Марсель Монтечино - Высокая ставка
«Слушай, слушай, идиот лягушонок». Француз недоуменно поглядел на Сэла, и как раз в этот момент зазвучал проникновенный — один на миллион — голос Изабель. «Слушай! Ну, что скажешь те...»
Лакомб выключил магнитофон.
— Послушайте! — вскричал Сэл.
— Мне нужны только танцевальные ритмы. У вас есть такой материал? — Он уставился на Сэла с явной враждебностью.
— Конечно, есть. Вы же не дослушали до конца первую песню.
Лакомб прокрутил пленку вперед. Раздалось тихое шуршание стремительно наматывающейся пленки.
— Вы даже не дали себе труда прослушать хотя бы первую песню, — проговорил Сэл тоном, как он полагал, крутого антрепренера. — Я представляю уникальную и...
Лакомб бесцеремонно оборвал его:
— Эта фирма интересуется только танцевальными ритмами. Клубной музыкой. Новыми ритмами. «Бум-бум-бум-бум», — изобразил он новые ритмы, ударяя кулаком по колену. — И больше ничем.
«А-а, диско. Ты имеешь в виду диско, но называешь это как угодно, только не диско».
Француз нажал кнопку магнитофона, шуршание пленки прекратилось, и через секунду усилители воспроизвели голос Изабель как раз на середине второй по порядку песни, записанной на пленке. Лакомб без колебаний выключил магнитофон, и кассета выскочила из него, как из тостера готовый тост.
— Меня интересует только танцевальная музыка, — повторил Лакомб, вынимая кассету из магнитофона.
— Подождите, — не сдавался Сэл. — Там есть четыре танцевальные вставки в модном ритме.
Француз сурово уставился на него.
— Возможно, но у меня нет времени отыскивать их. Благодарю вас. — Он отдал кассету Сэлу.
— Вы делаете... — Сэл сглотнул. Перехватило дыхание. Его бросило в жар. — Она необычайно талантлива.
Но Лакомб уже снова уткнулся носом в буклет.
— Танцы, только танцы. — И, даже не взглянув на Сэла, он закурил очередную сигарету.
Сэл вышел и вдруг подумал о том, каким крошечным все было в офисе. Толстуха в приемной оторвалась от своих ногтей и вопросительно взглянула на Сэла, однако по его лицу поняла, что он потерпел фиаско и надежды с ним переспать — никакой. Но она была не из тех, кто сразу сдается, и бодро провозгласила:
— Итак, я найду вас вечером в баре «Мартинез». Договорились?
Сэл с недоумением посмотрел на нее, выдавил из себя улыбку и, помахав рукой, побрел прочь.
Покинув французский офис, он очутился в стихии кожаного рок-н-ролла. Здесь представители двух датских групп «тяжелого металла» горячо спорили между собой на непонятном ему языке. Испанские издатели музыкальной продукции весело смеялись, обмениваясь пошлыми шутками. Толпа буквально вынесла Сэла к немецкому стенду с видеотехникой, где всем желающим предлагали какие-то сухие, посыпанные солью крендельки. У стенда кастровской Кубы звучали громкие бравурные марши, а напротив продавались нелицензионные записи Чарли Паркера. На внешних панелях офиса красовались изображения Берда в натуральную величину. Берд в Париже. Берд на Пятьдесят второй улице. Берд и Диз. Берд. Берд. Берд. Сэл перешел в другой отсек. Там тоже везде видео. Мадонна, Спрингстин, Майкл Джексон — все американские знаменитости. На соседнем стенде демонстрировался полупорнографический видеофильм с какой-то норвежской группой полуголых девиц. В следующем отсеке Сэл увидел компакт-диски с певцами, ни для кого не представлявшими какого-либо интереса. Внимание Сэла привлекли три красивые черные певицы из Амстердама, разговаривающие только на голландском, и одна польская группа из Варшавы, исполнявшая исключительно RZB. Тут были менеджеры, агенты, артисты, авторы песен. Импресарио, антрепренеры, формирующие программы, продюсеры. Бывшие, будущие, жаждущие успеха и многообещающие. Жулики, мошенники, торговцы наркотиками. Американские дельцы из мира музыкального бизнеса, пожелавшие воспользоваться дорогостоящей поездкой на Ривьеру — хотя бы даже в январе, английские плотники, приехавшие монтировать стенды, а сейчас разгуливающие по залам Дворца в надежде подцепить какую-нибудь кошечку. Были здесь певцы и певицы из Стокгольма, Сан-Хуана, Сакраменто — они приехали в надежде получить признание. Здесь собрались тысячи людей из самых разных стран. Казалось, все они хорошо знакомы между собой и знают, что следует делать. Все, кроме него.
Он потратил еще добрый час, чтобы получить аудиенцию у маленького улыбчивого человечка из Брюсселя. Тот сказал Сэлу, что весьма, весьма сожалеет, но Изабель слишком «американка» для европейского рынка. Затем он беседовал с бледнолицым юнцом из Германии. В свои двадцать с небольшим владелец компании по записи и распространению грампластинок. Оказалось, его интересует только «тяжелый металл». Еще один, француз, в черной майке с эмблемой «Белой змеи» доверительно сообщил Сэлу бытующее в недрах музыкальной индустрии мнение о недостаточной выразительности исполнения рок-певиц и поинтересовался, не может ли он предложить каких-нибудь крутых американских парней, поющих рок. Желательно черных. Светлокожие черные американские певцы пользовались в тот год бешеным успехом в Париже. Потом Сэл набрел на энергичную миловидную лесбиянку из Мюнхена, встретившую его в штыки — она записывала исключительно геев и лесбиянок, а он посмел к ней явиться. Симпатичный седовласый джентльмен из Милана признался, что не особенно разбирается в музыке, а в Каннах решил отдохнуть от своей сварливой жены. Толстяк коротышка из Лихтенштейна с несвежим дыханием убеждал Сэла, что его фирма звукозаписи самая крупная и лучшая в стране. В действительности же, как установил Сэл, это была единственная в Лихтенштейне фирма, а хитом там считалась любая пластинка, разошедшаяся в количестве более ста экземпляров.
Сэл больше не различал ни лиц, ни стенды. Перед глазами стоял образ дельца, не принявшего его предложения, а в ушах звенело от доносившихся со всех сторон звуков. Сэл бродил среди заполнившей проходы толпы, вступая в контакт с какими-то людьми, на ходу договариваясь о встрече и получая отказы на различных языках. Что с ними? Неужели они ничего не понимают? Трудно поверить. Сэл ходил и ходил, пошатываясь от усталости, словно пьяный, заискивающе улыбаясь, предлагая кассеты без всякой надежды на успех, в ответ получая фальшивые улыбки. Для него это была миссия весьма унизительная. Что же все-таки происходит? В последнее время все в жизни у него шло довольно гладко, не считая случившегося с Джо Хаком. Кто мог подумать, что все его усилия тщетны? Как можно не видеть и не слышать таланта?
* * *Возле Дворца разместилось несколько баров и закусочных. В главном баре, который открыли летом перед кинофестивалем, крытом матовым пластиковым плексигласом, проникавший внутрь свет был грязноватым, точнее, серым. Было время ленча. Сэл не притрагивался ни к пиву, ни к сандвичам. Глядя на шумные компании рядом за столиками, он понял, что единственный из «участников фестиваля» сидит в одиночестве. Покупатели с наушниками на голове внимательно выслушивали продавцов, предлагавших свой товар. Те сидели за большим столом перед собравшейся публикой, с любезными улыбками, но в глазах застыл страх. Боже, за каким чертом я приехал сюда?
Все другие здесь, в кафе, да и во Дворце, видимо, имели какую-то цель или план и уйму друзей.
Что, черт побери, я делаю здесь? Он пригубил пиво. Теплое! Теплое и невкусное! Подумать только, шестьдесят франков за бутылку теплого, отвратительного пива. Целых десять долларов! Голова разламывалась от боли. Нет, он не станет просить у этих барменов-лягушатников распроклятый аспирин, не доставит этим гордецам такого удовольствия. Бог ему поможет.
Сэл наклонил голову, закрыл глаза и принялся массировать лоб, пытаясь прогнать головную боль.
Он не знал, сколько времени пребывал в такой позе, может, несколько минут, потому что вдруг отключился, задремал, а когда очнулся, услышал обращенные к нему слова американца:
— Эй, парень! Тебе не повезло на фестивале?
Сэл медленно поднял голову и взглянул на загорелое улыбающееся лицо типичного южнокалифорнийского панка. Длинные, распущенные по плечам золотистые волосы, безупречно белые зубы, изрядно потрепанные, как было тогда модно, джинсы и голубая майка с эмблемой «Корона» — великолепная реклама солнцу, морю и серфбордингу на холодных французских пляжах.
Физиономия у парня была такая веселая и открытая, что Сэл невольно улыбнулся.
— У меня сегодня неудачный день. Такое ощущение, будто я состязался на ринге с Майклом Тайсоном.
Незнакомец тряхнул головой, и его золотистые волосы всколыхнулись подобно океанским волнам.
— Фестиваль может обойтись с человеком жестоко. Да, парень, жестоко. Особенно с новичком. — Он протянул Сэлу руку, на пальце блеснуло массивное серебряное кольцо, как у Кейта Ричарда. — Меня зовут Эрик.
— Марко Толедано.
Эрик подсел к Сэлу за столик и принялся за пиццу, которую принес с собой.
