Шарлотта Линк - Эхо вины
Тот сидел на корточках у камина и складывал наколотые дрова в аккуратный штабель у стены. Казалось, он был весь поглощен своим занятием.
– Натан! – воскликнула Вирджиния радостно.
Он поднял голову.
– Вирджиния! – Мужчина встал и, улыбаясь, подошел к ней. – Ты так чудесно выглядишь! Мне очень нравятся твои румяные щеки и волосы, живописно растрепанные ветром.
Немного смутившись из-за комплимента, Вирджиния начала приглаживать волосы руками.
– На улице очень холодно. И настоящий штормовой ветер.
– Правда?
Он подошел к ней еще ближе, обнял и уткнулся лицом в ее шею.
– От тебя замечательно пахнет. Морем. Ветром. Стихией. Я обожаю все это.
Слегка отстранившись, Вирджиния глядела на него. Она знала, что ее глаза светятся счастьем, и поэтому чувствовала себя немного глупо, но ничего не могла с собой поделать. Натан снова улыбнулся, и по этой улыбке женщина поняла, что он прекрасно понимает, насколько сильны чары его обаяния.
– Все чудненько, – сказал он, – вот только мне что-то не хочется снова открывать очередные консервы и сидеть у камина, где горит точно такой же огонь, как и вчера. Что, если нам пойти в паб? Я так мечтаю о фасоли, отбивной из ягненка и темном пиве!
Вирджинию охватило сильное беспокойство.
– Мне кажется, у меня где-то была банка фасоли, – поспешно сказала она и шагнула в сторону кухни. Натан удержал ее за руку.
– При чем здесь какая-то банка? Я хочу выйти с тобой и поужинать вне дома.
– Боюсь, что сезон для прогулок на Скае закончен, – сказала Вирджиния с дрожью в голосе. – С началом осени большинство пабов здесь закрываются.
– Да ладно тебе, Вирджиния! На Скае осталось предостаточно народа. Можно подумать, они смогут прожить без пабов, музыки и виски! На самом деле здесь полно работающих кабаков. Например, в Портри я сразу же найду тебе приличный паб, и не один. Хотя бы «Портри Хаус». Ты как? Может быть, сходим туда? Там подают изумительную рыбу!
Вирджиния вздохнула. Во всем остальном он проявлял такую чуткость, а тут…
– Что-то я не в восторге от этой идеи, – проговорила она грустно.
Улыбка исчезла с лица Натана.
– Ага! – недовольно фыркнул он. – Значит, ты меня прячешь, так? Со мной можно лишь разгуливать по пустынным берегам, сидеть в четырех стенах у камина или часами любиться за плотно закрытыми дверями, но на публике показываться – ни-ни! Правильно я понял? Ведь если мы пойдем куда-нибудь поужинать, нас увидят. Так? На острове тебя хорошо знают. Пойдут шепотки, сплетни… Верно я говорю?
Медленными движениями Вирджиния стянула с плеч куртку и повесила ее на спинку стула. Ее лицо горело.
– Натан, конечно же, я не собираюсь прятать тебя здесь годами. Или скрывать нашу с тобой любовь. Напротив! Но зачем же нам причинять лишнюю боль Фредерику? Именно сейчас, именно здесь, на острове? Ведь это его дом. Он еще не раз приедет сюда. Люди знают, что совсем недавно, в августе, он отдыхал здесь с семьей. Со мной. А сейчас всего лишь начало сентября, и вдруг я расхаживаю по пабам с другим мужчиной. Некрасиво так позорить Фредерика!
Он равнодушно пожал плечами:
– Как ты беспокоишься о нем…
– Но ведь он не сделал мне ничего плохого! При всем желании мне не в чем его упрекнуть. Я и так причиняю ему много боли. Зачем же мне еще усугублять ситуацию, давать пищу для бесконечных пересудов? Чтобы люди годами судачили о нем?
Натан внутренне кипел, но Вирджиния чувствовала, что на походе в ресторан для него свет клином не сошелся. Вся эта сцена была скорее пробой, репетицией, прощупыванием своей власти. Номер не прошел, и это привело Натана в ярость.
Вирджиния успокаивающе погладила его по руке.
– Эй, – тихонько проговорила она. – Давай не будем спорить, ладно? Лучше выпьем по бокалу вина, а потом…
Натан сбросил ее руку.
– На столе лежит телеграмма для тебя, – пробурчал он с кислой миной.
– Телеграмма? От кого?
– Понятия не имею. Ты что думаешь, я читаю твою почту?
Вирджиния взяла со стола коричневый конверт.
– Боже мой, – негромко вздохнула она, прочитав послание. Он смотрел на нее вопросительно:
– Ну и? От кого она?
– От Фредерика, из Лондона.
Она прочитала телеграмму вслух.
– Весьма впечатляет, – сказал Натан ехидно. – Твой муж использует ребенка, чтобы вырвать тебя из моих объятий. Интересно только, что он замышляет? Я бы не стал таким способом заставлять женщину вернуться.
– Мне кажется, он ничего такого не замышляет. Ему действительно надо в Лондон, Грейс и в самом деле может заболеть, и про начало учебного года – тоже абсолютная правда.
Вирджиния закусила губу:
– Боюсь, Натан, что мне придется вернуться.
– Надо сказать, он прекрасно управляет тобой!
– Ким всего семь лет. И если Грейс действительно заболела…
– Тогда остается еще ее муж.
– Но у него, наверное, и других забот по горло. В том числе и уход за больной женой…
– И еще он будет отвозить Ким утром в школу, а вечером забирать ее обратно, только и всего! Подумаешь, какая непосильная задача! Грейс наверняка не лежит на смертном одре. Наверняка подхватила всего лишь какой-то банальный насморк. Но ведь не умирает же она, верно?
– Натан, я все-таки мать и не могу так просто бросить ребенка…
– О том, что у тебя есть ребенок, ты знала и в четверг, когда решила удариться в бега!
Внезапно Вирджинию тоже повело от гнева.
– Ну и что я должна делать? Тебе гораздо легче! Ты оставил за плечами намного меньше, чем я!
– Так уж и меньше? А больная жена разве не в счет?
– До твоей жены тебе нет дела точно так же, как и… как и…
Приоткрыв рот, она молча крутила головой в поисках сравнения. Натан снова улыбнулся, но уже не той милой улыбкой, а холодно и цинично.
– Как до чего?
– Как до этой табуретки! – взвизгнула Вирджиния. – Только не надо рассказывать, что тебе страшно стыдно перед женой, когда ты со мной спишь!
– Нет, мне нисколько не стыдно. Однако не надо все так упрощать и огрублять. Я тоже иногда думаю о Ливии, но считаю, что я не должен попрекать тебя ее именем. У меня свои жизненные обстоятельства и свое прошлое, у тебя – свое. Каждый из нас должен сам решать, как поступать со всем этим дальше.
– И я вовсе не попрекаю тебя Фредериком, но…
– Нет, именно это ты и ведаешь. Именно в его честь мы не должны покидать эту хибару и сидеть тут взаперти, словно под домашним арестом. Именно по его телеграмме ты готова сняться в первую же минуту и мчаться назад. Фредерик тут, Фредерик там. Бедненький Фредерик! Ты его так огорчаешь! Вот бедняга! Мы постоянно должны оглядываться на него! Разве я хоть раз напомнил тебе о Ливии и о том, что ее мы тоже до ужаса огорчаем?
Вирджиния чувствовала, как ее голова наливается свинцом. У нее вырвались слова о Фредерике, но ведь к упоминанию о нем подтолкнул сам Натан – он начал настаивать на походе в кафе или паб. В то же время указать ему на это было нельзя, потому что он сразу же найдет слова, чтобы сразить все ее аргументы. Раздражение не давало ему спорить честно, по правилам.
– Прежде всего речь идет о Ким, – заключила Вирджиния устало.
– Ты не права, – безапелляционно заявил Натан. – Речь идет о том, что Ким становится инструментом для манипулирования друг другом. Эта телеграмма, – он указал на конверт, – не что иное, как объявление войны. Разве по ней не ясно, что Фредерик собирается сражаться с тобой до последней капли крови?
Вирджиния растирала лицо обеими руками. Как больно было осознавать, что происходит именно то, чего она так боялась, – она теряла Натана.
– Тем не менее мне нужно возвращаться, – заключила она.
– Тебе нужно сделать выбор.
– Между моим ребенком и тобой?
– Нет, между твоим мужем и мной. Если ты сейчас повернешь назад, значит, ты, как статист, подчиняешься его режиссуре. И тогда не говори мне больше, что хочешь кардинально поменять свою жизнь.
– Но ведь я мать! Смотреть за дочерью – мой долг, и сбросить его с плеч я не могу и не хочу.
– Не приди эта телеграмма, ты бы и не вспомнила о своих материнских обязанностях!
– Я не знала, что Грейс серьезно заболела и что Фредерик вернулся в Лондон. Конечно, я понимаю, с помощью этой телеграммы он хочет надавить на меня, но я не собираюсь вести с ним войну, главным проигравшим в которой будет семилетний ребенок. Натан, ты должен это понимать!
Он не стал возражать, однако Вирджиния внезапно почувствовала себя зажатой в тиски. На нее давил не только Фредерик, но и Натан, причем последний – с особым наслаждением и жестокостью, нисколько не задумываясь о том, что она чувствует при этом. Натан показал ей другое свое лицо, до этого ей неведомое.
Лучшей защитой Вирджиния сочла нападение:
– Только не надо, пожалуйста, притворяться, что ты весь такой белый и пушистый! Ты осуждаешь мое поведение, а сам! Ведь ты так и не рассказал мне всей правды о себе!
На несколько мгновений Натан пришел в замешательство.
