Александр Колин - Комедия убийств. Книга 1
Гвискард в сопровождении сыновей вернулся в кресло, крикнув походя солдатам, чтобы закрыли окно: в помещении было и без того холодно.
— Я трачу время на разговоры с тобой только потому, что ты назвался сыном моего вассала рыцаря Рикъ-ярда, — проговорил герцог Роберт. — Ты, и верно, похож на него, к тому же с тобой его перстень… Все так, но… одного я не пойму: как случилось тебе уцелеть, захватить коней и оружие, даже перстень, а потом бежать? Что скажешь?
Уже второй раз встречался Губерт с герцогом, не спешившим исполнять волю покойного. Полторы недели назад, как только «сын» Рикхарда де Монтвилля известил господина о своем появлении в Салерно, в этом самом зале собрал Гвискард приближенных, в обществе которых и заслушал рассказ беглецов («Гвильямино» также присутствовал).
Если допустить, что группу всадников тайно послали в Белый Утес с проверкой, то они должны были бы уже вернуться. Но ни один сколь-либо внушительный отряд не возвращался в город до того момента, когда Губерта позвали сюда, это он знал точно. Большая дружина отбыла на Сицилию, часть ее запросто могла, отделившись, отправиться в любом другом направлении. Прозвище Гвискард герцог получил не случайно — никто никогда не знал, что у него на уме, даже приближенные, даже сыновья, даже жена, даже наложницы… Все, кроме одной — юной Гаиты, найти способ приблизиться к которой так старательно искала всю неделю Арлетт.
Пока это не получалось, удалось лишь выяснить, что часть советников склонялась к тому, чтобы оказать доверие «Роберту», одарить, снабдить войском, дабы он мог найти и жестоко покарать разбойников за смерть родителей. Другие — они, к счастью, оказывались в меньшинстве — говорили, что ввиду медлительности юноши (беглецы объясняли ее тем, что сбились с дороги) спешить уже некуда: разбойники не настолько глупы, чтобы, сидя в разграбленном замке, ожидать возмездия; их все равно придется долго выслеживать, прежде чем преступники сподобятся чести встретиться с Арнольдо.
— Великий герцог, — начал Губерт. — Я уже все рассказал. Одна служанка помогла мне, она спрятала меня, а когда злодеи перепились, открыла ворота, чем дала возможность убежать мне и Гвильямино, своему сыну, прижитому от господина, моего отца. Иные из разбойников встали и бросились на нас, но Гвильямино поразил одного из арбалета, а другого я зарубил мечом. Когда же начали подниматься и прочие, мы предпочли бежать, так как если бы мы погибли, то некому было бы отомстить.
Гвискард молча кивнул:
— Что скажешь, Боэмунд?
— Разумно. Говорят, и прежде люди часто старались до времени сохранить свою жизнь, с тем чтобы после отдать ее подороже, не зря же говорят: dolls ап virtus quis in hoste requirat[66]?
Герцог наклонил голову вправо, чтобы обратиться с тем же вопросом к младшему сыну. Последний, раздосадованный тем, что его спрашивают во вторую очередь, сердито процедил сквозь зубы:
— Подозрительно мне, слишком уж просто и чудесно, чтобы быть правдой… Этот человек просто корыстолюбивый лжец, я бы заменил им Индульфо, когда Арнольдо закончит работу.
Не успел Рутгер закончить, как брат его едва слышно проговорил:
— Aliena vitia in oculis habemus, a tergo nostra sunt[67].
Намек Рутгеру не понравился.
— Тебя, братец, следовало бы сделать монахом, — так же тихо ответил он.
— А кое-кого казначеем… — не остался в долгу Боэ-мунд.
— Ну хватит! — прервал перепалку сыновей герцог, опасаясь, что сейчас старший из них пройдется по части воинской доблести младшего, что приведет к скандалу, и тогда уж будет не до допроса.
А герцогу необходимо было решить, что делать со свалившимся на его голову наследником замка в Белом Утесе. Гвискард отправил не войско, а нескольких лазутчиков, вернувшихся прошедшей ночью с вестью, позволявшей герцогу исполнить волю барона, — судя по всему, молодой человек и в самом деле был сыном последнего. Юноша доказал, что умеет превосходно обращаться с любым полагавшимся рыцарю оружием, прекрасно владел конем, кроме того, нашлись такие, кто помнил Роберта по сицилийскому походу, в котором ему, тогда еще мальчику, случилось сопровождать отца. Можно было поверить ему, и все-таки… как верно заметил Рутгер: «Все слишком уж просто и чудесно, чтобы быть правдой…»
Однако Боэмунд уж точно не глупее брата, а думает иначе. Хотя, с другой стороны, если повелитель окажет милость… обманщику. Герцог понимал, что, какой бы лютой и мучительной казни ни подверг бы он самозванца, кривотолков не избежать; бароны и дружина станут шептаться: «Господин стал староват, где же его хитрость и мудрость, которые мы так превозносим?» Горожане будут посмеиваться, а властителя, над которым смеются, не боятся. Утрата страха подданных — потеря власти.
Жаль не вовремя скончался Иосцелин, тесть Рикхарда. Старик вернее всех мог бы опознать внука. Но отца покойной госпожи замка в Белом Утесе не воскресить, а ее брат, не ладивший с герцогом, давно уже сменил сюзерена, перебравшись под крыло к Рутгеру Сицилийскому. Впрочем, от сына Иосцелина толку в данной ситуации мало — он видел племянника только в нежном возрасте.
Следовало принять решение. Разбойники, как доносили, частью рассеялись, частью ушли на север. Хорошо бы послать дружину, но пришлось отправлять войско брату на Сицилию, а ведь и здесь не все просто; город едва завоеван, в стране не спокойно, жители покорны, только пока остры клинки норманнов, пока быстр бег и неудержим натиск их дестриеров, пока между баронами поддерживается хрупкое согласие, а оно только до тех пор возможно среди своевольных вассалов, из которых один не желает уступить другому, покуда боятся они господина, верят в его, мудрость, силу и справедливость.
— Скажи-ка нам… Роберт, твой отец, он ведь карал непокорных, наказывал ослушников? — спросил Гвискард, а когда Губерт кивнул, попросил: — Расскажи нам, как он казнил их.
Губерт охотно пустился в повествование, во время которого время от времени, забыв о субординации, и герцог и сыновья все чаще задавали вопросы рассказчику, нередко без стеснения перебивая друг друга. Обстановка разрядилась, а над историей казни Мели-тены Боэмунд и Рутгер хохотали от души.
— Надо бы перенять опыт мессира Рикъярда, пусть земля ему… — наскоро перекрестившись, предложил Рутгер. — Отец, у тебя же тюрьма полна, может, устроим завтра потеху?
Тут столь разные и внешне и внутренне братья проявили изрядное единодушие, Боэмунд поддержал Рутгера Скупого.
— Будет вам, — неожиданно рассердился Гвискард, которому очень не понравилось упоминание о кровавых рогах, «проросших» из черепа Петра Беззубого. Герцог хотел сказать: «Нечего кликать чертей», но вслух произнес иное: — Я сам решу, как и кого мне казнить!
Он понимал, что нельзя долее томить подозрениями сироту, следовало поскорее покончить с проблемой, но что-то мешало герцогу принять единственно подобавшее решение. Он задумался. Нет, не зря прозвали лаской мессира Роберта, сына норманнского рыцаря Танкреда де Готвилля.
— Твой оруженосец, — спросил герцог, — сколько лет ему?
— Тринадцать, господин, — проговорил «Роберт». -Я родился в один год со старшим братом Гвильямино, их мать была моей кормилицей.
— Была?
— Да, господин, была, она погибла.
— Ты видел сам?
— Да, Летиция Кривая ударила ее ножом в бок…
Губерт осекся. Сейчас герцог спросит, откуда он знает разбойников по именам. Однако Гвискард не заметил смущения юноши и проговорил с участием:
— Прискорбно, прискорбно… Ну что ж, нет корысти в долгой скорби, дела не ждут. Марк, сын мой, — обратился герцог к Боэмунду. — Я стал замечать в последнее время, что обделяю тебя во всем. Прими под крыло нового вассала, наследника моего верного друга, да и твоего знакомца, мессира Рикъярда, светлая память ему. Великий воин, надеюсь, что сын не посрамит отца…
Когда он произносил последние слова, голос его едва заметно задрожал. Боэмунд наклонил голову в знак признательности и из почтения перед заслугами погибшего. Губерт же опустился на колено. Однако Рутгер, по всей видимости, испытывал совсем иные чувства. Едва отец кончил, как юноша, вскочив с кресла, закричал:
— У него и без того воинов больше, чем у меня, и земли полно! Куда ему больше?!
Боэмунд повернулся и метнул в брата торжествующий взгляд:
«Что, съел?!»
Губерт, уперев глаза в пол, шептал первую пришедшую на ум молитву.
«Спасен, спасен, спасен! — только и стучало в мозгу, отдаваясь, казалось, гулким эхом во всем зале. — Поверили, Боже мой! Все удалось!»
— Ты тоже получишь новых вассалов, Рутгер, — успокоил герцог младшего сына. — Не забывай, ты мой наследник.
— Да! Ведь правда, отец?! — Юноша улыбнулся, подумав:
«Веселись, Боэмунд, наследник-то я, отец сам напомнил об этом. Интересно, что ты запоешь, когда я стану герцогом!»
