Роберт Маккаммон - Всадник авангарда
Ночная гостья потащила его через всю комнату к кровати, показав этим, что индейцы видят в темноте не хуже кошек. Мэтью упал на эту кровать спиной, и девушка стала вести себя совсем не по-девичьи.
Началось раздевание Мэтью — если можно так назвать сдирание с него ночной одежды. И это была даже не его одежда — ее дал Сирки, и Мэтью подумал, что если ост-индский великан потребует свои вещи обратно, придется ему удовлетвориться лохмотьями, оставленными зубами и пальцами вест-индской девушки. Поспешность ее действий смешила, но и льстила тоже.
— Постой! — сказал он, ошеломленный такой скоростью воплощения желаний.
Второго «постой» он не успел сказать, потому что девушка зажала ему рот рукой и прикусила живот чуть южнее пупка. В лохмотьях ночной одежды, почти голый, Мэтью почувствовал, как его прижали к кровати и делают с ним, что хотят.
Она целовала его в губы, прихватывая ртом язык, потом стала целовать в горло. И что ему было делать в этот момент, как не лежать, принимая ласку? Он отвечал на поцелуи и был бы неблагодарным — да просто свиньей — если бы тело его не отозвалось. И оно отозвалось.
Под пелериной на ней ничего не было. Не было и времени на прелюдию — она оседлала Мэтью и охватила его с увлажненной легкостью разврата и торопливостью неодолимого желания. Он не противился, но когда попытался коснуться ее волос и лица под капюшоном, она еще сильнее прижала к кровати его руки.
Если бы кто-нибудь из ее племени попытался бить в барабан в такт движениям ее бедер, то в первую же минуту стер бы себе руки в кровь.
— Боже мой! — сказал Мэтью или подумал, что сказал. Он не мог сам этого понять, потому что его чувства летали по комнате бешеными кругами. Пускай завтра он не сможет ходить — отчаянный ночной спринт того стоил.
Она подалась вперед и резко прикусила ему губы. Очень резко и больно, — и Мэтью понял, что это вовсе не Штучка.
Ария Чилени.
Ну конечно! Женщина с холодной душой и животными потребностями. Эти потребности она сейчас и предъявляла, требуя от него удовлетворения — собиралась насладиться его телом, и на все остальное ей было плевать. Его это вполне устраивало. И пусть душа ее остается холодной, пока кое-что другое так горячо. Да, вполне устраивало.
Он решил отдать не меньше, чем получает, и стал встречать ее на полпути в каждом движении, и если бы этой скачке прибавить еще энергии, кости хрустнули бы от соударений. Зубы Мэтью стучали от неудержимой тряски, и он опасался, как бы глаза из черепа не выскочили. Женщина совсем забылась в пылу страсти, она терлась об него, вращая бедрами по кругу, по кругу, и Мэтью, который ничего подобного не испытывал после случая с помешанной на сексе нимфой Чарити Ле-Клер, мог лишь крепиться в этой камнедробилке, сдерживая грядущий взрыв, от которого мадам Чилени могла бы улететь, пробив потолок.
Но нет, нет… он должен выдержать этот штурм, сколько сможет.
И он послал мысль в далекий путь: вообразил, будто плывет в холодных глубинах океана, но в этой комнате пульсировал жар, и яростная стычка обещала, что вскоре подводному путешественнику придется всплыть из глубин.
Он опять попытался протянуть к ней руки, и снова они оказались прижаты к постели.
Тут ритм ее движений изменился, став чуть менее бурным, она наклонилась вперед и нежно поцеловала его в губы, и ее прикосновение всколыхнуло не очень далекое, но весьма приятное воспоминание.
Это была не Ария Чилени. Он понял, что это — Минкс Каттер.
Да. Сомнений не было. Хотя Мэтью и не поручился бы в том своей головой.
А они продолжали двигаться навстречу друг другу, совершая уже более нежные, но все еще мощные толчки, и рот ее припал к его губам, и ее язык бродил у него во рту. Минкс, чуть не назвал он ее по имени, но рот был слишком занят. Она целовала его, покусывала, а бедра женщины ходили по кругу, по кругу, крепко держа его в себе. Да, определенно Минкс Каттер. Может быть.
Проблема была в том, что он не мог дотронуться до ее лица или волос, а запахов не ощущал совсем. Разбитый и распухший нос надежно задерживал их на входе. И совершенно непонятно было, пахнет эта скачущая на нем женщина землей, огнем или пеной морскою. Попытался вдохнуть ее аромат — безуспешно.
А женщина опускалась на него все резче и резче, и стала постанывать таким голосом, который мог принадлежать любой из трех подозреваемых, и Мэтью совсем отчаялся понять, кто она. И наконец он дернулся ей навстречу в последний, решающий раз, и жар их слился и сплавился, и уже невозможно было держаться, и он полыхнул жарким белым пламенем, в глазах завертелись колеса цветного огня, и Мэтью излился в нее, сжимающую его все сильнее, издающую стоны страсти и удовлетворения, разжигающие Мэтью еще жарче. И когда он выдохся совсем, его загадочная любовница медленно вильнула бедрами по кругу последний раз, и наслаждение смешалось с болью, как и должно быть в любви.
Женщина слезла, прикоснулась к самому ценному инструменту Мэтью, поцеловав мокрый кончик и тут же отошла от кровати, не произнеся ни слова. Бесшумно открылась и закрылась дверь, и волнующий эпизод завершился.
— Черт побери, — прошептал Мэтью в темноту.
Темнота ответила — по-своему: едва заметно вздрогнул остров Маятник, будто огромный зверь шевельнулся во сне, и замок отозвался скрипучей симфонией потрескиваний, шорохов и щелчков.
Мэтью встал с постели. На трясущихся ногах дошел до двери, открыл, выглянул. Как он и думал, в коридоре никого не было. Штучка… Ария Чилени… Минкс Каттер. Кто же из них? Почему-то он подозревал, что так и не узнает этого никогда.
Он закрыл дверь, задвинул засов, снова зажег свечу-часы, оценив на глазок прошедшее время, и вернулся в постель — готовый ко сну и ко всему, что принесет ему утро в этом незнакомом новом мире.
Примерно в шесть часов Мэтью стоял одетый у подножья лестницы. Над морем восходило солнце, воздух был тих и день обещал выдаться теплым, даже жарким.
Через несколько минут появился черный слуга средних лет в напудренном высоком парике и ливрее цвета морской волны — судя по всему, таков был вкус профессора Фелла в выборе цветов и костюмов. Слуга был в черных кожаных перчатках и держал кожаную сумку того же цвета.
— Доброе утро, сэр, — сказал он Мэтью. Лицо его оставалось бесстрастным. — Соблаговолите проследовать за мной?
Мэтью пошел следом за ним к двери, располагавшейся за лестницей. Слуга провел его через ухоженный сад, где распевали на деревьях ранние птицы. Дорожка, обсаженная лиловыми и желтыми цветами, вывела к каменным ступеням, уходящим вниз по обрыву к морю.
— Ступайте осторожней, сэр, — предупредил слуга в начале спуска.
— Дэниел! — вдруг окликнул его чей-то голос. Дэниел и Мэтью остановились. К ним из-под деревьев направлялся еще один слуга. — Я сам отведу этого молодого человека вниз.
— Это было приказано мне, — ответил Дэниел.
— Я же знаю, что ты этого не любишь. — Нагнавший их слуга — или же он их тут поджидал? — был одет точь-в-точь, как первый, но выглядел на несколько лет старше, имел квадратную челюсть и глубоко посаженные глаза, глядевшие и печально, и целеустремленно. — Я сделаю это за тебя.
— Но ты ведь тоже этого не любишь.
— А кто любит? — спросил второй слуга, приподняв брови.
И протянул руку за сумкой.
Дэниел снял кожаные перчатки, второй слуга их надел. Потом из рук в руки перешла сумка. Дэниел испустил нескрываемый вздох облегчения.
— Спасибо, Джордж, — сказал он, кивнул Мэтью, отвернулся и направился обратно в замок.
— Сюда, сэр, — указал Джордж, начиная долгий и — как показалось Мэтью — крайне опасный спуск по мокрым от воды ступеням.
Внизу обрыва стоял деревянный помост, выдающийся в океан и располагавшийся настолько близко к воде, что самые большие волны хлопали по нему снизу. От него отходила широкая доска футов десяти в длину, нависшая над бурной водой, а на конце доски находился очень неприятного вида металлический шип, покрытый веществом, которое могло быть лишь запекшейся кровью. Мэтью заметил нечто вроде верха проволочной изгороди, обнажавшейся во впадинах между волнами, изогнутой в виде окружности диаметра в сто или больше футов. Что-то там внутри сидит, как в клетке, подумал он. Но что? У него под рубашкой выступил пот.
— Не соблаговолите ли оставаться на месте, сэр? — предупредил Джордж.
Он уже поставил сумку на землю и сейчас открывал ее замок, сделанный в виде бараньих рогов.
Мэтью был более чем рад повиноваться, потому что ветер, наполненный брызгами и без того хлестал в лицо.
Джордж осторожно заснул руку в портфель и вытащил за растрепанные волосы голову Джонатана Джентри. Мэтью безмолвно ахнул и сделал пару шагов назад. Лицо мертвой головы было серым с зеленым налетом на впалых щеках. Держа голову на вытянутой руке, Джордж подошел к шипу и сделал то, что Мэтью как раз-таки и боялся увидеть: насадил ее на шип, потом вернулся по той же доске и встал, глядя на океан.
