Монс Каллентофт - Осенний призрак
— И проверить электронную почту? — добавляет Юхан.
— Для этого придется конфисковать их компьютеры, — отвечает Свен. — Начнем с мобильных, для этого у нас есть все основания.
— Мы не можем пока конфисковать их компьютеры, — соглашается Карим. — Ведь, по сути, у нас ничего нет против Фогельшё.
— В течение дня мы снова опрашивали людей в окрестностях замка, — говорит Свен. — Обошли и тех, кто проживает по соседству с итальянской виллой, где Фредрик Фогельшё, по-видимому, провел последний вечер в своей жизни. Но никто ничего не видел. И Леннея Шёстедт на сей раз даже поленилась достать свое ружье.
Полицейские засмеялись.
— Карин уже прислала рапорт? — спрашивает Харри.
Свен кивает.
— Она оперативна. Рапорт мы получили только что, и ждать до завтра, как она говорила вначале, не пришлось.
И комиссар рассказывает о том, что написала Карин.
Фредрик Фогельшё умер от удара по затылку тупым предметом, возможно камнем. Удар был довольно сильный, однако не настолько, чтобы его не могла нанести женщина. Как Карин говорила еще в часовне, определить, был ли преступник правшой или левшой, невозможно. Внешнее кровотечение незначительно, однако удар вызвал обширное кровоизлияние в мозг, отчего Фогельшё должен был немедленно потерять сознание. Смерть наступила между десятью часами вечера и двумя часами ночи с четверга на пятницу. В принципе, у Акселя и Катарины Фогельшё есть алиби на это время, если только они не в сговоре. Аксель утверждает, что ушел от Катарины около двух часов ночи.
— А Гольдман? — спрашивает Харри. — Где он был в это время?
Будто не слыша его вопроса, Свен на некоторое время замолкает, чтобы перевести дух, и продолжает дальше:
— По всей видимости, Фредрика Фогельшё раздели в часовне уже после его смерти: на теле нет ни земли, ни какого-либо мусора. Однако его одежды мы нигде не обнаружили. Карин нашла волокна одной и той же ткани на теле и на полу часовни. Они могут быть с одежды преступника, судя по всему, обыкновенных джинсов.
— А где он был убит? — спрашивает Харри.
— В часовне обнаружена кровь Фредрика Фогельшё, однако установить, где именно ему нанесли раны, невозможно.
— То есть получается, — говорит Малин, прокашлявшись, — что кто-то мог убить Фредрика Фогельшё на его вилле или где-нибудь в другом месте, а потом перевезти его тело в часовню или же под угрозой доставить Фредрика в часовню и там убить.
— Именно так.
— Кроме того, — продолжает Малин, — он мог находиться в часовне или вблизи замка по своей собственной воле и там встретиться с убийцей. Неизвестно, столкнулся ли Фредрик Фогельшё с ним случайно или это была запланированная, назначенная встреча. Здесь возможны тысячи сценариев. Полагаю, криминалисты уже побывали на итальянской вилле?
— Они не нашли там никаких следов борьбы или насилия, — отвечает Свен. — Однако за сараем полно камней, каждый из которых мог послужить орудием убийства. Кроме того, непрерывный дождь в течение как минимум десяти часов уничтожил все следы, если таковые и были.
— А вокруг замка, в часовне? — спрашивает Харри.
— Дверь была незаперта, — отвечает Малин. — Но ведь у Фогельшё есть ключи от часовни. Кроме того, убийца мог воспользоваться ключами жертвы.
— Мы не нашли никаких ключей, — говорит Свен Шёман. — Мы спросим Кристину Фогельшё, знает ли она, где ключи ее мужа.
— Собственно говоря, на месте преступления криминалисты нашли не так много, — подводит итог Малин. — Однако не стоит забывать, как это все выглядело: Фредрик лежал в семейной усыпальнице, будто жертва. Что бы это значило? Не связано ли это с каким-нибудь древнескандинавским обычаем восстановления семейной чести?
— Поэтому сосредоточимся на живых Фогельшё, — подхватывает Карим.
— А что, если кто-то намеренно направляет наше внимание в эту сторону? — спрашивает Малин, снова внося в обсуждение нотку сомнения, которое она чувствовала еще в часовне.
— Ты имеешь в виду, чтобы отвести внимание от себя? — уточняет Харри.
— Вряд ли, — сомневается Вальдемар. — Очень может быть, что это Фредрик Фогельшё убил Петерссона, а теперь кто-то решил отомстить за Йерри. Кто бы это мог быть?
— Его отец, — отвечает Юхан.
— Но он уже стар и вряд ли способен организовать такое дело, — говорит Малин.
— Кому еще был настолько дорог Петерссон? — спрашивает Свен.
— Никому, насколько нам известно, — отвечает Харри.
— Я думаю, он был дорог Катарине Фогельшё, — говорит Малин.
Полицейские в комнате замолкают и выжидательно смотрят на Форс.
Она разводит руками.
— Дайте мне собраться с мыслями, ладно? Я всего лишь пытаюсь выйти из этого чертового круга, по которому мы все время ходим.
— Факты, Форс, — наставляет ее Карим. — У нас нет времени обсуждать твои домыслы.
Малин переводит взгляд на доску с записями Свена. Пытается навести порядок в мыслях, однако что-то очень важное в расследовании постоянно ускользает от нее. В голове — мешанина из фактов, событий, предчувствий.
— Ни один из них не заслужил титула Мистер Популярность, — говорит Харри. — Фогельшё — транжира и неудачник, Петерссон — маленький поросенок, которому удалось вырасти в большую свинью.
Вы сидите в этой тоскливой комнате и пытаетесь докопаться до правды.
Это я-то большая свинья?
Может быть, одно время я и был ею, если вы имеете в виду мою беспринципность в делах.
Но почему я стал таким, как вы думаете? Чем я так напугал своих коллег, что они вышвырнули меня на улицу, несмотря на то что я приносил компании денег больше, чем кто-либо другой? За что они так не любили меня?
Того одинокого адвоката, что стоял тогда в своем кабинете в доме на Кюнгсгатан, возле площади Стюреплан, подставляя лицо ласковому ветерку из только что установленного кондиционера. Он всегда смотрел только вперед. Или почти всегда.
53
Стокгольм, 1997 год и далее
Холодный ветерок приятно ласкает щеки Йерри. Внизу, по другую сторону до блеска вымытого окна, петляет улица Кюнгсгатан в лучах августовского солнца, вливаясь в площадь Стюреплан. В саду Хюмлегорден неутомимо работают красные газонокосилки. Точно такие же снятся ему по ночам. Они гонятся за ним, наезжая на пятки, не дают ему остановиться, но Йерри знает, что когда-нибудь должен будет повернуться к ним лицом и оказать сопротивление.
Он прибыл сюда, чтобы зарабатывать деньги, — во всяком случае, так привык он считать. А может быть, ему просто нравится бар на площади Стюрефорс? Он точно не знает и не хочет ломать над этим голову.
Еще не распакованы коробки с вещами, а ему уже позвонил первый клиент его адвокатской конторы. Нужна помощь в создании фонда в Лихтенштейне. Он обводит взглядом свою комнату. Пустые углы, голые стены, везде чистота. Диван в углу накрыт блестящим белым покрывалом.
Йерри предоставляется возможность заново обустроить свой мир.
Клиенты приходят и уходят. Внизу, на Кюнгсгатан, круглый год не иссякает поток людей и автомобилей. Молодой человек лет двадцати сидит напротив старшего коллеги и излагает ему свою идею, новую технологию, очень перспективную в условиях современной экономики.
Йерри забавляет этот юноша с его идеями. Он дает ему два миллиона на организацию нового предприятия, а через три года, после того как убили Анну Линд,[74] это предприятие выставляется на продажу. В результате состояние Йерри увеличивается на несколько сотен миллионов. Он покупает себе просторную квартиру в доме постройки рубежа XIX–XX веков возле отеля «Тегнерлунден» и увлекается искусством. Йерри давно уже имеет средства, чтобы приобретать картины, но руки до этого доходят только сейчас.
Этот балкон с перилами и видом на парк — словно призрак его прошлой жизни. Йерри вспоминает, как когда-то балансировал на таком; ласточки, как и сейчас, летали совсем близко, а тени их скользили далеко внизу.
Иногда он узнает ее черты в других женщинах. Ее волосы, движения, аромат духов из НК[75] по субботам. Он начал новую жизнь и нашел в себе силы больше не встречаться с ней. Он надеялся, что с годами все пройдет, но ничего не меняется.
Йерри хочет заглушить память о ней, поэтому познал многих женщин: увешанных золотом дам бальзаковского возраста из ресторана «Стюрехов», русских шлюх из района Бандхаген, множество случайных партнерш по сексу, появляющихся у него повсюду. Тело к телу, быстро и жестко; он помнит только руки, вцепившиеся в спинку кровати.
Иногда ему кажется, что она одна из них. Он видит перед собой ее лицо, хотя плохо представляет себе, как она сейчас выглядит: время все больше размывает в памяти ее черты.
