Патриция Корнуэлл - Точка отсчета
Все, что я знала об острове Уорд, было следствием моего интереса к истории медицины. В давние времена он, как и многие острова Нью-Йорка, был местом ссылки для заключенных, больных и психически неполноценных. Этому району Нью-Йорка вообще не везло: до середины девятнадцатого века там не было ни отопления, ни проточной воды, туда отправляли заболевших тифом и там же держали в карантине эмигрировавших из России евреев. В начале нынешнего столетия на остров Уорд перенесли городской сумасшедший дом. Условия содержания умалишенных с тех пор значительно улучшились, хотя современные обитатели психиатрической клиники отличались от прежних не в лучшую сторону. В камерах появились кондиционеры, пациенты пользовались услугами адвокатов и имели возможность предаваться своим увлечениям. Их лечили, за ними ухаживали, с ними занимались психотерапией, им создавались условия для занятий спортом.
Войдя в воздушное пространство острова Уорд, мы снизились. Внизу потянулись зеленые парки, за которыми уже виднелись корпуса Манхэттенского психиатрического центра. У проходящей через середину острова автострады расположился небольшой цирк с яркими куполами палаток, пони и раскатывающими на одноколесных велосипедах акробатами. Зрителей было немного, и я видела детей со сладкой ватой, которые почему-то не сидели за партой в школе. Еще дальше к северу находились очистная станция и тренировочный центр пожарной службы Нью-Йорка, по парковочной стоянке которого разъезжал, отрабатывая повороты, длинный пожарный автомобиль.
Судебно-психиатрический центр представлял собой одиннадцатиэтажное здание с зарешеченными окнами и затемненными стеклами. Над прогулочными дорожками и рекреационными зонами нависала колючая проволока, наличие которой должно было предотвратить побеги, что, однако, не помешало Кэрри Гризен. Ширина реки в этом месте достигала примерно мили, а учитывая скорость течения и неприступность берегов, она выглядела серьезным препятствием, штурмовать которое отважился бы разве что безумец. Насколько я знала, остров связывал с городом пешеходный мост. Окрашенный под цвет окисленной бронзы, он находился примерно в миле к югу от «Кирби». Я попросила Люси пролететь над ним и увидела идущих в обоих направлениях людей.
— Не представляю, как она могла пройти здесь средь бела дня, — заметила я. — Кто-нибудь бы да заметил. Но если даже и перешла и никто ее не заметил, что дальше? Здесь же повсюду была полиция. И как она попала в округ Лихай?
Люси медленно кружила на высоте пятисот футов. Внизу виднелись остатки парома, некогда связывавшего остров с Ист-Ривер-драйв на Сто шестой улице, и руины пирса, представленного теперь кучкой выступающих из воды кусков дерева. Протянувшееся до берега поле выглядело вполне подходящим местом для посадки. При этом вертолет находился бы ближе к воде, чем к огороженным колючей проволокой дорожкам и скамейкам клиники.
Пока Люси проводила воздушную рекогносцировку, я рассматривала людей на земле. Все они были в обычной гражданской одежде, некоторые сидели или лежали на траве, другие на скамейках, третьи прохаживались по дорожкам между ржавыми мусорными баками. С высоты в пять сотен футов я различала бесформенные, неряшливо надетые платья и нетвердую походку тех, чья психика не поддавалась исцелению. Замерев на месте с поднятыми лицами, словно впав в транс, они следили за нами. Нам же тем временем следовало убедиться, что внизу нет высоковольтных линий, столбов и опасных неровностей.
Осмотрев площадку еще раз уже с меньшей высоты, Люси подтвердила, что посадке ничто не угрожает. К этому времени за нами наблюдало уже несколько десятков человек, часть которых вышла из корпусов, другие же смотрели из окон.
— Может быть, нам все же следовало приземлиться в парке, — сказала я. — Остается только надеяться, что наш визит не приведет к бунту.
Вертолет завис в пяти футах над землей. Лопасти продолжали рассекать воздух. Встревоженная шумом двигателя и поднявшимся ветром, откуда-то из высокой травы выскочила и устремилась прочь пара фазанов. Соседство этих мирных, таких уязвимых птиц с далеко не самыми спокойными представителями человечества показалось мне странным и неестественным. В памяти вдруг всплыла фраза, точнее, адрес, указанный Кэрри в ее письме ко мне из «Кирби»: Фазаний Двор. Что она хотела этим сказать? Что тоже видела фазанов? И если да, то какое это имело значение?
Вертолет мягко опустился, и Люси сбросила обороты. До полной остановки прошло еще две долгих минуты. Секунды медленно сменялись на цифровом табло, лопасти крутились, пациенты и персонал смотрели на нас. Некоторые стояли совершенно неподвижно, вперив в нас остекленелые взгляды, другие, словно ничего не замечая, сидели на траве или продолжали свой маршрут по дорожкам. Какой-то старик скручивал сигарету, женщина с кудряшками бормотала что-то себе под нос, молодой парень с наушниками принялся — возможно, ради нас — двигать коленями в ритм только одному ему звучащей музыке.
Наконец Люси выключила двигатель и открыла дверцу. Мы выбрались наружу, а из толпы психически больных и тех, кто заботился о них, вышла женщина в симпатичном костюме. Несмотря на жару, она не сняла жакет. Ее короткие волосы были стильно уложены. Я сразу поняла, что передо мной доктор Лидия Энсор. Она, по всей видимости, тоже поняла, кто из нас кто, и сначала протянула руку мне, потом Люси и затем представилась сама.
— Должна признать, вы вызвали у нас немалый переполох, — с едва заметной улыбкой сказала доктор Энсор.
— Приношу извинения, — ответила я.
— Не беспокойтесь.
Люси тронула меня за руку:
— Я останусь с вертолетом.
— Уверена?
— Да, — сказала она, оглядывая собравшихся, вид которых не вызывал прилива благодушия.
— Многие из них — амбулаторные пациенты вон того психиатрического центра.
Доктор Энсор кивнула в сторону небольшого кирпичного здания за пределами «Кирби» с несколько запущенным садом и асфальтовым теннисным кортом, который пересекала порванная сетка.
— Наркотики, снова наркотики и еще раз наркотики, — добавила она. — Они приходят на консультацию, а уже уходя, сворачивают «косячок».
— Я буду здесь, — повторила Люси, повернувшись ко мне. — Или слетаю на дозаправку.
— Лучше подожди здесь, — сказала я.
Сопровождаемые взглядами, в которых черная злоба и ненависть сливались с невыразимой болью, мы с доктором Энсор пошли к «Кирби». Мужчина со спутанной бородой, прыгая на одной ноге и размахивая руками, словно птица, прокричал, что хочет отправиться на небеса. Я видела пустые лица, с которых болезнь стерла всякое выражение; лица тех, кто пребывал в иных, рожденных вывихнутой психикой мирах; лица, искаженные горькой завистью к нам, пришедшим с той стороны, не порабощенным наркотиками или слабоумием. Мы были другими, привилегированными. Мы были живыми. Мы были богами для тех беспомощных, которые не могли делать ничего, кроме как уничтожать себя и других, и в конце дня мы уходили отсюда домой.
Здание судебно-психиатрического центра «Кирби» представляло собой типичный образчик государственного учреждения, стены которого были окрашены той же краской, что и пешеходный мост над рекой. Доктор Энсор завела меня за угол и нажала кнопку.
— Подойдите к интеркому, — прозвучал голос, напомнивший мне Волшебника страны Оз.
— Это доктор Энсор.
— Да, мэм. — В голосе появились человеческие интонации. — Входите.
Чтобы проникнуть в сердце «Кирби», нужно было миновать две герметически закрывающиеся двери, которые никогда не открывались одновременно. На каждой из них висел список запрещенных к проносу на территорию центра предметов, в число которых попали огнестрельное оружие, взрывчатые вещества, боеприпасы, алкоголь, а также стеклянные предметы. Как бы ни упорствовали политики, деятели здравоохранения и активисты АСГС[22], «Кирби» не был больницей. Его пациенты имели статус заключенных. Они содержались в учреждении с особым режимом, потому что насиловали и убивали. Они расстреливали свои семьи, сжигали матерей, выпускали кишки соседям и расчленяли любовников и любовниц. Они были чудовищами, ставшими знаменитостями, вроде Роберта Чамберса, прославившегося как «убийца яппи», Раковица, прикончившего и сварившего свою приятельницу, а потом, как предполагали, скормившего ее по частям бездомным и нищим, или Кэрри Гризен, худшей из всех.
Зарешеченная дверь открылась с характерным сухим щелчком электронного замка, и нас любезно встретили полицейские в синей форменной одежде, очевидно, признавшие во мне гостью доктора Энсор. Тем не менее это не избавило нас от обязанности пройти через металлоискатель и предъявить для проверки сумочки. Я испытала немалое смущение, когда мне напомнили, что проносить на территорию «Кирби» разрешается только то количество медицинских препаратов, которое не превышает одной дозы, тогда как моего запаса мотрина, имодиума, тумса и аспирина хватило бы на целую камеру.
