Теренс Стронг - Смерч над Багдадом
— Господи, Кон, неужели им мало того эффекта, который даст гибель целой американской базы от сибирской язвы?
Мойлан нахмурился.
— Подумайте, Лу. Антракс — это для правительств союзников. Они получат свое и постараются это скрыть. Цель будет достигнута, их заставят пойти на попятный, но Эн-би-си не станет рыдать над сотнями заснувших вечным сном, да и Саддам не захочет настраивать против себя тех, кто ему пока еще сочувствует. Обе стороны будут знать правду, однако официально он опровергнет все слухи. Для средств массовой информации он намерен провести настоящую боевую атаку против Соединенных Штатов, такую, которую никто не сможет утаить.
— Что он задумал?
— Взорвать несколько военных кораблей в Сауда-бей. Мы все заснимем на пленку и через двадцать четыре часа передадим телецентрам во всех странах мира.
Корриган в сомнении покачал головой.
— По-моему, вы слегка заблуждаетесь, Кон. Для двойной операции надо намного больше людей, чем у нас…
Мойлан многозначительно наставил на Корригана палец.
— Нет, Лу, это вы заблуждаетесь. Я и половины вам не сказал. Начнем с того, что я уже кликнул нескольких старых друзей. Люди опытные, ни одна душа не подозревает, что Совет выплачивает им пенсию.
— Вы хотите сказать, они прибудут сюда?
— Двое. А еще двое поработают с антраксом в Лондоне, покатаются по Темзе на старом буксире. А еще двое отправятся в Вашингтон. Вам это должно понравиться — отравленные сенаторы, отведавшие еду, которая готовится на тамошних кухнях. Это спланировала иракская Эстикбара. А мы поможем Саддаму начать войну во дворе у Буша.
Безумец! Корриган вовремя прикусил язык. Безумец? Нет, Мойлан в здравом уме, равно как и Саддам Хусейн. Оба хитры и расчетливы, нацелены на победу любой ценой, чего не понять простым смертным.
— Георгос сказал, — продолжал Мойлан, — что американцы для материально-технического обеспечения операции «Буря в пустыне» арендовали примерно пятнадцать греческих торговых судов, а на этих судах есть ячейки «Семнадцатого ноября», и на них работает агент одной афинской судоходной компании. Два корабля должны по расписанию зайти в Сауда-бей для заправки по пути в Персидский залив, и они под завязку нагружены боеприпасами. — Он помолчал, давая собеседнику усвоить сказанное. — Надеюсь, вам известно, что получается, когда корабль с боеприпасами взлетает на воздух? Он испаряется сам, уничтожает заправочный терминал и все другие суда, что стоят на якоре.
Корриган, подняв стакан с виски, внимательно разглядывал его на свет.
Дальнейшие события развивались молниеносно.
Запищал будильник, Корриган заворочался, очнулся от беспокойного сна, не понимая, где он и что с ним. Он чувствовал на груди чью-то руку, впивающиеся в тело ногти. В следующую секунду пришел в себя, и вьетконговец в черном маскхалате перестал маячить перед глазами.
Над ним склонилась улыбающаяся София.
— Что, американец, страшный сон приснился?
Он опустил руки, уставился на обнаженную девушку, которая сидела на краешке его кровати и пыталась зажать ему рот, чтобы он не кричал во сне.
— Который час?
— Полседьмого. Грузовики с апельсинами придут через час.
— Господи Боже! — Он спустил ноги на пол и повернулся к ней. — Никогда не трогай меня, если я сплю. Это к добру не приведет.
Она обнажила зубки в дразнящей улыбке.
— Разве мы не можем стать любовниками?
Он сел, распрямляя спину.
— Ты же американцев терпеть не можешь, забыла?
— Я считаю тебя ирландцем.
— Дело твое, — буркнул он. — Только мой страшный сон мог в самом деле плохо кончиться. В следующий раз будь осторожней.
Она посмотрела на жесткое, обветренное лицо американца и вспомнила, как эти непроницаемые сверкающие глаза впервые загадали ей загадку. Чего он хочет: убить ее или заняться любовью? Этого ей никогда не узнать.
— Пойду приготовлю кофе, — сказала она и направилась в кухоньку, не дав себе труда одеться.
— Накинь что-нибудь, — приказал он.
— Вы что, никогда не были женаты, мистер Корриган? — спросила девушка, не скрывая своего раздражения. — Не видели голую женщину?
— Видел целую кучу, — сказал он, натягивая старую хлопчатобумажную майку и выпуская ее поверх боксерских трусов. — И женат тоже был. Но я беру женщин, когда мне этого хочется. Плати деньги и не слушай никакой ерунды, никаких романтических бредней, никаких ужинов при свечах. Дешевле обходится.
— Значит, секс для тебя все равно, что еда или выпивка? — поддразнивала она, улучив все же момент, чтобы накинуть старый халат. — А как же любовь?
Он пожал плечами, обтянутыми сшитой из кусочков кожаной курткой, взглянул в окно на занимавшийся день и пробормотал:
— А как же измена?
Девушка была заинтригована, его непробиваемое равнодушие почему-то серьезно задевало ее.
— Похоже, ты пережил несчастный роман.
Он резко повернулся к ней.
— Уверяю тебя, я в долгу никогда не оставался.
— Верю. — Она помолчала, тщательно подбирая слова. — Мне просто кажется, что кто-то сильно тебя обидел и ты возненавидел женщин. Я часто встречала таких мужчин.
— Ах, тебе кажется? — окрысился он. — Да что ты об этом знаешь? Богатая сучка из благополучной мещанской семьи, балованная девчонка, у которой было все, чего пожелаешь!
Она непроизвольно попятилась, пухлые губы раскрылись, дрогнули.
— А ты что обо мне знаешь?
Он уловил выражение ее лица, неожиданно ухмыльнулся и полез в карман за сигарой.
— Гадаю, но думаю, близко к истине. — Щелкнул старенькой зажигалкой «Зиппо», выпустил клуб дыма. — Типичная бедненькая богатенькая девица, которая может позволить себе роскошь спутаться с анархистами. Вести воображаемую борьбу ради выжидающих жертв социальной несправедливости, чересчур законопослушных, чтобы самим взяться за дело. Так ты это себе представляешь?
Она не ответила. Понимая, что этот человек, с которым они едва знакомы, разгадал ее сокровенную тайну, молча ждала, когда закипит кофе.
Подала ему чашку и проговорила:
— Я тебе не нравлюсь.
— Ни да, ни нет. Я занят делом.
— Ты всегда занимался тем, что убивал людей?
Он секунду разглядывал ее, согревая застывшие в нетопленной комнате руки о горячую чашку.
— Почти.
— Тебе нравится это дело?
— Иногда. Но чаще это вопрос выживания. Я или он.
— А зачем ты здесь, в Греции? Ради какой-то идеи?
— Я зарабатываю деньги.
— Тебе платят деньги за идею, в которую ты веришь? За борьбу в Ирландии?
Ему захотелось ударить ее. Заорать и сказать, что она просто запутавшаяся глупая сучка. Что он видел сотни мужчин и женщин, убитых за идею, в которую верил кто-то другой. Что она влезла в свою борьбу, пытаясь загладить вину за то, что родилась в рубашке и ей никогда не приходилось, подобно другим, бороться за существование. Но это было бессмысленно, ибо фанатики вроде Софии Папавас никогда не признают правду, даже если она стоит у них прямо перед глазами.
Вместо этого он сказал:
— Все мы во что-нибудь верим.
Она сверкнула глазами, ошибочно заключив, что пробила брешь в его стальной броне.
— Обещаю, что в отличие от других женщин, которых ты встречал в своей жизни, никогда тебя не предам.
Небо над холмами начинало светлеть, обрисовывая голые склоны.
— Рад это слышать, София. Правда рад.
В половине восьмого Корриган и София встретились с Мегги и Мойланом, и все вместе они смешались с толпой скучившихся на деревенской площади сборщиков апельсинов, одетых во что попало.
Люди стояли в промозглой утренней сырости, переминались с ноги на ногу, пытались дыханием согреть побелевшие от холода пальцы, и пар, как густой туман, вырывался из раскрытых ртов. Потом на главной улице появились первые машины, а с ними и работодатели, которые расхаживали, придирчиво разглядывая выстроившихся в ряды работников, словно рабовладельцы былых времен.
— Три тысячи драхм за пятьдесят ящиков, — объявил один фермер.
Кучка готовых работать за любые деньги славян с изможденными лицами рванулась вперед.
Другие остались на месте, ожидая более выгодных предложений.
— Четыре тысячи, — крикнул другой. — И сотня драхм премии за каждый ящик сверх пятидесяти.
Третий искал рабочих поопытней, понадежней.
— Будете собирать у подножия холмов. Сбережете спины.
Компания Мойлана, следуя указаниям Георгоса, держалась в сторонке. Приехавший в красном пикапе «тойота» фермер узнал их сразу.
— Требуются надсмотрщики. Чтобы умели водить машину. Четыре с половиной тысячи в день каждому. — Не обращая внимание на лес взметнувшихся рук, он кивнул Мойлану. — Давайте вы, четверо. Лезьте в кузов.
В пикапе уже сидела бригада, состоящая из людей разной национальности, и фермер взял курс на окутанные облаками горы.
