Патриция Корнуэлл - Точка отсчета
Зарешеченная дверь открылась с характерным сухим щелчком электронного замка, и нас любезно встретили полицейские в синей форменной одежде, очевидно, признавшие во мне гостью доктора Энсор. Тем не менее это не избавило нас от обязанности пройти через металлоискатель и предъявить для проверки сумочки. Я испытала немалое смущение, когда мне напомнили, что проносить на территорию «Кирби» разрешается только то количество медицинских препаратов, которое не превышает одной дозы, тогда как моего запаса мотрина, имодиума, тумса и аспирина хватило бы на целую камеру.
— Похоже, мэм, вам действительно сильно нездоровится, — добродушно заметил один из охранников.
— Так получилось, — ответила я, с облегчением думая о том, что оставила оружие в кейсе в багажном отсеке вертолета.
— Извините, но вам придется оставить это все здесь. Заберете, когда будете выходить, хорошо? Только не забудьте.
— Спасибо, — сказала я, как будто он оказал мне услугу.
Нас пропустили к следующей двери, на которой висела предупреждающая табличка «К решеткам не прикасаться». Затем мы оказались в голом, длинном, лишенном каких-либо красок коридоре и долго шагали по нему, проходя мимо закрытых дверей, за которыми слышались приглушенные голоса.
— Хочу напомнить, что оказывающие нашим пациентам бесплатную юридическую помощь адвокаты назначаются Обществом правовой помощи, частной некоммерческой организацией, имеющей договор с властями города Нью-Йорка. Так что работающие здесь люди не состоят в штате «Кирби».
Ей очень хотелось, чтобы я поняла это.
— Хотя, конечно, по прошествии ряда лет некоторые чувствуют себя здесь своими. — Наши каблуки гулко стучали по плитам коридора. — Адвокат, которого я вам представлю, работала с мисс Гризен с самого начала, так что, по всей вероятности, любой ваш вопрос придется ей не по вкусу. — Доктор Энсор посмотрела на меня. — Будьте к этому готовы. У меня в данном вопросе никакой власти нет.
— Понимаю. И хочу сказать, что, если бы мое появление пришлось по вкусу общественному защитнику или адвокату, я бы, наверное, удивилась и подумала, что попала в другой мир.
Кабинет правовой помощи затерялся где-то в лабиринтах «Кирби», и я запомнила только, что располагался он на первом этаже. Директор открыла деревянную дверь и ввела меня в небольшую комнатку, настолько забитую бумагами, что сотни пухлых папок просто лежали на полу. Адвокат сидела за письменным столом, и первое, что бросилось мне в глаза, были мелкие завитушки черных волос и неряшливое старомодное платье.
— Сьюзен, это доктор Кей Скарпетта, главный судебно-медицинский эксперт штата Виргиния, — сказала доктор Энсор. — Ей нужно поговорить с вами о Кэрри Гризен. Доктор Скарпетта — Сьюзен Блауштейн.
— Да.
Мисс Блауштейн, полная, с внушительной грудью, не выказала ни малейшего желания ни подняться, ни протянуть мне руку. Более того, продолжая листать бумаги, она не соизволила даже посмотреть на меня.
— Я оставляю вас, Сьюзен, и надеюсь, что вы покажете нашей гостье все, о чем она попросит. В противном случае мне придется поручить это кому-то из нашего штата.
Доктор Энсор взглянула на меня, и я поняла — легкого разговора не получится.
— Нет проблем.
Ангел-хранитель обитателей «Кирби» говорила с бруклинским акцентом, а ее грубый, низкий голос вызвал ассоциацию с тяжелогруженой мусорной баржей.
— Садитесь, — бросила она, когда за директором закрылась дверь.
— Когда Кэрри поступила сюда? — спросила я.
— Пять лет назад.
Она по-прежнему не отрывалась от бумаг.
— Вы хорошо знакомы с предъявляемыми ей обвинениями, в числе которых и обвинение в убийстве, совершенном в штате Виргиния?
— Я знаю ее дело.
— Кэрри совершила побег отсюда десять дней назад, десятого июня, — продолжала я. — Кто-нибудь смог объяснить, как такое могло случиться?
Блауштейн перевернула страницу и протянула руку за чашкой с кофе.
— Она не явилась к ужину. Вот и все. Для меня это стало таким же шоком, как и для всех остальных.
— Не сомневаюсь.
Еще одна страница. Блауштейн продолжала игнорировать меня, однако я не собиралась ей подыгрывать — у меня просто не было на это времени.
— Мисс Блауштейн,, при всем уважении к вашим клиентам не будете ли вы столь любезны уделить внимание и моим? Не хотите ли услышать о тех людях, мужчинах, женщинах и детях, которые были убиты Кэрри Гризен? Например, о маленьком мальчике, которого послали в магазин за банкой консервированных грибов и который был похищен по пути домой? Ему выстрелили в голову, с него содрали кожу, чтобы скрыть следы зубов, а потом его, в одних трусиках, бросили возле мусорного контейнера под проливным дождем.
— Я же сказала, что знакома с ее делом.
Адвокат продолжала работать.
— Предлагаю вам отложить бумаги и уделить внимание мне, — предупредила я. — Я не только патологоанатом, но и юрист, и со мной ваши уловки не пройдут. Так уж случилось, что вы представляете интересы психопата, убийцы, вырвавшегося на свободу и продолжающего убивать. Поверьте, вас ждут серьезные неприятности, если в конце дня выяснится, что вы утаили информацию, которая могла бы спасти человеческую жизнь.
Блауштейн наконец посмотрела на меня, холодно и дерзко, так как всю жизнь занималась лишь тем, что защищала проигравших и морочила голову таким, как я.
— Позвольте освежить вам память. С тех пор как ваш клиент сбежала из «Кирби», от ее руки или при ее соучастии погибли два человека. При этом преступники пытались замести следы убийств с помощью пожара. Этим преступлениям предшествовали другие, которые, как мы полагаем, связаны с вышеназванными, однако произошли в тот период, когда ваша подопечная находилась здесь.
Сьюзен Блауштейн молча смотрела на меня.
— Вы можете помочь мне?
— Все мои разговоры с Кэрри Гризен конфиденциальны и не подлежат разглашению. Не сомневаюсь, что вы знаете это не хуже меня, — ответила адвокат, и я поняла, что задела ее любопытство.
— Возможно, она контактировала с кем-то за пределами «Кирби»? Если да, то с кем и каким образом?
— У меня нет таких сведений.
— Она разговаривала с вами о Темпле Голте?
— Я не буду отвечать на этот вопрос.
— Значит, разговаривала. Конечно, разговаривала. Не могла не разговаривать. А вы знаете, мисс Блауштейн, что Кэрри Гризен написала мне письмо, в котором просила приехать и привезти ей посмертные фотографии Голта?
Она промолчала, но глаза ее ожили.
— Он попал под поезд в Бауэри. Его размазало по рельсам.
— Вы проводили вскрытие?
— Нет.
— Тогда почему Кэрри попросила вас об этом?
— Потому что она знала, что я могу их достать. Кэрри хотела увидеть фотографии, увидеть кровь, плоть и все прочее. Письмо пришло менее чем за неделю до побега. Интересно, а вы знали, что ваша подопечная рассылает такого рода письма? На мой взгляд, этот факт явно свидетельствует о том, что Кэрри спланировала все заранее.
— Нет. — Блауштейн наставила на меня указательный палец. — Она ничего не планировала и ни о чем таком не думала. Кэрри рассказывала, как ее подставили, потому что ФБР не знало, на кого бы им повесить те убийства.
— Вижу, вы читаете газеты.
— Я общалась с Кэрри на протяжении пяти лет, — зло бросила моя собеседница. — Она ведь не спала с фэбээровцами, не так ли?
Я подумала о Люси.
— Вообще-то спала. Но если откровенно, мисс Блауштейн, я прилетела сюда не для того, чтобы обмениваться мнениями о вашем клиенте. Моя цель — провести расследование совершенных убийств и сделать все возможное, чтобы защитить других.
Мисс Блауштейн снова опустила глаза.
— Я, кажется, догадываюсь, как Кэрри удалось продержаться здесь так долго. Причина в том, что каждый раз, когда подходило время давать заключение по ее психическому состоянию, вы признавали ее невменяемой. Это ведь означает, что она не может предстать перед судом, верно? Что она душевнобольная, которая не способна даже постичь суть предъявляемых ей обвинений? При этом вашей подопечной хватило ума сочинить легенду о том, как ее подставило ФБР. Или, может, это придумала не она, а кто-то другой? Уж не вы ли, мисс Блауштейн?
— Нам не о чем больше разговаривать. Хватит! — объявила адвокат, и, наверное, будь она судьей, сопроводила бы свои слова ударом молоточка.
— Кэрри — всего лишь симулянтка. Она манипулировала вами, играла. Я даже догадываюсь, чем она вас взяла. Разыгрывала депрессию, притворялась, что не может ничего вспомнить. Наверняка сидела на авитане. Однако же сил на письма ей хватало. Какими еще привилегиями она здесь пользовалась? Телефон? Фотокопирование?
— Пациентов никто не лишал гражданских прав, — ровным, бесстрастным тоном ответила Блауштейн. — Кэрри была очень спокойная. Много играла в шахматы и карты. Что касается преступлений, в которых ее обвиняют, то в момент их совершения она не отвечала за свои действия. Мисс Гризен очень сожалела о случившемся.
