Замерзшее мгновение - Камилла Седер
Она поднялась, быстро взяла свой блокнот со стола и папку с книжной полки.
— Мне надо бежать. Надеюсь, что смогла помочь вам.
Телль кивнул и пожал ее протянутую руку.
— Спасибо, что уделили мне время. Еще только одна вещь. Кого я могу спросить о Сусанн Пильгрен? Может, кому-то известно, где она сейчас?
— Живет здесь, в Ангереде?
— Здесь? Нет, не знаю. Согласно последней переписи, она была зарегистрирована в Хёгсбу.
— Тогда она к нам не относится; попробуйте связаться с Хёгсбу. Сейчас мне действительно нужно идти.
Она уже собиралась открыть дверь, и вдруг остановилась на пороге.
— Кстати, что случилось с Улофом? Его убили, или он кого-то убил?
36
1995 год
Комната была его свободной территорией.
Сульвейг полностью лишилась разума, но казалось, понимала, что в их доме только один умалишенный. Он тоже наверняка сошел бы с ума, если бы не имел возможности уходить в свою комнату без риска, что она потащится за ним, выплевывая свои горькие обвинения.
Он уже давно стыдился своей комнаты: грязные плакаты с гоночными машинами; покрывало из детского отдела магазина «Оленс» с Тинтином и Милу — маленьким он обожал Тинтина; позорный коврик в форме рыбки — он был позорным, уже когда Сульвейг подарила его ему на тринадцатилетие. Коврик лежал перед его кроватью в Рюдбухольме по единственной причине — закрывал пятно на полу. Хотя приятелям лучше было видеть пятно, и он убирал коврик в шкаф до тех пор, пока они не оставались вдвоем с матерью. Ее как известно, легко обидеть.
Теперь он был благодарен себе за то, что после переезда скопировал обстановку старой детской комнаты маленького мальчика: противный коврик-рыбка выражал чистую детскую наивность, которую он теперь считал не унизительной а скорее успокаивающей. Любой человек, входящий в эту комнату, не знающий, кто он и что сделал, сразу понял бы: здесь живет ребенок. А ребенок не может быть виновен.
Мужчина — социальный работник, приходивший, чтобы поговорить с матерью после исчезновения Мю, — занял такую же позицию. Как робот, он монотонно повторял одно и то же, словно текст заранее записан на пленку: «Это не твоя вина, Себастиан». И столько же раз он повторил Сульвейг: «Вовсе не обязательно, что что-то случилось, Сульвейг».
Себастиан лучше знал свою мать и ждал, когда произойдет взрыв. Взрыв произошел, и результатом стала рваная рана на руке социального работника от вазы, разлетевшейся на куски. Вообще-то Сульвейг бросила вазу не в него — он поранился, собирая осколки с пола. Но она обрушилась на него словесно, также тихо и монотонно, какой сам говорил раньше, только ее голос был наполнен гневом. Социальный работник, наверняка обученный общаться с агрессивными людьми в моменты кризиса, столь же монотонно ответил: он видит, что Сульвейг переживает. Он слышит, что Сульвейг переживает.
Тогда Сульвейг в ярости выставила его за дверь. Словно это социальный работник виноват в том, что Мю не вернулась домой в ночь после вечеринки. Словно он был виноват, что старшая сестра, уехавшая домой на несколько часов раньше младшего брата, так и не появилась, когда тот в изрядном подпитии прокрался по коридору в четыре часа утра и был встречен с таким же праведным гневом, от которого утром пришлось пострадать и телефонисту, и дежурному в полицейском участке.
Полицейским, наконец-то нашедшим время выслушать Сульвейг, также удалось сохранить спокойствие, получив свою порцию гнева.
— Ей ведь девятнадцать лет, госпожа Гранит. Вы же понимаете, что она могла отправиться куда-то по собственному желанию. Они все такие в этом возрасте. Достаточно взрослые, чтобы самим о себе позаботиться, но не думать о тех, кто, возможно, о них беспокоится. Вот увидите, госпожа Гранит, она скоро появится.
Себастиан понял, что полицейские наверняка смотрели на его мать как на истеричную дуру. Он к этому привык. Однажды случайно услышал, как владелец их дома назвал Сульвейг пациенткой психушки с восьмого этажа. Мужик забыл нажать кнопку блокировки разговора на своем телефоне. В тот раз Сульвейг вбила себе в голову, что под полом живут крысы, и заставила позвонить Себастиана, подозревая, что секретарь нарочно не переключает ее звонки на шефа.
Себастиана не особенно трогало, что люди пренебрежительно отзываются о его матери.
Они не сказали, сыграло ли здесь какую-то роль твердое убеждение Сульвейг, но полиция приняла решение о розыске Мю, исходя из версии, что с ней произошло несчастье.
Они успели побеседовать с организаторами вечеринки в клубе. Те по памяти перечислили всех участников этого закрытого мероприятия — никаких списков, естественно, не было, — назвав имена лишь некоторых находившихся там персон. Только нескольким из указанных лиц позвонили и попросили вспомнить, не видели ли они на вечеринке такую-то девушку и не слышали ли что-либо о ее планах после ухода из клуба; не заметили ли, с кем она разговаривала. Больше ничего сделать не успели.
Поиски в окрестностях клуба прекратились в тот же день, когда и были начаты, поскольку Мю обнаружили в паре километров от клуба. Она лежала открыто, всего в тридцати метрах от дороги, и собаки сразу нашли ее. Велосипед с проколотым колесом валялся в канаве.
На второй день к ним домой пришли другие полицейские — два констебля, пожилой мужчина и молодая женщина. У женщины-констебля сочувствие, кажется, было высечено на лице. Словно она раз и навсегда среди нескольких выражений выбрала именно это.
Он тогда подумал, что Мю мертва.
— Она не умерла, госпожа Гранит, — сказал мужчина. — Но у нее сильное охлаждение и она находится без сознания. Вы должны быть готовы к худшему.
Себастиан подошел на цыпочках, когда Сульвейг закрыла за собой дверь ванной и оттуда понеслись тягучие вопли, которые он с детства ненавидел. Пожилой констебль вздрогнул и закашлялся, вдруг увидев Себастиана, стоящего в дверях гостиной.
— Она ударилась головой и находится без сознания, она… неизвестно, придет ли она в себя.
Полицейские не оставили Себастиана в квартире, хотя он молча вцепился в дверь своей детской и отказывался идти. Теперь он сидел в приемном отделении с приглушенным зеленоватым светом, чувствуя на своих плечах тяжелые руки врача — словно тот хотел удержать его, если он надумает сбежать. Себастиану очень хотелось сбежать.
— Она упала и ударилась головой о камень, — объясняла женщина, державшая за руку Сульвейг.
Врачей, как и полицейских, было
