Томас Харрис - Ганибалл
Она посмотрела на его руки, потом на свои. Они выглядели почти одинаково.
– Ты сколько сможешь выжать в жиме лежа, как думаешь? – спросила она.
– Не знаю.
– Думаю, знаешь прекрасно.
– Может, фунтов триста восемьдесят пять, около того.
– Триста восемьдесят пять? Ни за что не поверю, малыш. Тебе не выжать триста восемьдесят пять.
– Может, ты и права.
– Вот тут у меня сотня долларов, она утверждает, что тебе ни в жизнь не выжать триста восемьдесят пять.
– Против чего ставишь?
– Какого черта! Против сотни, конечно. А я тебя подстрахую.
Барни взглянул на нее и наморщил тугой лоб:
– Идет.
Они загрузили штангу. Марго пересчитала «блины» на том конце, где их вешал Барни, будто боялась, что он сжульничает. В ответ Барни с особым тщанием пересчитал «блины» с ее стороны.
Барни вытянулся на скамье, Марго, в обтягивающих эластичных шортах, встала у самой его головы. Там, где ее бедра соединялись с нижней частью живота, образуя арку, бугрились мускулы, как на фигурах барокко, а массивный торс, казалось, доставал чуть не до потолка.
Барни нашел позицию поудобнее, ощущая спиной плоскость скамьи. Бедра Марго пахли свежестью, вроде каким-то бальзамом. Руки ее, с крашенными алым лаком ногтями, легко лежали на грифе штанги – прекрасной формы руки, не надо бы им обладать такой силой.
– Готов?
– Да.
Барни выжал штангу вверх, к склоненному над ним лицу. Труда это ему не составляло. Он уложил штангу на скобы еще до того, как Марго успела его подстраховать. Она достала деньги из спортивной сумки.
– Спасибо, – сказал Барни.
– Зато я делаю больше приседаний, чем ты.
– Знаю.
– Откуда это ты знаешь?
– Я-то писаю стоя.
Массивная шея Марго покраснела.
– И я так могу.
– Спорим на сотню?
– Сбей-ка мне фруктовый мусс, – сказала Марго.
На баре стояла ваза с фруктами и орехами. Пока Барни сбивал им обоим фруктовый мусс, Марго взяла из вазы два ореха и расколола в кулаке.
– А ты можешь расколоть один орех, если его не к чему прижать? – спросил Барни. Он разбил два яйца о край миксера и вылил внутрь.
– А ты – можешь? – спросила Марго и протянула ему орех.
Орех лег на раскрытую ладонь Барни.
– Не знаю.
Он очистил пространство перед собой на стойке бара; один из апельсинов скатился с вазы и упал на пол со стороны Марго.
– Оп! Прошу прощения! – сказал Барни.
Она подняла апельсин и положила обратно в вазу.
Огромный кулак Барни сжался. Взгляд Марго переходил с его кулака на лицо и обратно, на шее у Барни вздулись жилы, лицо налилось кровью. Он дрожал от напряжения. Из кулака донесся слабый треск, лицо Марго словно опало, Барни двинул дрожащий кулак над миксером в сторону Марго: треск послышался явственней. Яичный желток и белок вылились в миксер. Барни включил миксер и облизал кончики пальцев. Марго рассмеялась, сама того не желая.
Барни разлил мусс по бокалам. С другого конца зала оба они могли бы показаться борцами или тяжелоатлетами в двух близких весовых категориях.
– Ты считаешь, тебе надо уметь делать все, что делают парни? – спросил он.
– Только без их дурацких штучек.
– А потрахаться, как мужик с мужиком, не хочешь?
Марго больше не улыбалась.
– Не вздумай подкатываться, Барни. Я тебе не трахалка дешевая.
Барни потряс крупной головой:
– Ну, с тобой не соскучишься, – сказал он.
ГЛАВА 57
В «Доме Ганнибала» прозрений день ото дня становилось все больше. Клэрис Старлинг нащупывала путь по коридорам вкусов доктора Лектера:
Рашель Дю Берри была несколько старше доктора, когда весьма активно опекала Балтиморский симфонический оркестр, а еще она была замечательно красива – Старлинг могла убедиться в этом, глядя на ее фотографии в выпусках журнала «Вог» того времени. Все это имело место двумя богатыми мужьями раньше. Теперь она была миссис Франц Розенкранц, из династии текстильных Розенкранцев. Секретарь миссис Розенкранц по общественным связям соединил с ней Клэрис:
– Теперь я просто посылаю оркестру деньги, милочка. Мы слишком много путешествуем, чтобы более активно способствовать его деятельности, – объяснила миссис Розен-кранц, урожденная Дю Берри. – Если речь идет о каких-то налоговых делах, я могу дать вам телефон нашей бухгалтерии.
– Миссис Розенкранц, когда вы входили в попечитель-ские советы Филармонии и Западной школы, вы были знакомы с доктором Лектером?
Довольно длительное молчание.
– Миссис Розенкранц?
– Полагаю, мне следует взять ваш номер телефона и перезвонить через коммутатор ФБР.
– Разумеется.
Когда беседа возобновилась, миссис Розенкранц сказала:
– Да, я была знакома с доктором Лектером – мы с ним бывали в обществе – много лет назад, и с тех самых пор газетчики просто лагерем стоят у моего порога из-за него. Он был совершенно очаровательным человеком, просто уникальным. От него прямо-таки пушок у вас на коже искриться начинал – если вы представляете, что я имею в виду. Мне много лет понадобилось, чтобы поверить, что та, другая его сторона – действительно правда.
– А он когда-нибудь дарил вам подарки, миссис Розен-кранц?
– Я обычно получала от него записочку в день рождения, даже когда он находился в заключении. Иногда – небольшой подарок, это до того, как его посадили. Он дарит изысканнейшие вещи.
– И доктор Лектер устроил тот знаменитый обед в честь вашего дня рождения. С винами урожая именно того года, когда вы родились.
– Да, – ответила она. – Сюзи считает, что это была самая замечательная вечеринка после черно-белого бала Капоте.
– Миссис Розенкранц, если бы вы вдруг получили от него весточку, не могли бы вы позвонить в ФБР по номеру, который я дам вам? И еще одну вещь я хотела бы спросить у вас: может быть, у вас с доктором Лектером есть особые, общие годовщины? И, миссис Розенкранц, я должна попросить вас сообщить мне дату вашего рождения.
Из телефонной трубки совершенно явственно повеяло холодом.
– Я полагаю, подобная информация вам вполне доступна из ваших собственных источников.
– Да, мадам, но есть некоторое несоответствие между датами на вашем свидетельстве о рождении, на карточке социального страхования и в водительских правах. Ни одна из дат не совпадает с другой. Извините, пожалуйста, но мы сейчас проверяем заказы, сделанные доктором Лектером на дорогостоящие подарки известным знакомым к их дням рождения.
– Известным знакомым? Значит, я теперь «известная знакомая»… Какое ужасное выражение! – Миссис Розен-кранц усмехнулась. Она была из того поколения женщин, что не прочь были и сигарету выкурить, и коктейль выпить – да не один, так что голос у нее был низкий и хрипловатый. – Агент Старлинг, а вам сколько лет?
– Мне тридцать два, миссис Розенкранц, а перед Рождеством, за два дня до него, будет тридцать три.
– Скажу вам – просто по доброте душевной, – я очень надеюсь, что у вас в жизни еще будет парочка «известных знакомых». Они очень помогают скоротать время.
– Разумеется, мадам. Вашу дату рождения назовите, пожалуйста.
Миссис Розенкранц в конце концов открыла тайну, назвав реальную дату, которая «доктору Лектеру была прекрасно известна».
– А могу я спросить, мадам… я понимаю, когда меняют год рождения, но месяц и день – зачем?
– Мне хотелось быть Девой, этот знак Зодиака лучше подходил мистеру Розенкранцу, а мы тогда только начали встречаться.
Те, с кем доктор Лектер познакомился, когда сидел в клетке, смотрели на него несколько иначе.
Несколько лет назад Старлинг удалось спасти Кэтрин, дочь бывшего сенатора США, Рут Мартин, из кошмарного подвала Джейма Гама, серийного убийцы по прозвищу «Буффало Билл». И если бы сенатор Мартин не проиграла на очередных выборах, она могла бы многое сделать для Старлинг. Она тепло откликнулась на телефонный звонок Клэрис, рассказала о том, что нового у Кэтрин, и поинтересовалась, что нового у самой Клэрис.
– Вы никогда ни о чем меня не просили, Старлинг. Если вам когда-нибудь будет нужна работа…
– Спасибо, сенатор Мартин.
– Что касается этого чертова Лектера – нет. Я бы немедленно сообщила в Бюро, если бы что-нибудь от него получила, и я запишу ваш номер телефона прямо здесь, рядом с моим аппаратом. Чарлси знает, как обращаться с письмами. Не думаю, что он мне напишет. Последнее, что этот подонок мне сказал тогда в Мемфисе, это – «Прелестный костюм». Он тогда сделал одну вещь… такой жестокости по отношению ко мне никто никогда не совершал. Хотите знать, что?
– Он издевался над вами, я знаю.
– Когда Кэтрин пропала, и мы были в отчаянии, а он сказал, что обладает информацией о Джейме Гаме, и я умоляла его мне эту информацию сообщить, он посмотрел мне прямо в глаза своим змеиным взглядом и спросил, кормила ли я Кэтрин сама. Он хотел знать, кормила ли я Кэтрин грудью. Я ответила «да». И тогда он сказал: «Вызывает жажду, верно?» Это вдруг вернуло меня назад, я снова ощутила, как держала ее на руках, маленькую, ждала, пока она насытится, а мне так хотелось пить! Это пронзило меня такой болью, я никогда ничего подобного не испытывала, а он словно пил из меня мою боль, упивался ею.
