Михей Натан - Боги Абердина
Эллисон в тот день оделась только в коричневые и черные тона — у нее не было ничего яркого и светлого; волосы — цвета вороного крыла, глаза — карие, ногти покрашены в багровый цвет. Я заметил, что она пользуется ручкой фирмы «Монблан», но не толстой, как предпочитал доктор Ланг, а тонкой, похожей на рапиру, серебряной. Красота девушки была полной противоположностью красоте Эллен — меланхоличной и аморфной, размытой по краям.
— Пожалуйста, прекрати, — резким тоном прошептала она.
Я повернулся и посмотрел на нее. Она глядела на меня, уголки губ были неодобрительно опущены вниз. А рот оказался слишком большим.
— Прости?
— Ты отбиваешь ритм, — она кивнула на мою ступню. — Я не могу сконцентрироваться.
В любой другой день я пробормотал бы извинения и отвернулся. Но последние события наполнили меня силой. Вселяющее энергию чувство вины теперь стало парой серых линз, сквозь которые я смотрел на мир и становился невидимым. Я полагал, что ничто не может принести мне боль.
— «Великий человек — этот тот, кто в гуще толпы и с наслаждением сохраняет гордое одиночество и личную независимость», — процитировал я Эмерсона.
Эллисон посмотрела на свои ногти.
— Что бы там ни было… просто прекрати стучать, — сказала она, снова повернувшись вперед.
Профессор Уоллас говорил об особенностях готического романа и обычные его темы — разрушенные замки и монастыри, густые темные леса с извивающейся, змеевидной растительностью, меланхоличные призраки и пребывающие в смятении или безумии героини. Уолпол, Рэдклиф и Шелли — все они, как я чувствовал, могли бы насладиться моими воспоминаниями о той ночи, когда мы с Артом сбросили Дэна в пруд. Тогда кричала сова, неровные облака то и дело закрывали полную луну, черная вода бурлила у нас под веслами, а тело Дэнни опускалось в ничто. В Стикс.
— Кто-нибудь из вас когда-нибудь был в Праге? — спросил доктор Уоллас, склонившись вперед над кафедрой и глядя на нашу группу.
Он был высоким и худым, типичным жителем Новой Англии — с изможденным и вытянутым лицом и грубыми чертами, словно вырезанными из скалы, с длинными руками и шишковатыми костяшками пальцев.
Я был уверен, что несколько студентов нашей группы владеют, по крайней мере, одним домом в Чешской Республике. Когда никто не ответил, я поднял руку.
— Я был там на зимних каникулах.
Эллисон посмотрела на меня.
— И ваши впечатления? — спросил профессор Уоллас.
Я понял, к чему он клонит, и стал говорить о строгости архитектуры, холодных водах Влтавы и остатках церкви, которая когда-то стояла на месте нынешней гостиницы, где мы останавливались. Мне хотелось произвести на всех впечатление, но, думаю, в конце концов, выступление оказалось претенциозным. Профессор Уоллас просто поблагодарил меня и продолжил рассказ о годах, которые сам провел в Праге. Он написал там диссертацию о сходстве Франкенштейна Мэри Шелли и голема рабби Леви.
После занятий, когда я собирал книги, ко мне подошла Эллисон Фейнштейн. Она представилась и быстро пожала мне руку.
— Знаешь, я пока еще не бывала в Праге, — объявила девушка, снимая очки и убирая их в тонкий кожаный очечник. Несколько студентов мужского пола оставались на своих местах и с завистью смотрели на меня. — Прошлым летом я хотела позаниматься в Карловом университете, но отец настоял, чтобы я вместо этого отправилась в Израиль. Конечно, там оказалось слишком жарко, а все парни — психами из армии. — Она быстро улыбнулась. — Повтори, пожалуйста, где ты останавливался в Праге?
— В «Мустових», — сказал я.
— Да, название мне сразу же показалось знакомым, — кивнула она. — Мой отец там останавливается, когда ездит в Прагу.
Я улыбнулся. У нас не было совершенно ничего общего, кроме знания лучшей пражской гостиницы.
— Я знаю, что лучше приглашать заранее, и у тебя уже могут быть какие-то планы, — заговорила Эллисон, открывая плоскую дамскую сумочку. — Но завтра вечером я устраиваю вечеринку — у себя дома на Линвуд-Террас.
Она протянула мне визитку с серебряным тиснением. Я подумал про визитку Дэна, которую он вручил мне в университетском дворе, когда его окликнула Николь. Вспомнилось, как он шел к нам в костюме не по размеру, как на нем висел пиджак, а брюки собирались на лодыжках. Наверное, что его визитка до сих пор лежала у меня где-то в коробке из-под обуви, которая стоит в нашем шкафу, словно урна с прахом, с костями нашего прошлого.
— Можешь взять кого-нибудь с собой, — сказала она с намеком на улыбку.
«Что это значит? — подумал я. — Я ее привлек? Или это любопытство? Проявление симпатии?»
Я подумал о том, кого смогу взять с собой — Николь, Арта, Хауи. Но никто из них не показался мне особенно подходящим. Эллисон быстро и официально пожала мне руку, закрыла сумочку с громким щелчком и пошла прочь. Темные волосы струились по плечам, как падающая тень.
Глава 4
Вместо того, чтобы возвращаться в дом доктора Кейда, я взял такси и поехал в город. Вышел у «Галантереи», лучшего магазина мужской одежды в Фэрвиче, купил ботинки, брюки и две рубашки, а также запонки из 14-каратного золота. После этого я провел остаток дня в своей комнате в общежитии, работая над переводами. Я пил чай, который заварил на позаимствованной плитке, он был с запахом апельсина, мне дал его Джош.
В общежитии почти ничего не происходило. По коридорам разносился тихий звук джазовой музыки, батареи подвывали и трещали, кто-то постучал мне в дверь, когда наступило время ужина, но я не удосужился ответить. Закончив работу, я попытался часок отдохнуть в одиночестве, но стало скучно. Тогда я отправился вниз, чтобы что-нибудь съесть, пока не закрыли столовую.
Там я нашел только то, что обычно остается к концу обеда или ужина, когда уже почти все поели — почерневшие бананы, яблоки с гнильцой, разлитую по тарелкам кашу. Когда я спросил парня за стойкой, откуда раздают горячую пищу, не осталось ли чего-нибудь от ужина, он только буркнул что-то себе под нос и пошел прочь, почесывая затылок сквозь сеточку, которая прикрывала волосы. Я взял сдобную булочку с подноса и уселся в уголке в одиночестве, слушая, как несколько студентов разговаривают в другом конце помещения.
На самом деле, обстановка действовала на меня успокаивающе. Я смотрел на коричневые стены и читал бесконечные инициалы, вырезанные и написанные на панелях на протяжении десятилетий. По большей части, это были две буквы, за которыми следовал год: «АМ78», «JT85». Некоторые указывали имя, буквы явно писались давно и стерлись, а сами имена казались старинными — Хорас, Марвин, Эстер.
Я быстро обвел взглядом помещение, затем взял ключ и принялся выцарапывать собственные инициалы, прикрывая левую руку правой.
— Эрик?
Я поднял голову. Рядом стояла Николь, а по обе стороны от нее — две молоденькие девушки, одетые с претензией. Она сама была во всем черном — плотно обтягивающих брючках и свитере, который безнадежно растянулся из-за ее груди. Я уже наполовину закончил инициалы на стене — получилась неровная «Е» и одна черточка от «D».
— Я и не представляла, что ты такой вандал, — заявила девушка, уперев руки в бока.
— Привет, Николь, — поздоровался я.
Она надула губки и бросилась вперед, обняла меня, обдав запахом ванили.
— На днях я видела тебя с другом — высоким, симпатичным парнем, который никогда не улыбается. Как же его зовут-то?..
— Артур.
— Да, с ним. В его машине…
— Я знаю. Мы же махали тебе.
Она кивнула и улыбнулась. Очевидно, что тема ей уже наскучила.
— Мы собираемся в «Погребок». Там выступают «Блюлайт Спешиалс». Хочешь пойти? Я могу провести бесплатно.
— Нет, спасибо, — поблагодарил я, двигая наполовину съеденную булочку по подносу. — Не очень хорошо себя чувствую.
— Да, выглядишь ты неважно, — заявила Николь, приложив ладонь к моему лбу. — Может, ты что-нибудь подхватил в Праге? Чешский грипп или что-то в этом роде.
Глаза у девушек округлились. Думаю, Николь это почувствовала и обняла меня за плечи.
— Он был в Праге на зимних каникулах, — гордо сообщила Николь. — Можете себе представить? Звонил мне из автомата в уличном кафе. Помнишь, Эрик?
— Помню.
— Я не могла в это поверить. Из всех людей, которым ты мог позвонить, ты выбрал меня. — Николь растрепала мне волосы. — А я была в гнусном Нью-Йорке. В пригороде Нью-Йорка, если быть абсолютно точной.
— И как там? — спросила одна из девушек с округлившимися глазами. Она была симпатичной блондинкой с влажными голубыми глазами и свежим лицом. Я почувствовал, что могу в нее влюбиться.
— Там было пасмурно, — сказала я, имея в виду Прагу. — Мрачно и холодно.
— Нам действительно пора, — внезапно сказала Николь.
Я знал, что привлек внимание блондинки, но не знал, почему. Теперь знаю — внимание молодых девушек всегда привлекают задумчивые типы с недовольным видом. Я хотел пригласить ее к себе в комнату, лечь с ней в постель и послушать истории об ее жизни. Она представляла собой все, чего я желал в эти минуты. Всех, с кем я хотел быть. Она символизировала то, на что я надеялся в это мгновение.
