Ключ к убийству - Урса Алекс
Женщина медлила. Франсуа видел, она решает для себя вопрос, стоит ли пускаться в дискуссию сугубо личного характера с незнакомым следователем из Франции.
– Я отвечу на ваш вопрос, – сказала она, наконец, – но при одном условии.
Франсуа посмотрел на собеседницу с интересом.
– Вы, в свою очередь, обещаете честно ответить на один мой вопрос, – озвучила свое требование сестра Виттория совершенно серьезно.
– О’кей, сделка, – усмехнулся Франсуа и протянул над столом руку. Сестра Виттория совершенно по-деловому пожала ее и сделала глоток кофе, собираясь с мыслями.
– Мне нравилась мирская жизнь, – произнесла она очень медленно. – Мне нравилось в ней все, Франсуа. Все, кроме одного. Меня самой.
Франсуа удивленно посмотрел на нее, а она спокойно продолжала:
– Я. Я себе в этой жизни не нравилась. – И она замолчала. Ее ласковая улыбка сползла с лица, и теперь она казалась очень усталой и не очень молодой.
Франсуа ждал. Она поймала его взгляд и горько усмехнулась:
– Я не люблю рассказать свою историю хотя бы потому, что она ужасно банальна, а я всю жизнь избегала банальностей. Каково же мне было самой оказаться в такой пошлости, что случилась со мной по молодости. – Она постучала по чашке коротко остриженным ногтем и пояснила: – Все до абсурда банально – я влюбилась. Влюбилась страстно и отчаянно. Так, как можно влюбиться только в шестнадцать лет. Он был красив, умен и, естественно, намного старше меня. В нем все было прекрасно, и он тоже любил меня. Было только одно но. – Сестра Виттория горестно усмехнулась и посмотрела в окно, словно не решаясь взглянуть на Франсуа. – Он был женат. – Она снова недолго помолчала, а потом продолжила, очевидно, решив выговориться – впервые за долгие годы: – Мне бы очень хотелось обвинить его во всех грехах, но я не могу. Он был предельно честен со мной. Он сразу рассказал про жену и предупредил, что развода не будет. Но для меня это не имело значения. Тогда мне хотелось одного: чтобы он был рядом. И потом я думала, что, несмотря на его заявление, в жизни многое может сложиться не так, как мы планируем. Я надеялась, что со временем он все же изменит свое решение. Но все произошло совсем не так.
Над маленьким столиком в уютном кафе снова повисла пауза. Франсуа не торопил сестру Витторию, а она опустила голову и плечи, снова вернувшись в свою прошлую жизнь. Она словно уменьшилась в размерах. Франсуа уже думал, что она не сможет больше говорить на эту тему, но она продолжала:
– В один прекрасный день он сказал, что его жена ждет ребенка, и для меня все рухнуло. Потому что мужчина может развестись с женой. В этом нет ничего необычного – люди иногда разводятся, но вот ребенок, – голос сестры Виттории треснул, – ребенок все меняет. Невозможно развестись с собственными детьми. Я же хотела, чтобы он принадлежал мне и только мне одной. – Она нервно потерла пальцами лоб и, сделав извиняющийся жест, отпила из своей чашки. Видно было, как трудно ей дается рассказ. – В одночасье все мои надежды рухнули, – продолжила наконец сестра Виттория, – этот ребенок изменил цвет моей жизни на черный. И я возненавидела этого, еще не родившегося ребенка. Это было странно, ведь к его жене я совсем не испытывала негативных чувств. Напротив, я почти жалела ее – потому что он изменял ей со мной. А вот ребенка я возненавидела так сильно, что стала желать ему смерти.
Франсуа невольно вздрогнул, а сестру Витторию было уже не остановить. Теперь она говорила торопливо, словно боясь, что у нее не хватит духу закончить.
– Нет, не подумайте, я ничего специально не предпринимала. Но я надеялась… Надеялась, что произойдет какая-нибудь досадная неприятность и его жена потеряет это дитя. Это стало мечтой моей жизни, ее смыслом. Я в ту пору просто горела черным злым огнем ненависти. Господи, как же мне сейчас стыдно! – воскликнула она и прижала ладони к пылающим щекам, пытаясь успокоиться.
Прошло минут пять, прежде чем она была в состоянии говорить.
– По счастью, ни с ребенком, ни с матерью ничего не случилось, и в положенный срок малыш родился на свет. У того, кого я любила, тоже все сложилось хорошо. Сейчас он большой чин во французской полиции, член Ордена Почетного легиона, и у него уже трое детей. – Франсуа на секунду подумал о Солюсе, но эта мысль была так абсурдна, что он тут же отогнал ее. – А я… – запнулась сестра Виттория, – я словно увидела себя со стороны. Увидела и испугалась. Испугалась своей ненависти, своей злобы. Я так сильно была себе противна, что решила сменить обстановку и уехать. Какой-то период бесцельно колесила по Европе, не получая от новых впечатлений никакого удовольствия. Я была пуста, высушена и измучена. Волей случая меня занесло в монастырь Санта-Мария-делла-Грацие – в обители можно переночевать за чисто символическую плату. Я пришла за ночлегом, а осталась навсегда. Потому что первый раз за много лет ощутила спокойствие и мир в душе. Мне сложно объяснить это вам, но моя злость на весь мир: на моего возлюбленного, на его семью и прежде всего на себя саму – наконец ушла. Я словно оказалась там, где и должна была быть. Сначала я осталась на пару недель, потом на месяц, потом на год. А затем матушка-настоятельница предложила мне стать послушницей. Все вокруг ждали, когда я одумаюсь, ведь к Богу нельзя приходить от горя и отчаяния. Но со временем я поняла, что моя прежняя история здесь совершенно ни при чем. Разве что косвенно, потому что она привела меня в это святое место. А вот призвание служить Богу было во мне всегда. Просто очень глубоко во мне сидело. Так что, – развела руками сестра Виттория, – я могу вернуться в мирскую жизнь хоть сейчас. Но… – ее глаза заволокло вязким туманом, – я не хочу. А может, банально боюсь. Я отвыкла от жизни. А еще больше не хочу никому причинять боль. Лучше останусь, где я есть, и буду молиться за того, перед кем виновата, и за его семью каждый день. Может, когда-нибудь Всевышний простит мне мой грех.
Она улыбнулась Франсуа и снова сделала глоток кофе. Когда сестра Виттория поставила чашку обратно на блюдце, над ее верхней губой красовались усы из молочной пены. Франсуа подавил в себе желание протянуть руку и вытереть остатки капучино у нее под носом. Вместо этого он протянул ей салфетку. Она смутилась и быстро привела лицо в порядок.
– Теперь ваша очередь ответить на мой вопрос, – сказала она, комкая использованную салфетку в кулаке. Франсуа кивнул. – Зачем вы все это делаете? – спросила она и, видя, что он ничего не понял, пояснила: – Зачем вы здесь? Ведь, судя по тому, что писали газеты, Анжело уже предъявлено обвинение. И более того, он во всем признался. А это значит, что ваша работа почти закончена. Ведь так?
Франсуа утвердительно кивнул.
– Тогда зачем вы приехали? – спросила сестра Виттория напрямик. – Что вы ищете и чего хотите?
Франсуа пришлось надолго задуматься. Сама того не ведая, сестра Виттория задала ему вопрос, который мучил его самого.
– Я не знаю, – ответил он ей честно. – Наверное, дело в том, что я просто поверил ему, – сказал он, зная, что сестре Виттории не нужно объяснять, кого именно он подразумевал. За окном сгущались сумерки, и вдруг, повинуясь какому-то непонятному порыву, Франсуа сунул ладонь в карман пиджака. Нащупал тяжелый ключ, данный ему бабулей Бибиэной утром, и со всей силы сжал в кулаке. Словно это и правда могло помочь.
Сестра Виттория, неожиданно протянув руку над столом, погладила его по щеке. Франсуа вздрогнул, но не отклонился, принимая ласку.
– Я помолюсь за вас, Франсуа, – сказала сестра Виттория, глядя на него глазами Мадонны, – хоть вы и не верите.
– Помолитесь лучше за Анжело, – горько усмехнулся Франсуа.
– За Анжело я молюсь не переставая с того дня, как он покинул монастырь, – отозвалась сестра Виттория. – Но, как видите, ему это не сильно помогло. А у вас еще есть шанс на спасение.
* * *Тем временем в нескольких километрах от старого кафе, где разговаривали усталый следователь и молодая монахиня, в своей келье, на узкой жесткой кровати умирала старая мать-настоятельница. Она шла навстречу Господу Богу спокойно, без тени тревоги и с улыбкой на лице. Анна-Мария не боялась встречи со Спасителем, и ей не в чем было себя упрекнуть. Она посвятила ему всю свою жизнь. С самого детства она знала, что хочет быть именно монахиней, и упорно шла к задуманному, проявив стойкость и упорство, даже когда семья, шокированная этим выбором, пыталась остановить ее. Лишь оказавшись в обители, она вздохнула спокойно. Словно вернулась домой после долгого путешествия. С тех пор она посвятила свою жизнь служению Господу Богу и усомнилась в милости его лишь один раз. В день, когда в приютский монастырь привели странного мальчика с удивительными карими глазами. Она смотрела в эти спокойные ясные глаза с золотой каймой, и ей казалось, что ее затягивает в воронку.
