Питер Страуб - Глотка
– Я сам не одолею этот завал.
Если бы не венок, это было бы довольно просто. А так приходилось держа его в одной руке, второй помогать Алану пробраться через камни. Один я перелез бы через камни за пять минут. Меньше – за три. Но нам с Аланом понадобилось почти двадцать минут. Когда мы наконец спустились, мой пиджак промок насквозь от пота, и из ткани торчала оторвавшаяся молния.
Я опустился на колени на большой плоский булыжник, снял с плеча венок и посмотрел на Алана, протягивающего ко мне руки. Когда я спустил его вниз, он тяжело дыша спросил:
– Теперь понимаете, зачем вы мне понадобились?
Отерев со лба пот, я стал внимательно рассматривать венок. Из него торчали куски проволоки, несколько отколовшихся роз и веточка папоротника. Поднявшись, я протянул Алану руку.
Он прошел нетвердой походкой по неровному рельефу из врытых в землю булыжников и попросил меня вернуть ему венок.
– И далеко мы идем? – спросил я.
Алан махнул рукой в сторону видневшейся невдалеке небольшой скалы. Рядом с ней, у самой кромки голубой воды, виднелась полоса красных кленов, а за ней – пологий склон с едва заметной тропинкой. По другую сторону кленов виднелась напоминавшая человеческую ладонь гранитная площадка. Алан попросил передать ему венок.
– Вот это место, – сказал он, устремляясь по тропинке вниз. – Эйприл приходила сюда, чтобы побыть в одиночестве, – сказал он, сделав несколько шагов. – Это место была ей очень дорого. – Он тяжело вздохнул. – Я словно вижу ее здесь воочию.
Больше Алан не произнес ни слова, пока мы не очутились на нависавшей над водой гранитной площадке. Я подошел к краю скалы. Справа в небольшой бухточке ныряли двое мальчишек, пробежавших мимо нас чуть раньше.
– Это и есть похороны Эйприл, – сказал Алан. – Ее настоящие похороны.
Я чувствовал себя чужестранцем, проникшим в чужие владения.
– Я должен с ней попрощаться.
Я отошел под тень кленов.
Алан медленно подошел к краю скалы. Этот маленький седоволосый старик казался мне сейчас почти волшебником. Он думал об этом моменте с тех пор, как узнал о смерти дочери.
– Моя дорогая девочка, – произнес Алан дрожащим голосом, крепко прижимая к груди венок. – Эйприл! Я всегда останусь твоим отцом, а ты – моей дочерью. Ты будешь жить в моем сердце до самой моей смерти. Я обещаю тебе, что тот, кто это сделал, не уйдет от ответа. У меня осталось не так много сил, но их хватит на нас двоих. Я люблю тебя, дитя мое.
Подойдя к самому краю гранитной площадки, Алан поглядел вниз и произнес тихим, мягким голосом.
– Отец твой желает тебе почить в мире и покое.
Затем, сделав шаг назад, Алан взял венок в правую руку и, отведя руку назад, кинул венок, словно диск. Несколько раз перевернувшись в воздухе, он коснулся водной глади.
Мальчишки громко закричали, показывая пальцами в сторону плывущего венка. Кинувшись в воду, они поплыли к тому месту, где он упал, но остановились, увидев на скале меня и Алана.
– Я ведь по-прежнему ее отец, – сказал Алан.
7
Когда мы остановились у дома Джона Рэнсома, только узкие щелочки между веками Алана указывали на то, что он не спит.
– Я подожду, – сказал он.
Джон открыл дверь и пустил меня внутрь.
– Где вы были? Ты знаешь, который час?
Родители Джона стояли посреди гостиной, тревожно глядя в мою сторону.
– С Аланом все в порядке? – спросила Марджори.
– Он немного устал, – сказал я.
– Послушайте, мне надо торопиться, – сказал Джои родителям. – Мы вернемся через полчаса. Не думаю, чтобы вся процедура заняла много времени.
Ральф Рэнсом начал было что-то говорить, но Джон буквально вытолкал меня и захлопнул за нами дверь.
– О, Господи, да старик спит, – казал он, подойдя к машине. – Мало того, что из-за тебя мы опаздываем, ты еще вынул его из постели в таком состоянии, что он вряд ли помнит свое собственное имя.
– Он помнит свое имя, – заверил я Джона.
Сев в машину, Джон похлопал тестя по плечу.
– Алан? С тобой все в порядке?
– Ас тобой? – спросил в ответ Алан.
Я решил поехать по мосту на Горацио-стрит, но тут вспомнил, что говорил мне о нем Дик Мюллер.
– Джон, – сказал я. – Ты не рассказывал мне, что Эйприл интересовалась местной историей.
– Иногда она кое-что изучала по этому поводу. Но так, ничего особенного.
– Но ведь она, кажется, особенно интересовалась мостом на Горацио-стрит.
– Мне ничего об этом неизвестно.
Алан дышал глубоко и ровно, полоски между веками исчезли.
– Почему ты так задержался? – спросил Джон.
– Алан хотел заехал в Флори-парк.
– А что ему понадобилось в Флори-парке?
– Эйприл любила ходить туда.
– Что ты пытаешься мне сообщить? – сердито спросил Джон.
– Там есть скала, нависающая прямо над озером, и Эйприл любила загорать и нырять там, когда еще училась в школе.
– О, вполне может быть, – Джон заметно расслабился.
– Алан захотел увидеть это место.
– И что он там делал? Ходил кругами и страдал по Эйприл?
– Что-то вроде этого.
Джон пренебрежительно хмыкнул.
– Джон, – начал я. – Неужели даже после того, как мы выслушали рассказ Драгонетта о мосте на Горацио-стрит, тебе не кажется, что стоит вспомнить поподробнее об интересе Эйприл к этому месту?
– Но я почти ничего об этом не знаю.
– Что? – полусонно пробормотал Алан. – Что вы там говорите об Эйприл?
Он протер глаза и выпрямился, пытаясь сообразить, где находится. Джон со стоном отвернулся.
– Мы говорили о кое-каких исследованиях, которые проводила Эйприл, – сказал я.
– А...
– Она говорила вам что-нибудь об этом?
– Эйприл говорила мне обо всем, – он задумался на несколько секунд. – Я плохо помню, в чем там было дело. Кажется, речь шла о каком-то мосте.
– А именно о том, по которому мы сейчас поедем, – сказал Джон. – Сворачивай на Горацио-стрит.
Впереди маячили парапет набережной Миллхейвен-ривер и низкие борта моста.
– Это как-то связано с преступлением? – спросил Алан.
– Это само по себе преступление, – ответил Джон.
Я посмотрел на бар «Зеленая женщина», мимо которого мы как раз проезжали, и, за секунду до того, как стены моста скрыли его из виду, успел разглядеть припаркованную рядом синюю машину с открытым багажником, рядом с которой стояли две картонные коробки. Мы проехали по мосту, и в этот момент мне пришло в голову, что машина очень похожа на «лексус», из которого следили за Джоном Рэнсомом по пути в Шейди-Маунт. Я наклонился вперед, пытаясь разглядеть машину в зеркало заднего вида, но стены моста загораживали обзор.
– Ты помешан на этом месте, – сказал Джон. – Как Уолтер Драгонетт.
– Как Эйприл, – произнес я.
– У Эйприл была слишком насыщенная жизнь, чтобы всерьез увлекаться местной историей, – в голосе Джона слышалась горечь.
Мы еще не подъехали к Армори-плейс, когда до нас донеслись голоса, вопящие: «Уотерфорда – в отставку! Васса – в отставку! Уотерфорда – в отставку! Васса – в отставку!»
– Кажется, призыв мэра к единению не был услышан, – заметил Джон.
– Здесь надо свернуть направо, – подсказал ему Алан.
8
Пологий спуск вел прямо к входу в морг округа Миллхейвен.
Я притормозил рядом с черным «седаном», из которого тут же вылез Пол Фонтейн и махнул рукой в сторону небольшой стоянки с надписью «Только для служебных машин». Мы опоздали на десять минут.
– Извиняюсь, это моя вина, – произнес я.
– Ничего, я предпочитаю побыть здесь, а не на Армори-плейс. – Фонтейн посмотрел на выглядевшего смертельно усталым Алана.
– Профессор Брукнер, вы можете посидеть в вестибюле.
– Нет, не думаю, – ответил Алан.
– Тогда пойдемте.
Фонтейн провел нас в небольшой вестибюль с двумя пластиковыми стульями, стоящими по обе стороны высокой пепельницы, полной окурков. За следующей дверью сидел, постукивая карандашом по столу, молодой блондин с угреватым лицом.
– Теперь все в сборе, Тедди, – сказал ему Фонтейн. – Я скоро приведу их обратно.
Мы пошли по длинному коридору, освещенному двумя рядами свисавших с потолка флюоресцентных ламп. Стены были выкрашены в защитный цвет.
– Мне лучше заранее подготовить вас к тому, что вы увидите, – сказал Фонтейн. – От его лица почти ничего не осталось. – Он остановился около четвертой двери справа и посмотрел на Алана. – Это может сильно взволновать вас.
– Не беспокойтесь за меня, – сказал Алан.
Фонтейн открыл дверь в небольшую комнату без мебели и окон. В центре комнаты лежало на каталке покрытое простыней тело.
Фонтейн подошел к каталке.
– Вот тело человека, которого мы нашли в переходе под отелем «Сент Элвин», – он откинул простыню с лица трупа.
Алан порывисто вздохнул. Большая часть лица несчастного была изрезана так, что напоминала сырой бекон. Под этими кусками кожи виднелись на удивление здоровые и ровные зубы. Под пустой глазницей торчала ключица. Длинные резаные раны покрывали шею, заканчиваясь на груди, уже под простыней. Нижняя губа свисала на подбородок.
