машине, и, не тратя время, я направил короткий автоматный ствол на стоявшего рядом американца.
— Умоляю, Дейв. Без глупостей. Мне вовсе не хочется вас убивать.
Окинув меня с головы до ног недоверчивым взглядом, он тяжело вздохнул и молча полез на соседнее с водительским место. Для проигравшего Стеннард вел себя очень прилично. Я забрался в «Land Rover» следом за ним.
— Что дальше? — поинтересовался сидевший сзади Давид. — Вы хотите пригласить мистера Стеннарда в качестве проводника?
— Идите к черту! — опередив меня, откликнулся Стеннард. — Мы находимся в Monterotondo, это тридцать километров от Рима. Карта лежит в бардачке, что вам еще от меня нужно?
— Достаньте карту, — приказал я, по-прежнему держа его на прицеле.
Стеннард молча повиновался. В просторном ящичке обнаружилась не только карта. Там же лежал большой конверт из плотной синей бумаги.
— А это что? — поинтересовался я, перенимая у него карту. Американец пожал плечами.
— Ваши вещи. Документы, портмоне.
— Отлично. Давайте сюда. Кстати — при мне были не только мои документы…
— А… Паспорт Дианы Грае? Он тоже там.
— А сама девушка? — с угрозой в голосе спросил я. Но в ответ Стеннард лишь удивленно приподнял брови.
— Откуда я знаю? Вы же передали ее Кольбиани, с тех пор она перестала меня интересовать. Если уж зашла речь о ней… Скажите, Дюпре, а кто это такая?
— Спросите у Кольбиани, — мрачно посоветовал я, заводя машину и медленно трогаясь с места.
В этот момент все, что не касалось взрывов и их печальных последствий, отошло для меня на второй план. Я наблюдал за американцем, когда он садился в машину, отметил его олимпийское спокойствие, но не могу сказать, что это меня сильно обнадежило. В конце концов, он не самый умный американец в мире, вполне могло оказаться так, что бомбы у них проходят по другому ведомству. Или же его коллеги повторили недавний фокус с радиоуправляемой миной. Существовала еще добрая сотня подобных вариантов, и все они меня одинаково не вдохновляли. Притормозив у ворот, я ловко овладел имуществом распростертого на земле охранника. Опять-таки не факт, что это все его вооружение, но лучше уж зыбкие надежды, чем гарантированная пуля в спину. Резко сорвавшись с места, наш джип проскочил ворота и быстро понесся навстречу свободе.
Стеннарда я высадил уже на шоссе, километрах в десяти от поместья. Предварительно тщательно его обыскав. Как попутчик американец оказался ниже всякой критики. Несмотря на все попытки завязать с ним приятную беседу, он упорно молчал, пристально разглядывая мелькающие за окном достопримечательности. После нескольких неудачных экспериментов я наконец оставил эту затею, и в салоне установилась тишина, нарушаемая лишь мерным шумом двигателя да сладким посапыванием прикорнувшего на заднем сиденье Давида. Картина идиллическая, но уж больно монотонная. Выбравшись на оживленную магистраль, ведущую непосредственно к Риму, и выбрав равноудаленное от всех очагов цивилизации место, я затормозил и съехал на обочину.
— Прощайте, Дейв. Насчет обеда я запомнил. Будет настроение — звоните.
Он посмотрел на меня долгим, изучающим взглядом. Невесело улыбнувшись, ответил:
— Я пошутил. Искренне надеюсь никогда вас больше не увидеть. Да и… Скорее всего, именно этим все и закончится.
— Да? — Я изобразил удивление.
Он мрачно кивнул на спящего Давида.
— За вашей спиной — оружие массового уничтожения. Ему не дадут открыть рот, а коль скоро вы решили его сопровождать… Прощайте, Андре. — Уже открыв дверцу, он внезапно обернулся и покосившись на заднее сидение, быстро и тихо сказал: —
Помните, что я вам говорил о… Разных точках зрения, существующих в «Фирме»?
Я молча кивнул.
— Вы, конечно, можете мне не верить, но… Я действительно ничего не имею против вас. И мне очень не нравится то, чем я здесь занимаюсь.
Выпалив все это, он еще мгновение смотрел на меня, потом улыбнулся как-то смущенно и выпрыгнул из машины. Аккуратно закрыв за собой дверцу.
* * *До Рима оставалось не более десяти километров. Точнее, мы уже ехали по нему, просто безликая вереница огромных ангаров, автостоянок, складов плохо увязывалась в моем представлении с Вечным Городом. В отличие от Милана, Рим был мне знаком достаточно хорошо, еще в позднем отрочестве отец несколько раз брал меня с собой во время кратких деловых поездок, а года четыре назад я был здесь на гастролях с театром. Но тогда вся моя жизнь ограничивалась «историческим центром города», и, как любой турист, я и понятия не имел, что же находится за древней стеной, окружавшей этот центр. Как выяснилось — ничего примечательного. Неприглядная изнанка, похожая на окрестности любого крупного мегаполиса, как две капли воды. Разве что немного грязнее и безалабернее.
