Петер Демпф - Тайна Иеронима Босха
Кайе не совсем понимал сложные намеки Небрихи. Он еще не опомнился от рассказа Берле. Реставратор снова нажал кнопку тревоги, но подтверждения не поступало.
Взволнованный голос Небрихи продолжал:
— Вот почему знак Венеры, Михаэль. Все указывает в одном направлении. Не лицо человека-дерева находится в центре картины. Если провести диагональ, то получится весло правой лодки. Весло! Вы понимаете? В первой картине отверстие в фонтане с совой, во второй — всадник с рыбой, а в последней — весло. Все сходится. Весло означает курс, направление. Курс, который взял человек-дерево, неверный. Он ведет сюда, в ад, в то время как курс, который нужно проложить, иной. И поэтому в картину введен символ Венеры, который мы обнаружили на наших снимках.
Кайе стал ясен ход мыслей Небрихи.
— Разве Грит Вандерверф не называла поколение наших потомков «людьми-посевами», Антонио?
Патер Берле мгновенно обернулся и рассмеялся:
— Они давно позади нас, и были позади, сеньор Кайе. Якоб ван Алмагин уже в XVI веке пытался зарисовать знание о людях-посевах.
Небриха вздрогнул и обернулся:
— Вы… здесь? И в форме охранника?
Берле проигнорировал Небриху и понизил голос, будто не хотел, чтобы его услышали посторонние.
— Эта женщина-мужчина пережила всех. Всех! Босх умер в 1516 году. Картина высосала его силы целиком, а нападки патера Иоганнеса окончательно вымотали. И все же это был маленький триумф для Якоба ван Алмагина. Доминиканцы так и не смогли встать на ноги в Ден-Босе. Патер был устранен Якобом ван Алмагином раньше. В 1515-м он покинул этот мир.
Кайе провел рукой по волосам. Откуда Берле знает такие детали? Откуда взял все эти истории?
Словно услышав немой вопрос реставратора, Берле ответил еще тише, чем раньше. Кайе был вынужден наклониться, чтобы расслышать. В голосе патера появились угрожающие нотки.
— Петрониус Орис и Зита ван Клеве скрылись. Рукопись спасала их до тех пор, пока последняя часть не попала в чужие руки. Зита и Петрониус отправились предположительно в Испанию. В конце концов рукопись очутилась в Саламанке. И еще — перед их смертью что-то произошло. Не хватает последней части рукописи. Зита продолжила ее, об этом она сообщает, но рукопись обрывается к моменту их бегства. А все ссылки на Якоба ван Алмагина и на значение картины исчезли. Похоже, Алмагин завладел последней частью рукописи. В любом случае след Петрониуса Ориса теряется. Возможно, он изменил имя, но я думаю, что, как многие, подобные ему, он погиб на костре инквизиции. В библиотеке в Саламанке на то есть много указаний. А вот следов Зиты нет нигде!
В помещении воцарилась тишина. Реставратор нервничал. Тишину прервал Небриха:
— Таким образом, картина замолчала! До сегодняшнего дня. Сейчас она вновь заговорила, патер Берле. И если мы не узнаем всей правды, то в руках у нас останется хотя бы ключ. «Сад наслаждений» провозглашает конец католической церкви и господства мужчин.
Лицо Берле исказилось.
— Церковь истребляла мудрых женщин, посылала на костер, — продолжал Небриха. — Но уже в то время люди-посевы составляли с помощью Якоба ван Алмагина свой алфавит изменений. Женщины во все времена передавали свои знания дальше, патер. Они просто скрывали это, ведь так называемых ведьм сжигали на кострах инквизиции.
Кайе старался понять, прав ли Небриха, а если прав, то какую цель преследовало послание? Картина оставалась картиной, а действительность — действительностью, к чему бы ни приводили тайные послания, если они вообще были.
Небриха, опьяненный своим открытием, продолжал:
— Мы, мужчины, обманывали себя и были слишком уверенны. Но Якоб ван Алмагин знал лучше. Мужчины на картине Босха двигаются по кругу, танцуют вокруг озера и празднуют призрачную свадьбу, в то время как часы указывают на их конец.
Кайе догадывался, на что намекает Небриха.
— Ну и что последует за этим? — тяжело дыша, спросил Берле.
— Картина рассказывает о женщинах, Берле. Потом будут женщины.
Взгляд Берле погас, как потушенная свеча. Патер сник и обхватил себя руками. Он весь дрожал, на лбу у него выступил пот. Кайе потряс его за руку, но Берле смотрел мимо него на картину, ее свечение странно усиливалось лучами солнца.
— Я не хочу возвращаться к женщинам, сеньор Кайе.
— Вот мы и подошли к важной точке! — раздался в дверях голос Грит Вандерверф.
Никто не заметил, как она вошла в мастерскую. Берле сунул руку под куртку, достал авторучку и судорожно сжал ее в кулаке.
— Да, дорогой патер. Возможно, картина действительно содержит послание. Жизнь — вечный цикл прихода и ухода, жизни и смерти. Женщины знали об этом цикле. Они обладали знанием, силой и господством с давних времен. Вот здесь, — Грит указала на среднюю часть картины, — в знаке Льва. Десятки тысяч лет назад. Их господство изменилось, женщин вытеснили, они потеряли уважение, власть и влияние. Отдали поле боя мужчинам.
Кайе заметил, что патер повернулся спиной к Грит и судорожно сжимает в руке ручку. Вандерверф не верит в то, что говорит — реставратор не сомневался. Но тогда зачем Грит говорит все это?
— Знания о рождении и смерти всегда были в их руках, и так должно было остаться. Но в позднем Средневековье церковь начала уничтожать мудрых женщин, страшась, что в своем господстве не достигнет желаемой полноты, пока женщины уходят от ее влияния. Возникла угроза потери знания. Женщины стали искать возможность сохранить его. Письменность находилась в руках мужчин. Опасно заключать в слова все знания женщин, сведения, которые собирались тысячелетиями и передавались от матери к дочери. Знание было заложено в эту картину. Но не всё. Не хватило времени и женщин, желающих рисковать. Однако важнейшая информация, самая важная, все-таки была таким образом сохранена.
Грит улыбнулась патеру.
— Non posse mori. Невозможно умереть. Вот основа материнских мыслей. Пока существуют матери и дочери, знание о том, кто приносит в этот мир жизнь и передает ее дальше, не умрет.
— Поэтому символ Венеры на последней картине…
Кайе сказал это для себя, скорее, прошептал, однако
Берле воспринял сказанное чрезвычайно страстно:
— Вы идиот, Кайе! Больше она ничего от нас не хочет. Ее теория осталась бы воздушным замком, если бы информация не была нигде спрятана.
— О символе Венеры мне известно уже давно, патер Берле. Вы не заметили, что на внешней стороне фигура Христа сдвинута на самый край картины. Его «сотворение мира»… — тут Грит стала высокопарной, — о нем не стоит говорить. Мир рожден из оплодотворенного яйца космической матки. Бог, бог-мужчина из Библии, был приглашен в качестве зрителя. Ему позволили говорить; действовать — дело женщины. Бог — всего лишь словоохотливый осеменитель. Женщины — матери рая. Потому и знак Венеры.
Грит преувеличенно торжественно жестикулировала, и теперь Кайе стало ясно, что она провоцирует Берле. Тот вздрагивал при каждом слове, как от удара плетью. Вандерверф собиралась загнать патера в угол. При этом она целеустремленно двигалась к картине и в конце концов прошмыгнула между патером и триптихом.
Грит указала на створку, изображающую рай:
— А теперь посмотрим сюда. Эта часть картины показывает рай женщины. Адам сидит, отодвинутый в сторону, под древом жизни. Странно, но не он в центре картины, и кажется, Адам удивлен, изумлен тем, что Бог занят Евой. Все на этой картине сдвинуто в сторону. В центре только источник, и его цвет и форма заставляют задуматься. Источник, из которого вытекает жизненная влага, изображен по подобию стилизованных женских половых органов.
Рассуждения Грит были прерваны криком. Патер Берле прижал кулаки к щекам, не выпуская из руки авторучку. Кайе догадывался об опасности и снова и снова нажимал кнопку вызова подмоги. Он проклинал халатность охранников. Неужели Берле и тут использовал свои гипнотические способности?
— Прекратите! — кричал Берле. — Оставьте меня в покое!
— В чем дело, патер? — ехидно спросила Грит. — Что я такого сказала?
Берле тяжело дышал. Он медленно поднял голову и посмотрел на Грит и Кайе. Его глаза сверкали.
— Прекратите!
Он задыхался. Зрачки Берле дрожали, казалось, внутреннее возбуждение не дает ему успокоиться хотя бы немного.
— Ничего больше не хочу слышать! Это все ересь! Почему наш мир должен стать другим, будто он только ваш? Разве матриархат не погиб?
Грит спокойно смотрела на патера. Она изучала Берле холодным взглядом, от которого тот стал нервно мять пальцы.
— Он никогда не погибал. Он был вытеснен, поскольку мужчины думали, что актом зачатия смогут проникнуть в тайну жизни. Заблуждение, которое человечество могло бы пережить, если бы религия не стала пособником невежества.
— Тогда в ней есть пророчество! Только оно могло удовлетворить женщин, — вставил Кайе.
И в тот же миг пожалел о сказанном, потому что патер весь напрягся. Грит твердо продолжала:
