Тилли Бэгшоу - Сидни Шелдон. Интриганка-2
– Не смей называть его имени! – визжала Ив в телефонную трубку. – Он мертв, мертв и похоронен – и, надеюсь, горит в аду.
Макс сбросил пижаму, ощущая необычайный покой. Наконец-то он увидит мать. И все будет хорошо.
Проделав отошедшей пружиной матраца дырки в рукавах и штанинах, он стал рвать ткань на полосы. Ему не стоило спать с Лекси. Именно тогда яд проник в его кровь. Он был неверен матери. Поэтому у него отобрали «Крюгер-Брент». Он нечист. До него нельзя дотрагиваться.
Медленно, методично он стал связывать полосы «узлом верного любовника», который когда-то показал ему отец во время путешествия в Южную Африку.
– Иди сюда, Макс. Я научу тебя…
Нужно не забыть показать узел Эдварду и Джорджу. Следующим летом они пойдут в поход. Это будет чудесно. Теперь, когда он не работает, больше времени сможет уделять семье.
Его дорогие мальчики!
Макс встал на кровать и, не обращая внимания на свою наготу, приподнялся на цыпочки и перебросил самодельную веревку через потолочную балку. Как приятно ощущать петлю на шее! Она ласкает кожу, как пальцы возлюбленной!
Он закрыл глаза и стал вспоминать. Его восьмой день рождения. Пистолет.
– Что это?
– Открой – и увидишь.
Голос Ив. Низкий и чувственный.
– Ты слишком взрослый для игрушек. Кит этого не понимает…
Макс втянул ноздрями аромат духов. «Шанель».
– Тебе нравится?
Его лицо прижато к ее грудям. Он вдыхает ее запах. Обожаемый запах.
– Я люблю его, мамочка. Я люблю тебя.
И Макс с ангельской улыбкой бросился в материнские объятия.
Глава 27
Лекси сидела в приемной доктора, нетерпеливо глядя в свой смартфон. Сколько еще ее заставят ждать? Неужели не понимают, как она занята?!
На дворе стоял конец октября. Прошло десять дней после шокирующего самоубийства Макса Уэбстера, и в Нью-Йорк пришла ранняя зима. Обычно первый снег поднимал настроение Лекси. Она любила морозный воздух, запах жареных каштанов на лотках у здания фирмы, слепящее солнце на выцветшем голубом небе. В такие дни в ней поднималось какое-то ребяческое волнение: обещание Рождества, Санта-Клаус, подарки в блестящих обертках и лентах, аромат древесного дыма и корицы. В этом году, похоже, холод пробрал ее до костей. Она чувствовала себя измотанной. Вялой. Смерть Макса не потрясла ее и не обрадовала. Замерзло не только ее тело, но и душа. Она продрогла от сердца до кончиков пальцев, затянутых в перчатки от Гуччи.
– Мисс Темплтон?
Секретарша доктора, тучная чернокожая женщина, с головы до ног одетая в оранжевое, тронула Лекси за плечо. Та уставилась на ее дешевые пластиковые серьги цвета тыквы.
– Вас вызывают, мэм. Доктор Нил хочет поговорить с вами.
Доктор Перегрин Нил знал Лекси Темплтон еще девочкой. Заядлый теннисист, он в шестьдесят с хвостиком гордился своей стройной фигурой. Копна седых волос, низкий голос и мужественное лицо привлекали пациенток среднего возраста: категория, к которой формально принадлежала и Лекси, хотя при виде ее нежной кожи и светлых волос без единой серебряной ниточки было трудно поверить, что ей уже сорок.
– Заходите, Лекси. Садитесь.
– Если не возражаете, Перри, я не стану садиться. Я, видите ли, спешу. Будьте так добры, передайте мне результаты анализов и рецепты, и я от вас отстану.
Но Перегрин показал на стоявшее в углу кресло от Ральфа Лорена.
– Пожалуйста. Это недолго. Выглядите усталой.
Лекси неохотно села.
– Я действительно устала. Поэтому и пришла к вам. Мне осточертело постоянно чувствовать себя усталой.
Доктор рассмеялся.
– Но этого следует ожидать. Первая треть всегда самая изматывающая.
– Простите?
– Я сказал, что вполне нормально ощущать усталость на ранней стадии беременности. Вы беременны, Лекси.
Теперь настала очередь Лекси смеяться.
– Сомневаюсь, Перри. Должно быть, вы спутали анализы. И чтобы окончательно прояснить ситуацию, скажу, что у меня вот уже полгода не было мужчины. Не говоря уже о том, что мне сорок лет и я сижу на противозачаточных таблетках с тех пор, как динозавры бродили по земле.
– Как бы там ни было, а вы беременны. Я бы сказал, уже на четвертом месяце. Но для полной уверенности нужно сделать УЗИ.
Так он не шутит?
Лекси вдруг обрадовалась, что сидит. По спине покатились струйки холодного пота. Она вцепилась в подлокотники, стараясь подавить нарастающую волну тошноты.
– Я не могу быть беременна.
Она с трудом вернулась мыслями к той ночи, когда они с Гейбом в последний раз спали в одной постели. Это было за две недели до атаки на «Крюгер-Брент». Сколько времени прошло с тех пор? После тайной встречи с Карлом Колеппом она приехала домой поздно, злая, измученная, нервная. Когда Гейб попытался прикоснуться к ней, она его оттолкнула. Но он не покорился, как обычно. Стал гладить и возбуждать Лекси, как мог только он, и дважды довел до оргазма, прежде чем вонзиться в нее, убирая напряжение из души и тела.
Перегрин продолжал разглагольствовать:
– …двенадцать недель… нормальное предлежание…
Его голос эхом пролетал над Лекси как нечто нереальное. Отдаленное.
– …старородящие матери… повышенный риск…
– Нет, – обронила Лекси так тихо, что сначала доктор ее не услышал.
– Что вы сказали?
– Я сказала «нет»! – панически воскликнула она. – Я не могу быть беременной!
– Но вы уже беременны.
– То есть… я не могу… не могу родить. Не могу через это пройти.
Перегрин помолчал.
– Хотите прервать беременность?
Лекси кивнула.
– Конечно, это вполне возможно. Но не принимайте поспешных решений. Очевидно, беременность не была запланированной. Может, если вы дадите себе шанс привыкнуть к этой мысли…
– Нет! – лихорадочно затрясла головой Лекси.
Перед глазами стоял Гейб. Его лицо. Его тело. Но она заставила себя зажмуриться. Изгнать прочь любимый образ.
– Я не могу сделать это, Перри. У меня работа. «Крюгер-Брент». Мы только стали становиться на ноги. До чего все это не вовремя!
– Лекси прошу, не поймите меня неправильно. Но вам сорок лет. Возможно, больше вы не сможете забеременеть, по крайней мере естественным путем. Конечно, есть экстракорпоральное оплодотворение. Но шансы в таком возрасте не слишком велики.
– Мне не нужен еще один шанс.
Лекси встала. Ее трясло, но голос звучал твердо:
– Я не хочу детей. Пожалуйста, как можно скорее назначьте операцию.
Погруженный в мрачные мысли Гейб сидел на веранде своей новой кейптаунской квартиры.
Может, следовало подождать? Посмотреть другие квартиры, прежде чем подписывать договор об аренде?
Но из всех показанных риелтором эта была первой, которая отвечала его требованиям: уединенная, не слишком большая, с превосходной охраной и видом на океан.
Гейб подписал договор через минуту после того, как переступил порог. Но теперь стал сомневаться.
Что он здесь делает? Это не его дом.
Но чего он ожидал?
Он вернулся в Южную Африку, потому что после разрыва с Лекси пришлось покинуть Нью-Йорк. И потому что больше некуда было идти. Шотландия перестала быть его домом. Лондон был холодным и серым. Не тот город, где можно жить, если хочешь избежать депрессии. Когда-то его домом была Южная Африка. Может, станет им вновь?
А может, нет. Кейптаун так остро напоминал о Таре, детях, Диа и «Фениксе», обретенном и утерянном счастье, что, когда Гейб шел по улице, даже в воздухе пахло скорбью. Он надеялся, что новая квартира поможет освободиться от этой скорби. Что-то современное. Чисто мужская обстановка. Чтобы ничего не напоминало ему о Лекси и его погибшей семье. Но ничего не помогало.
Потому что новая жизнь – это нечто иное, чем смена города или страны, или хромовая кухонная утварь, или ванная, отделанная черным мрамором. Новая жизнь начинается в твоем сердце. И, прихлебывая пиво, глядя на кроваво-оранжевый закат, Гейб ясно это понял.
Он не хочет идти дальше один.
Он хочет вернуть Лекси.
Получив чек, Гейб совсем было решил позвонить Лекси. Он даже раза два подходил к телефону и начинал набирать номер, но тут же с проклятиями швырял трубку.
Разве это деньги их развели? Всему виной отчужденность, тайны, ложь. Ведь по-настоящему Лекси у него никогда не было. Она принадлежала и принадлежит «Крюгер-Брент».
Какой мукой стало для Гейба появление известий о возрождении гиганта! Каждая статья, каждое сообщение в теленовостях казались ниточкой, тянувшейся к Лекси. И это одновременно волновало и терзало Гейба.
На экране она выглядела собранной и уверенной: блестящая бизнесвумен, которая вот-вот окажется на самом верху. Под безупречным студийным макияжем – ни малейшего следа боли, никаких воспоминаний о разрыве с ним.
Когда газеты кричали о самоубийстве Макса, Гейб ожидал (надеялся?) увидеть хоть какие-то трещины в непроницаемом фасаде. Но даже ее ответ ведущему был спокойным и хладнокровным:
