Джонатан Келлерман - Доктор Смерть
Двери в остальные спальни были закрыты. Пройдя мимо первой, Сейфер постучал в следующую. Никто не ответил. Он приоткрыл ее, затем распахнул настежь. Запах грязного белья усилился.
Выцветшие голубые обои: нескончаемые фигурки борцов в позах. Плакат на противоположной стене, гласящий: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В УЮТ ХАОСА». На других стенах плакаты рок-групп. Карикатура на Альберта Эйнштейна, застигнутого врасплох со спущенными штанами и болтающимся хозяйством. Подпись: «КТО, МАТЬ ТВОЮ, ГОВОРИТ, ЧТО ТЫ ТАКОЙ УМНЫЙ?»
Развешанные кое-как дипломы. «Лучший школьник страны», «Победитель конкурса, объявленного Американским банком», «Самый прилежный школьник», «Молодой ученый», аттестат зрелости. Два занавешенных окна, дверь в отдельную ванную, шкафчик из стекла и хрома, забитый книгами в мягких обложках, толстыми тетрадями, скоросшивателями, листами бумаги. Дешевая статуэтка быка. На верхней полке пластмассовые позолоченные фигурки, свидетельствующие о спортивных достижениях.
Двуспальная кровать, простыня смята, одеяло сползло на пол. Стереокомплекс, компьютер, принтер. Пол усеян разбросанным нижним бельем, джинсами, рубашками, носками, грязными кроссовками. Пустой рюкзак из синего нейлона, пакеты из-под чипсов, пустые пластиковые бутылки, смятые алюминиевые банки.
Эрик сидел в головах кровати, Стейси пристроилась на полу у него в ногах. Спиной друг к другу. На Стейси были желтая футболка и белые брюки. Эрик был в черных джинсах и черном свитере. Как и его отец...
Оба босиком. У обоих красные глаза.
Бросив взгляд на дверь, Эрик принялся ковырять под ногтями.
— Ну вот, началось.
— Сынок, — начал было Джо Сейфер.
— Что, папочка? — презрительно скривил рот Эрик.
Вздрогнув, Стейси обхватила себя за плечи. Суставы пальцев разбиты в кровь. Волосы распущены, дико торчат во все стороны, как у отца.
— Доктор Делавэр любезно согласился приехать, несмотря на поздний час. Твой отец хочет, чтобы вы поговорили с ним.
— Говорить-говорить-говорить, — выпалил Эрик. — Говорить много-много-много.
Снова вздрогнув, Стейси украдкой посмотрела в мою сторону и тотчас же отвернулась.
— Эрик, — продолжал Сейфер, — я прошу тебя быть вежливым. И я, и твой отец — мы оба тебя просим.
— Как папа? — спросила Стейси. — Где он? Что делает?
— Он внизу, отдыхает.
— Он не хочет есть?
— Нет, дорогая, все в порядке, — ответил Сейфер. — Я приготовил ему сандвичи.
— Кошерные? — спросил Эрик.
В затхлой комнате стало тихо.
Погладив бороду, адвокат грустно улыбнулся.
— Хорошая кошерная говядина, — продолжал Эрик, подражая речи евреев из кино. — Куфочек кувочки...
— Эрик, прекрати! — воскликнула Стейси.
— Куфочек мацы...
— Эрик, заткнись!
— А что? Что такого я делаю, мать твою?
— Ты сам прекрасно знаешь. Прекрати хамить!
Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. Стейси первая отвела взгляд. Беспомощно махнув рукой, повернулась к брату спиной. Встала с пола.
— Всё, хватит. С меня достаточно... Извините, доктор Делавэр, просто сейчас я не могу разговаривать ни с вами, ни с кем бы то ни было. Если вы будете мне нужны, я вам позвоню, — честное слово, мистер Сейфер.
— Сейфер, — пробормотал Эрик. — Отец выписывает ему чеки на огромные суммы, а стало ли нам от этого безопасно?[5]
— Ты совсем... — воскликнула Стейси.
— Что я?
Еще один взмах рукой. Стейси бросилась к двери.
— Ну, так что я такое, умница?
Стейси, ничего не ответив, выскочила в дверь.
— Беги, беги, но только не думай, что это тебе поможет выйти сухой из воды, — крикнул ей вдогонку Эрик. — Со страданием мы расстаемся, только решительно его вычеркнув.
Стейси остановилась, вся дрожа. Ее лицо исказилось, в уголках рта появилась белая пена. Развернувшись, она бросилась на брата, сжимая крошечные кулаки. Мне показалось, она его ударит. Стейси тоже раскраснелась. Фамильная краска Доссов.
— Ты! — воскликнула она. — Ты... ты... злой!
Она выбежала в коридор. Последовав за ней, я ее догнал у двери в последнюю спальню.
— Нет! Пожалуйста! Я знаю, вы хотите помочь, но...
— Стейси...
Она заскочила в комнату, но оставила дверь открытой. Я вошел следом за ней.
Спальня не такая просторная, как у Эрика. Обои розовые с голубым, ленточки, листья и цветы. Белая металлическая кровать с бронзовыми украшениями, розовое покрывало, большие плюшевые игрушки, рассевшиеся на кресле. Разбросанные книги и предметы одежды, но до расчетливого беспорядка личного пространства Эрика далеко.
Подойдя к окну, Стейси прикоснулась к опущенным жалюзи.
— Мне так стыдно... Вы всё видели.
— Ничего страшного, со всеми бывает, — попытался успокоить ее я.
Визит к пациенту на дом. Сколько всего я так и не узнал о тысячах своих пациентов?
— Этому нет оправдания, — сказала Стейси. — Мы просто... Умолкнув, она сгорбилась, словно старуха, и принялась расчесывать окровавленный сустав.
— Стейси, я приехал, чтобы помочь вам.
Молчание. Затем:
— Это ведь останется в тайне, да? То, о чем мы говорим? Все остается в силе?
— Да, — заверил ее я.
Если только ты не собираешься кого-то убить.
Я ждал, что Стейси заговорит. Она молчала.
— Стейси, о чем ты думаешь?
— О нем.
— Об Эрике?
Утвердительный кивок.
— Мне страшно с ним.
— Стейси, почему тебе с ним страшно?
— Он... он говорит... говорит такие вещи... Нет-нет, забудьте это. Пожалуйста. Считайте, я ничего не говорила. Эрик отличный парень, с ним все в порядке.
Просунув палец между створками, Стейси выглянула на улицу.
— Какие слова Эрика тебя напугали? — спросил я.
Она стремительно обернулась.
— Никакие! Я же сказала, забудьте обо всем!
Я молча стоял перед ней.
— В чем дело? — не выдержала Стейси.
— Если тебе страшно, позволь мне помочь.
— Вы не сможете... это не в ваших силах... просто... просто я... Эрик... Хелен... Вернувшись из полицейского участка, мы сидели здесь, и вдруг Эрик заговорил о Хелен.
— Вашей собаке?
— Какая разница? Пожалуйста! Пожалуйста, не заставляйте меня возвращаться к этому!
— Стейси, я не могу заставить тебя сделать что-то такое, чего ты не хочешь. Но если Эрику действительно грозит опасность...
— Нет-нет, я имела в виду совсем другое... Он... помните, я рассказывала вам про Хелен...
— Собака болела. Эрик отвез ее в горы, и больше ты ее не видела. Что он о ней рассказал?
— Ничего, — упрямо твердила Стейси. — Честное слово, ничего... К тому же, разве он был неправ? Эрик поступил так, как должен был — Хелен болела, она была собака, черт побери, все так поступают, это очень человечно.
— Эрик окончил ее страдания. Он сам признался?
— Да... только сейчас, раньше он молчал. То есть я знала, но Эрик ни разу не обмолвился. И вот сегодня вечером мы вернулись домой, папа и мистер Сейфер остались внизу, а мы поднялись сюда, и вдруг Эрик начал говорить. Смеяться.
Стейси опустилась в кресло, сминая плюшевых зверей. Протянув руку, она взяла одного из них — маленького обтрепанного слоненка.
— Эрик смеялся над Хелен, — сказал я. — А потом заговорил о том, что людским страданиям также надо класть конец.
— Нет, забудьте обо всем. Слабым голосом, неубедительно.
— Ты забеспокоилась, — продолжал я. — Если Эрик смог поступить так с Хелен, возможно, он мог так поступить и с человеком. Быть может, он имеет какое-то отношение к смерти вашей матери.
— Нет! — крикнула Стейси. — Да! В том-то все дело — Эрик, можно сказать, мне признался! То есть, конечно, не открыто, но он ходил вокруг до около, постоянно на это намекая. Говорил о Хелен, о том, какие у нее были глаза — спокойные, умиротворенные. Она ничего не имела против. Посмотрела ему в глаза, лизнула руку, а он ударил ее по голове камнем. Один раз, сказал Эрик. Больше не потребовалось. А потом похоронил ее — это был мужественный поступок, правда? Я бы так не смогла, но сделать это было надо, Хелен очень мучилась.
Она покачивалась в кресле, прижимая своего слоненка к груди.
— А потом он так улыбнулся, что у меня мурашки по коже побежали. Сказал что-то о том, что иногда надо брать все в свои руки, потому что никто не разберет, что хорошо, а что плохо, если не побывает в твоей шкуре. Сказал, что, быть может, добра и зла не существует, есть только правила, которые выдумали люди, боящиеся самостоятельно принимать решения. Сказал, что такая помощь Хелен была самым благородным поступком в его жизни.
Стейси крепче стиснула слоненка, и его плюшевая мордочка приобрела гротескный вид.
— Мне так страшно. А что если Эрик помог еще одной Хелен?
