Дафна дю Морье - Ребекка
Он кивнул спасателю и стал спускаться с обрыва к бухточке. Может быть, я обидела его? Но иначе я поступить не могла. Все образуется когда-нибудь само собой, войдет в свою колею. Столько всего произошло с нашего утреннего разговора по телефону, я не хотела больше ни о чем думать. Я хотела сидеть вот так, на траве, и смотреть на пароход.
— Прекрасный человек мистер Кроли, — заметил спасатель.
— Да, — сказала я.
— Позволит отсечь себе за мистера де Уинтера правую руку.
— Вы правы, — сказала я.
Маленький мальчик все еще прыгал по траве перед нами.
— А когда водолаз вылезет обратно? — спросил он.
— Еще не скоро, сынок, — сказал спасатель.
К нам направлялась женщина в полосатом розовом платье с сеткой для волос на голове.
— Чарли, Чарли, где ты? — звала она.
— Вон твоя мама идет, — сказал спасатель, — сейчас она тебе задаст.
— А я видел водолаза, мам! — закричал мальчик.
Женщина кивнула нам и улыбнулась. Она меня не знала. Приехала из Керрита погулять и развлечься.
— Ну, видно, ничего интересного нас больше не ждет, — сказала она. — Говорят, пароход еще не скоро снимут с мели.
— Ждут, что скажет водолаз, — заметил спасатель.
— Не представляю, как это люди могут спускаться под воду, — сказала женщина. — Им должны за это хорошо платить.
— И платят, — сказал таможенник.
— Хочу быть водолазом, мам, — сказал мальчик.
— Спроси разрешения у папы, детка, — сказала женщина и засмеялась, обернувшись к нам. — Красивое здесь местечко, правда? — обратилась она ко мне. — Решили устроить сегодня пикник, откуда нам было знать, что поднимется такой туман, а вдобавок будет крушение. Мы как раз собирались возвращаться в Керрит, когда эти ракеты взорвались чуть не у нас под носом. Я так и подскочила. «Ой, что это?» — спросила я у мужа. «Сигнал бедствия, — ответил он. — Давай останемся и посмотрим. Это интересно». Его сейчас отсюда и силком не вытащишь. Хуже, чем сын. Мне самой всего этого и даром не надо.
— Да сейчас и не на что смотреть, — сказал спасатель.
— Тут такой красивый лес кругом. Наверно, частное владение?
Спасатель неловко кашлянул и взглянул на меня. Я принялась жевать травинку, глядя в пространство.
— Да, это частное владение, — сказал он.
— Мой муж говорит, все эти большие поместья будут со временем нарезаны на куски и там построят дачи. Я бы не отказалась от дачки здесь, наверху, окнами на море. Хотя вряд ли мне понравилось бы в этих краях зимой.
— Да нет, зимы здесь мягкие, — сказал спасатель.
Я продолжала жевать травинку. Мальчик все еще бегал вокруг нас. Спасатель посмотрел на часы:
— Ну, мне нора. Всего хорошего. — Он приложил руку к фуражке и двинулся по дорожке, идущей к Керриту.
— Пошли, Чарли, пойдем поищем папу, — позвала женщина.
Она дружески кивнула мне и направилась к краю обрыва, мальчик — следом за ней. Худой мужчина в шортах цвета хаки и яркой спортивной куртке помахал ей рукой. Они уселись у кустов утесника, и женщина принялась разворачивать бумажные пакеты с едой. Ах, если бы я была не я! Если бы я могла присоединиться к ним, есть вместе с ними крутые яйца и сандвичи с консервированным мясом, громко смеяться, болтать, а попозже вернуться в Керрит, шлепать босиком по воде вдоль берега, бежать наперегонки по отмелям до их дома и наесться за чаем креветок. Вместо этого мне надо возвращаться одной по лесу в Мэндерли и ждать Максима. Я не знала, что мы скажем друг другу, как он станет смотреть на меня, какой у него будет голос. Я продолжала сидеть на месте. Я не хотела есть. Я не думала о ленче.
Народу стало больше, подходили все новые люди, чтобы посмотреть на пароход. Крушение было главным событием дня. Ни одного знакомого лица. Все — отдыхающие из Керрита. Огромное зеркало моря было совершенно спокойно. Чайки больше не кружились над головой, они уселись на воду недалеко от судна. Появилось еще несколько прогулочных лодок. Для керритских лодочников это будет памятный день. Водолаз поднялся из воды и снова нырнул. Один из буксиров куда-то ушел, но второй был еще здесь. Опять показался водолаз, поднялся на серый катер, где был портовый инспектор, и катер двинулся в Керрит, забрав с собой еще несколько человек. Команда корабля стояла у поручней, кидая куски чайкам, а прогулочные лодки с отдыхающими медленно кружили вокруг. Ничего не происходило, абсолютно ничего. Был полный отлив. Судно стояло, сильно накренившись кормой. Гребной винт целиком в воздухе. На западе стали собираться грядами небольшие белые облачка, солнце потускнело. По-прежнему было очень жарко. Женщина в розовом полосатом платье и мальчик направились к тропинке, ведущей в Керрит, мужчина в шортах за ними, неся в руке корзинку для провизии.
Я взглянула на запястье. Четвертый час. Я встала и пошла вниз, к бухте. Там было тихо и безлюдно, как всегда. Вода в маленькой гавани поблескивала, как стекло. Галька казалась темной, серой. Она странно хрустела под ногами. Гряды белых облаков закрыли почти все небо, солнце скрылось. Подойдя к дальнему краю бухты, я заметила Бена; он сидел на корточках возле лужицы между скалами, сдирая с камней улиток. Моя тень упала на воду, он поднял глаза и увидел меня.
— Здрасьте, — сказал он, и по лицу расплылась улыбка.
— Добрый день, — сказала я.
Он неуклюже поднялся на ноги и развернул грязный платок, куда он собирал улиток.
— Дать? — спросил он.
Мне не хотелось его обижать.
— Спасибо, — сказала я.
Он пересыпал мне в руку около десятка улиток, и я положила их в карман юбки.
— Они вкусные, когда с хлебом и маслом, — сказал Бен. — Надо только раньше их сварить.
— Да, конечно, — сказала я.
Он стоял, все еще улыбаясь мне.
— Видели барку? — спросил он.
— Да, она села на мель.
— Что?
— Наскочила на мель, — повторила я, — у нее, видно, дыра в днище.
Его лицо стало тупым, бессмысленным.
— Ага, — сказал он. — Она там внизу. Ей оттуда не выйти.
— Может быть, буксиры вытащат ее, когда наступит прилив.
Бен не ответил. Глядел, не спуская глаз, на полузатонувший пароход. Мне был виден отсюда один борт, красная подводная его часть четко контрастировала с черной надводной, единственная труба лихо наклонилась в сторону берега. Матросы все еще стояли у поручней, кормили чаек, смотрели на воду. Гребные лодки уходили в Керрит.
— Она из Голландии, да? — спросил Бен.
— Не знаю, — сказала я. — Из Голландии или из Германии.
— Она развалится здесь, где стоит, да?
— Боюсь, что да.
Он снова ухмыльнулся и вытер нос тыльной стороной руки.
— Она станет разваливаться кусок за куском, — сказал он, — она не пойдет ко дну, как камень, как та другая. — Он глупо засмеялся, дергая себя за нос.
Я ничего не ответила.
— Рыбы уже съели ее, правда? — сказал он.
— Кого? — спросила я.
Он ткнул пальцем в море.
— Ее, — сказал он. — Другую.
— Рыбы не едят пароходов, Бен, — сказала я.
— Э-э? — протянул он и уставился на меня пустым, ничего не выражающим взглядом.
— Мне надо идти домой, — сказала я. — До свидания.
Я пошла к лесу. Я не смотрела на каменный домик. Я ощущала его присутствие справа от себя: серый, безмолвный. Я шла прямиком к тропинке, а потом по ней через лес. На полпути я остановилась передохнуть; сквозь деревья мне все еще был виден полузатонувший корабль. Прогулочные лодки исчезли все до одной. Команда судна сошла в кубрик. Облака затянули все небо до горизонта, гряда за грядой. Поднялся легкий ветерок; подул откуда-то мне в лицо. С дерева над головой слетел на руку листок. Я вдруг задрожала, не зная почему. Еще порыв ветра, такой же знойный и влажный. Каким заброшенным, одиноким выглядел лежащий на боку пароход — на палубе ни души, тонкая черная труба нацелена на берег. Море было таким спокойным, что, разбиваясь о гальку в бухте, вода издавала лишь приглушенный шорох.
Я отвернулась от моря и снова пошла по крутой тропинке, с трудом переставляя ноги; голову сжимало тисками, сердце томило необъяснимое предчувствие беды.
Я вышла из леса и пересекла лужайку. Дом казался мирным и безмятежным. Он выглядел укрытым от всех тревог, защищенным, более прекрасным, чем всегда. Стоя там и глядя на него вниз, я с непонятным мне самой смущением и гордостью впервые, может быть, поняла до конца, что это мой дом, мой семейный очаг, мое место здесь, я — часть Мэндерли, а Мэндерли — часть меня. В высоких узких трехстворчатых окнах отражались деревья, трава и цветочные кадки на террасе. Над одной из труб вился тонкий дымок. Сладко, как сено, пахла на лужайке свежескошенная трава. На каштане заливался черный дрозд. Мимо меня к террасе безрассудно пролетела желтая бабочка.
Я прошла через холл в столовую. Мой прибор был все еще на столе, но перед креслом Максима было пусто. На буфете стояли, дожидаясь меня, холодное мясо и салат. Немного поколебавшись, я дернула колокольчик. В столовую вошел Роберт.