Майкл Ридпат - Последний проект
– Сюда, – сказал Генри, увлекая меня за собой.
Кабинет Генри показался мне складом для бумаг и компьютерного оборудования, в который каким-то чудом удалось втиснуть небольшой стол и пару стульев. Я занял один из них, а Генри – другой.
– Я слышал, что Лайза от тебя ушла, – близоруко помаргивая, произнес он. – Мне очень жаль, Саймон.
– Мне тоже, – ответил я. – Но, насколько мне известно, она ушла и от тебя. Или, если быть точным, вы вышвырнули её вон.
– Верно, – холодно произнес Генри. – Наши пути разошлись.
– Но почему? Разве она не вела важной работы с препаратом «БП – 56»?
– Твоя жена – женщина исключительно умная и внесла в наше дело огромный вклад. Нам её очень и очень не хватает, – Генри помолчал и добавил. – Мне её очень не хватает.
– Но в таком случае, почему ты ей уволил?
– Я не увольнял её, Саймон. «Био один» – совсем не то, что «Бостонские пептиды», и Лайза не вписывалась в систему. Это было для всех очевидно.
– Но почему ты не выступил на её стороне?
– Я ничего не мог сделать.
– Генри! Ты был её боссом. В конце концов ты мог тоже уйти! Но, как мне кажется, ты не хотел терять обещанную тебе долю акций!
Глаза Генри вдруг утратили свойственную близоруким людям мягкость, и он ожег меня яростным взглядом. На какой-то момент мне показалось, что он распорядится меня вышвырнуть еще до того, как я продолжу задавать неудобные вопросы. Но вместо этого бывший босс Лайзы снял очки и протер глаза.
– Ты прав. Мне обещаны акции, – сказал он. – Но я серьезно думал о том, чтобы уйти. Однако дело в том, что «Бостонские пептиды» для меня – всё. Я посвятил им всю свою научную жизнь. Ради этой компании я заложил свой дом. Теперь я надеюсь на то, что с помощью «Био один» мне за пару лет удастся успешно завершить дело всей моей жизни.
– «Бостонские пептиды» и для Лайзы значили очень много, – возразил я.
– Да, конечно. Мне это известно. После того, как нас поглотила «Био один» передо мной и перед ней встал выбор: бороться и проиграть или остаться с ними, чтобы продвинуть свои технологии. Лайза решила бороться. Я предпочел остаться. Поверь, мне не больше, чем Лайзе, нравится то, как они ведут дела.
– А что так не нравилось Лайзе? – спросил я. – Ничего конкретного она мне не сказала. Не пускаясь в дальнейшие разъяснения, утверждала лишь то, что компания сильно воняет.
– Прости, Саймон, но я тоже не могу вдаваться в детали. Не забывай – я теперь работаю на «Био один».
– Ты слышал, что отца Лайзы убили?
Генри кивнул или, вернее, величественно склонил свою огромную голову.
– Ты, без сомнения, знаешь, что основным подозреваемым является твой покорный слуга?
Последовал еще один величественный кивок.
– В «Ревер» был убит еще один человек, и я думаю, что оба эти убийства каким-то образом связаны с «Био один». Сейчас я пытаюсь установит эту связь.
– Чтобы доказать свою невиновность?
– Да. Но не только полиции. Я должен доказать это Лайзе. Мне надо вернуть её.
Генри некоторое время задумчиво на меня смотрел, а потом, приняв нелегкое для себя решение, произнес:
– О’кей. Но все, что я тебе скажу, пусть останется между нами. Ты не должен выдавать источник информации, с кем бы ты ни говорил.
– Хорошо. Расскажи мне о «Био один».
– Что ты хотел бы знать?
– Что здесь не так? Кое-что слышал от Лайзы, но хочется услышать и твое мнение.
– Как мне кажется, – собравшись с мыслями, начал Генри, – нам обоим пришлась не по вкусу царящая здесь обстановка секретности. Понимаешь, в идеальном мире ученые должны делиться с коллегами своими открытиями. Только таким образом мировое научное сообщество может развиваться. Или скажем так – развиваться быстрее, чем при работе в изоляции. Но мы живем в мире, далеком от идеала. Даже в академических исследовательских институтах ученые мужи весьма ревниво охраняют своим исследования. Они постоянно опасаются, что кто-то украдет их идеи, первым опубликует статью, получат патент или перехватит солидный грант, который, по их мнению, должен принадлежать им.
– Понимаю, – сказал я, поскольку мне много раз доводилось слышать рассказы Лайзы о политиканстве в научных кругах.
– Такое положение, повторяю, сложилось даже в чисто исследовательских учреждениях. Когда же дело доходит до коммерческих институтов с их акциями и патентами, то получить доступ к информации становится еще сложнее. Для того чтобы патентная заявка была удовлетворена, компания должна доказать свой приоритет, доказать, что ранее «подобных достижений» в мире не имелось.
– Но в таком случае все компании в сфере биотехнологий должны оберегать свои секреты.
– Да, в определенной степени это и происходит. Однако у себя в «Бостонских пептидах» мы не превращали секретность в культ. Конечно, мы не делали глупостей, способных помешать нам получить патент, но главной нашей задачей была победа над Болезнью Паркинсона, и мы делились информацией с другими исследователями. Однако и мы делали это так, чтобы не поставить под угрозу наш основной проект.
– Так в чем же проблема?
– Политика «Био один» в этой области коренным образом отличается от нашей. Вся их работа пронизана доведенной до абсурда идеей секретности. Ученые там трудятся в десятках групп, контакты между которыми запрещены. Результаты их исследований передаются в центр, который делится ею с остальными по принципу «минимально необходимых знаний». Такой принцип, как тебе, наверное, известно, практикуется в разведывательных службах.
– Но почему здесь?
– Разделяй и властвуй. Развивай соперничество среди сотрудников, и в атмосфере общей неуверенности, ты добьешься наилучших результатов. Но самое главное в этой схеме то, что вся власть сосредотачивается в центре. Иными словами, в руках Томаса Эневера.
– Клизмы?
– Да, я слышал, что его так называют, – улыбнулся Генри. – Он единственный, кто точно знает, что происходит в компании.
– А как же Джерри Петерсон, Президент?
– Я имел с ним дело, когда «Био один» съедала нас. Но он не имеет никакого представления о том, что происходит. Так же как и ваш парень – Арт Альтшуль, кажется.
Переварив эту информацию, я сказал:
– Но информация о каких-то аспектах деятельности фирмы должна становиться достоянием публики. Ведь её акции котируются на рынке, не так ли? Кроме того, Управлению контроля пищевых продуктов и медицинских препаратов необходимо знать результаты клинических испытаний.
– Да, конечно. Федеральное управление требует от нас вагоны документации. Но вся информация на эту тему сосредоточена в Отделе клинических испытаний – наиболее секретном подразделении фирмы. Отдел подчиняется непосредственно Эневеру и ни перед кем, кроме него, не отчитывается.
– Что представляет собой Эневер? Я видел его всего лишь раз. Лайза говорила, что несколько лет тому назад его уличили в фальсификации научных данных.
– Этого так и не удалось доказать, – ответил Генри. – Он опубликовал несколько статей с результатами кое-каких экспериментов, доказывающих, что «Невроксил-3» замедляет образование свободных радикалов в ткани мозга жертв Болезни Альцгймера.
– «Невроксил-3» был предтечей «Невроксила-5»?
– В некотором роде да, – сказал Генри. – Так или иначе, но другие исследователи не смогли воспроизвести полученных Эневером результатов, и год спустя тот был вынужден опубликовать статью, в которой признавал ошибки при проведении эксперимента. Это вызвало небольшой переполох, но никто так и не смог доказать, что Эневер сознательно манипулировал данными.
– Что, по-твоему, тогда произошло?
– Думаю, что Эневер не устоял перед опасностью, которая с начала времен преследует всех ученых. Он так хотел получить определенные результаты, что проигнорировал противоречащие его выводам факты.
– Да, теперь я понимаю, почему Лайзе это не могло понравиться. Но как получилось, что её уволили?
– Ты же знаешь Лайзу. Она стала задавать разнообразные вопросы.
– О «Невроксиле-5»?
– Да.
– А что в нём не так?
Генри откинулся на спинку стула, помолчал и ответил:
– Лично я считаю, что с «Невроксилом-5» все в порядке.
– А как Лайза? Что думала она?
– Лайза уговорила Эневера предоставить ей некоторые данные по «Невроксилу-5». Ей очень хотелось знать, можно ли использовать этот препарат для лечения Болезни Паркинсона. Получив эти данные, она вдруг стала задавать вопросы о чистоте экспериментов. Ты же знаешь Лайзу. Она не может успокоиться до тех пор, пока не получит ответы на все интересующую её вопросы, – Генри улыбнулся и продолжил: – Ты знаешь, как с ней обращаться, а Эневеру терпения, видимо, не хватило.
– И он её уволил?
– Да. Твоя жена не смогла остановиться. Я пытался уговорить её плюнуть на все это дело, но она отказывалась прислушиваться к голосу рассудка.
– И что же её особенно беспокоило?
