Джон Вердон - Загадай число
Жаль, что его мать не могла оценить все великолепие и изощренность этого плана. Пожалуй, он слишком многого хотел. Опять же, если бы полицейских разнесло на крохотные куски, он не смог бы перерезать им глотки. А ему очень хотелось перерезать им глотки.
Мир был несовершенен. Во всем были плюсы и минусы. Оставалось только довольствоваться выпавшими тебе картами. Считать, что стакан наполовину полон.
Такова жизнь.
Глава 47
Добро пожаловать в Вичерли
Разобравшись с предсказуемыми возражениями по поводу поездки, Гурни отправился к своей машине и позвонил в управление Вичерли, чтобы уточнить адрес Грегори Дермотта, поскольку у него по-прежнему был только номер его абонентского ящика. Ему пришлось долго объяснять дежурной, кто он такой, и после этого еще ждать, пока она свяжется с Нардо и получит разрешение сообщить адрес. Оказалось, что она — единственный человек в управлении, не выехавший на место преступления. Гурни забил адрес в навигатор и отправился на восток, к мосту Кингстон-Райнклифф.
Вичерли находился к северу от центрального Коннектикута. На дорогу ушло около двух часов, которые Гурни провел в горьких размышлениях о своей неспособности позаботиться о безопасности жены. Этот промах настолько беспокоил и расстраивал его, что он заставил себя сосредоточиться на чем-нибудь еще и стал обдумывать основную теорию, возникшую утром на собрании.
Идея, что убийца каким-то образом добыл или сам составил список из нескольких тысяч человек, у которых в прошлом были проблемы с алкоголем, мучимых тайными страхами и чувством вины, а потом сумел поймать нескольких из них в сети загадки с числами, чтобы изводить их угрожающими стишками и затем ритуально убивать… вся эта цепочка, выглядевшая поначалу невероятной, теперь казалась более чем правдоподобной. Он вспомнил, как читал, что серийные убийцы в детстве часто с удовольствием мучили насекомых и мелких животных, например нанося им ожоги через увеличительное стекло. Один из его самых известных арестантов, Каннибал Клаус, в возрасте пяти лет таким образом ослепил кошку. Выжег ей глаза, направляя в них луч солнца через увеличительное стекло. Это было до ужаса похоже на то, как нынешний убийца заставлял своих жертв смотреть в свое прошлое и усиливал их страх, пока они не начинали извиваться от боли.
Обнаруживать закономерности, собирать кусочки пазла в единую картину — этот процесс обычно воодушевлял его, но в тот вечер радовал меньше обычного. Может быть, дело было в послевкусии от собственной неосторожности, от совершенной ошибки. Она комом стояла у него в горле.
Гурни небрежно следил за дорогой, за своими руками, лежащими на руле. Странно. Руки казались ему чужими. Неузнаваемо старыми — как руки его отца. Крохотные пятна разрослись в размерах, и их стало больше. Если бы ему показали фотографии десятка разных рук, он не смог бы опознать среди них свои.
Он задумался, почему так получается. Быть может, если изменения происходят постепенно, мозг их не регистрирует, пока они не достигают критического размера. А возможно, причина лежит глубже.
Означает ли это, что мы всегда видим знакомые вещи в значительной мере такими, какими они были когда-то? Что мы застряли в прошлом не из-за ностальгии и не оттого что выдаем желаемое за действительное, а из-за какого-то замыкания в нейронных сетях, обрабатывающих информацию? Если то, что человек якобы «видит», состоит отчасти из оптических сигналов, а отчасти из памяти, а то, что он «воспринимает» в любой отдельный момент, — смесь свежих и старых впечатлений, то у выражения «застрять в прошлом» появляется новый смысл. Настоящее, таким образом, постоянно подвергается тирании прошлого, которое подсовывает устаревшую информацию под видом новых сенсорных впечатлений. Разве это не относится к серийному убийце, ведомому старой детской травмой? Насколько искажено его восприятие действительности?
Эта теория моментально захватила Гурни. Возникновение новой идеи, проверка ее на состоятельность всегда давали ему ощущение, что он контролирует ситуацию, ощущение, что жизнь продолжается, — но сегодня эти ощущения тяжело было удержать. Навигатор сообщил ему, что до поворота на Вичерли осталось триста метров.
После поворота дорога петляла среди полей, типовых домов, торговых центров, призраков ушедшей моды на летний отдых: полуразрушенный кинотеатр для машин, указатель на озеро с ирокезским названием.
Он вспомнил другое озеро, с другим индейским именем. Вокруг него вилась тропинка, по которой они с Мадлен гуляли однажды в выходные, в поисках хорошего места в Катскильских горах. Он помнил ее веселое лицо, когда они стояли на небольшом склоне, держась за руки, улыбаясь и глядя на подернутую рябью воду. С воспоминанием пришел укол вины.
Он до сих пор не позвонил ей и не сказал, что собрался делать и куда едет, а также насколько это отложит возвращение домой. Он не мог решить, о чем ей стоит рассказать. Например, нужно ли упомянуть о марке? Наконец он решил позвонить и разбираться по ситуации. Господи, помоги мне сказать то, что действительно нужно.
Учитывая, что он и без того был на взводе, Гурни решил перед звонком припарковаться. Первым пригодным для этого местом оказалась гравийная обочина для парковки перед закрытой на зиму фермой. Он сказал системе распознавания голоса в телефоне: «Домой».
Мадлен ответила после второго гудка, ее голос был приветливым, даже воодушевленным — как всегда по телефону.
— Это я, — сказал он, подхватывая лишь малую толику ее оптимизма.
Она секунду помолчала.
— Ты где?
— Как раз звоню рассказать. Я в Коннектикуте, рядом с городком Вичерли.
Напрашивался вопрос «Почему?», но Мадлен не задавала очевидных вопросов. Она ждала.
— У дела очередное продолжение, — сказал он. — Может быть, все движется к развязке.
— Ясно.
Он расслышал медленный, сдержанный вздох.
— Что-нибудь еще расскажешь? — спросила она.
Он выглянул в окно на пустующий прилавок для овощей. Хозяйство выглядело не столько закрытым на зиму, сколько заброшенным.
— Человек, которого мы ищем, стал неосторожным, — сказал он. — Может быть, у нас появилась возможность его остановить.
— «Человек, которого вы ищете»? — переспросила она, и от ее голоса повеяло холодом.
Он промолчал, не зная, как реагировать на ее тон.
Она продолжила, теперь не скрывая ярости:
— Ты хочешь сказать, кровавый маньяк, серийный убийца, который никогда не промахивается, который стреляет людям в шею, а потом перерезает им глотки? Ты его имеешь в виду?
— Да. Это и есть человек, которого мы ищем.
— И что, во всем Коннектикуте не хватает копов, чтобы с ним разобраться?
— Похоже, он обратил внимание на меня.
— Что?..
— Видимо, он узнал, что я работаю над его делом, и может попытаться сделать какую-нибудь глупость, что предоставит нам нужный шанс. Теперь у нас появилась возможность выйти на него напрямую, а не тащиться по его следам.
— Что?! — Это был даже не вопрос, а болезненное восклицание.
— Все будет хорошо, — произнес он не слишком убедительно. — Он начал терять контроль. Начался процесс саморазрушения. Нам просто надо быть на месте, когда это произойдет.
— Когда это было твоей работой, тебе надо было быть на месте. Теперь это не твое дело.
— Мадлен, черт побери, я коп! — Слова вырвались из него, как застрявшая кость вырывается из горла. — Почему ты никак этого не поймешь?
— Нет, Дэвид, — спокойно ответила она. — Ты был копом. А теперь ты не коп. И ты не обязан там быть.
— Я уже приехал. — В наставшей тишине его вспышка ярости отступила, как уходящая волна. — Все в порядке. Я знаю, что делаю. Ничего плохого не случится.
— Дэвид, ты в своем уме? Почему тебе надо подставляться под пули? Ждешь, когда одна из них тебе угодит прямо в голову? Да? Хочешь, чтобы наша совместная жизнь вот так и закончилась? Чтобы я просто ждала, ждала, ждала, когда тебя наконец убьют? — Ее голос так отчаянно надломился на слове «убьют», что он не нашелся что ответить.
Мадлен заговорила сама — настолько тихо, что он едва различал слова:
— Зачем ты это делаешь?
— Зачем?.. — Вопрос застиг его врасплох. Он почувствовал, что теряет равновесие. — Я не понимаю вопроса.
Ее внимательное молчание окутало его через километры, давило на него.
— О чем ты говоришь? — переспросил он, чувствуя, как сердце начинает учащенно биться.
Он слышал в трубке ее дыхание. Понимал, что она сейчас на что-то решается. И когда она вновь заговорила, это снова был вопрос, такой тихий, что он его едва расслышал:
— Это из-за Дэнни?
Он чувствовал, как сердце бьется в шее, в висках, в руках.
