Ранульф Файнс - Профессионал
Дэвис сказал, что в ближайшее время вряд ли заглянет к Тошу, так как у него будет много работы. В эту же ночь он позвонил де Вилльерсу и сказал, чтобы тот приезжал немедленно.
Три дня наблюдения у «Солнечной долины» позволили установить трех вероятных Мэков, но лишь один из них внешне соответствовал человеку с фотографии, которую показал Тош. Дэвис проследил за ним до Солсбери-авеню. На третий день он заметил, что у велосипедиста проблемы с равновесием. Вечером Дэвис услышал слова «До завтра, Мэк», посланные вдогонку из мясной лавки, и понял: перед ним тот, кто нужен. Люди из «Таднамса» установили наблюдение за домом на Солсбери-авеню, что позволило Дэвису знать о всех передвижениях Мэка, его жены, дочери и гостей.
В последнюю неделю ноября, вскоре после приезда де Вилльерса, перед домом Мэка остановилась машина, на заднем стекле которой была наклейка, указывающая, что за рулем врач. Дэвис проследил за машиной до больницы на Этелберт-стрит. В два часа ночи в среду, 2 декабря, де Вилльерс бесшумно проник в больницу, не оставив следов своего пребывания. На Солсбери-авеню проживал только один Мэк, и де Вилльерс переснял его историю болезни.
– Наш приятель – эпилептик, – объявил он Дэвису, вернувшись в машину. – Он может умереть как через несколько дней, так и через несколько лет.
– Хочешь сказать, нам нужно поторопиться? – спросил Дэвис.
Де Вилльерс пропустил вопрос мимо ушей.
– Какой прогноз на ближайшие дни? – продолжал Дэвис.
– Все проще простого. Выходные он в основном проводит дома, как правило, один. Лучшее время – утро субботы, четверть девятого. Жена на работе, а дочь катается на лошадке. Единственная альтернатива – когда он на велосипеде, но это на самый крайний случай, поскольку обычно он ездит в самый разгар дня.
Де Вилльерс отправился в Лондон за необходимым оборудованием.
Дэвис больше не возвращался в «Канцлер». Тош Эш умер восемь месяцев спустя. Его тело было обнаружено на берегу моря в Испании. Судя по всему, он вывел погулять свою собаку, а когда на нее набросилась чужая, скончался от сердечного приступа.
Глава 40
В начале декабря насущные дела вынудили Дэвида Мейсона на время оставить наблюдение за домом на Солсбери-авеню. Даррел Халлет встретился с ним в кафе в Россе, чтобы войти в курс дела. Мейсон уже обошел несколько гостиниц и частных домов, надеясь с помощью жильцов и персонала выйти на след незнакомцев с фотографий, сделанных у вади Сумайл. Никто до сих пор не позвонил, несмотря на то что в несезон постояльцев было мало. И двое людей Мейсона, наблюдавших за Мэком, не заметили никакого постороннего интереса к его дому и к нему самому.
Халлет больше не торговал шоколадом. Его, проработавшего не за страх, а за совесть двенадцать лет, владельцы фирмы вынудили уволиться, поскольку решили свернуть торговлю в Южном Уэльсе. Заручившись бесплатной поддержкой двух бывших офицеров SAS, один из которых возглавлял городскую коллегию адвокатов, Халлет начал борьбу за свои права, и 28 марта 1985 года по решению Промышленного трибунала Кардиффа во внесудебном порядке получил три с половиной тысячи фунтов от «Роунтри» в качестве компенсации за незаконное, с его точки зрения, увольнение. После чего он устроился в крупную страховую группу, где вынужден был начать все с нуля. Поэтому ему становилось все труднее выкраивать время для Спайка. Однако никакие силы не отняли бы у Халлета еще один шанс расквитаться с неуловимым валлийцем.
Мейсон рассказал про ультракоротковолновой передатчик, который должен подать сигнал, если Мэк нажмет кнопку на щиколотке, – это можно сделать незаметно, даже когда на тебя направлен пистолет.
– Долго еще Спайк собирается прикрывать Мэка? – спросил Халлет.
– Пока мы в игре.
– Все это продолжается уже почти десять лет, а мы по-прежнему не знаем, какие мотивы движут нашим противником.
Мейсон загасил сигару, не обращая внимания на свирепый взгляд пожилой официантки, тотчас убравшей зловонную пепельницу.
– Ты говоришь о десяти годах, Даррел, однако мы не можем сказать, что включились в игру с самого начала. Возможно, Миллинг не был первой жертвой. И также мы не знаем, сколько еще намечено целей.
– Почему ты отдаешь Спайку свое время, которого у тебя и так мало?
Мейсон усмехнулся.
– Мне нравится этот человек. Я уверен, что мы делаем нужное дело. Мы причиняем зло только тем, кто, если бы нас не было, причинял бы зло другим. А ты?
– Я валлиец, – задумчиво промолвил Халлет. – Мне хочется, чтобы все было по справедливости. К тому же у того парня, за которым ты следил в Маскате, передо мной личный должок.
– Нашему делу здорово навредил Чарльз Бронсон с его «Жаждой смерти»[39],– сказал Мейсон. – Теперь никто не выскажется в защиту комитета бдительности[40] – а именно так будет классифицирована наша деятельность, если о ней станет известно. Возможно, большинство будет молчаливо одобрять, но никто не признается. Помнишь, каким визгом было встречено одно только предложение насчет «ангелов-хранителей»[41] в лондонском метро? Столько разговоров, что транспортная полиция слишком малочисленная и не может защищать пассажиров, однако мало кто согласен на патрули в красных беретах.
– Не могу представить себе того, – прервал его Халлет, – кто выступит против «ангелов-хранителей», будучи спасен ими от грабителей или насильников на пустой и темной станции подземки.
– В самую точку, – согласился Мейсон. – Глупцы, что отказывают нам в праве на существование, не задумываются о спасенных нами жизнях.
– Ты прав, – вздохнул Халлет, расплачиваясь по счету. – Я горжусь тем, что мне довелось работать со Спайком, тобой и остальными. И к черту чистоплюев, фарисеев и ханжей. Моя совесть чиста, и для меня это главное.
– Ты готов? – спросил Мейсон, протягивая ему приемник.
Халлет улыбнулся.
– Если сволочи покажутся здесь, они об этом пожалеют.
Глава 41
Мужчины носили смокинги, однако подошвы их лакированных ботинок были резиновые. Они взяли привычку одеваться так перед ночным выходом на улицу, чтобы не вызывать подозрений у полицейского патруля. Те, кто носит такую одежду, редко бывают замешаны в грубых преступлениях. У Дэвиса был при себе чемоданчик.
В три часа ночи де Вилльерс и Дэвис, надев тонкие кожаные перчатки, проникли в заросший кустами сад, примыкающий справа к дому Мэка. Предыдущей ночью Дэвис из пистолета 22-го калибра с глушителем разбил лампочку уличного фонаря, так некстати стоявшего на Солсбери-авеню.
Оказавшись в саду за домом Мэка, каждый злоумышленник повязал на шею черный платок, скрывший белую сорочку. Бесшумными тенями двое застыли в темноте. Существовала вероятность, что какой-нибудь глазастый сосед, страдая бессонницей, заметил их и вызвал полицию. В этом случае полицейский наряд прибыл бы в течение часа. Де Вилльерс и Дэвис переждали этот час в саду, готовые скрыться при малейших признаках опасности.
Наконец де Вилльерс решил, что опасаться нечего, и они, промокшие и озябшие, проникли в гараж Мэка, превращенный в сарай, чтобы дождаться там утра.
В половине седьмого, задолго до рассвета, они быстро пересекли просторный сад и приблизились к дому. Оба действовали быстро и без суеты. Дэвис уже предварительно все разведал. Мэк всегда оставлял окно в своей спальне раскрытым настежь, спал крепко, предположительно из-за лекарств, а кроме хомячков в клетках, других зверей и птиц в доме не было. Все оконные рамы поворачивались на петлях, а не поднимались, подоконники снаружи были широкие, прочные.
Встав на подоконник гостиной, де Вилльерс бесшумно подтянулся и забрался в открытое окно спальни Мэка. Дэвис последовал за ним. Глубокое ровное дыхание свидетельствовало о том, что Мэк спит, поэтому оба преступника спрятались в большом шкафу в углу за кроватью, чтобы дождаться финала операции.
В половине восьмого утра Полин и Люсия встали, умылись и позавтракали. Полин работала по субботам и перед уходом из дома обычно заглядывала попрощаться с мужем, который в выходные не работал. В то утро около восьми она просунула голову в дверь и увидела, что Мэк еще крепко спит. Бесшумно притворив дверь, Полин спустилась вниз и пошла к автобусной остановке, находившейся рядом с домом.
– А что насчет дочери? – шепотом спросил де Вилльерс, когда захлопнулась входная дверь.
– Тоже уйдет. У нее по субботам балет или верховая езда.
Они бесшумно выбрались из шкафа, осторожно посматривая на спящего Мэка.
План, предельно простой, был составлен Дэвисом после того, как он изучил историю болезни Мэка и начитался литературы, посвященной эпилепсии. Если залепить Мэку рот и ноздри пластырем, последует смерть от удушья, которую припишут необычно сильному припадку. Дэвис знал, что коронеры редко тратят больше времени и сил, чем того требует здравый смысл. Когда нет причин для подозрений, кто возьмется искать улики? Если бы обозреватель Всемирной службы Би-би-си Георгий Марков[42] не был болгарином и не жаловался долго и громко на невидимый укол зонтиком в ногу, коронер ни за что не распорядился бы провести анализ крови, в ходе которого был выявлен редкий токсин, впрыснутый в кровеносную систему из ампулы не больше булавочной головки.
