Линкольн Чайлд - Танец смерти
– Глупости. Проведите мистера Джонса в его комнату, Джонатан.
– Я говорю правду! – закричал Смитбек, когда санитар крепко ухватил его за руку. – В пятидесятых годах родственники по сговору упекли молодого человека в сумасшедший дом. Им нужно было лишить его наследства. После этого случая вышел закон, согласно которому заключение о психическом состоянии человека должно быть сделано независимым психиатром. Сами посмотрите. Страница 337.
– Сюда, мистер Джонс, – сказал санитар и настойчиво повел его по персидскому ковру.
Смитбек упирался.
– Тизандер, когда я выйду отсюда, займусь Ривер Оукс и персонально вами. Если вы не сможете предъявить независимое заключение, то потеряете место.
– Доброй ночи, Эдвард.
– Я сделаю это главной целью своей жизни! Буду гнаться за вами, как Эринии за Орестом. Отберу у вас все – работу, репутацию, все! Вам ведь известно, что я богат, как Крез. Посмотрите досье. Я точно знаю, что вы сжульничали! Не было никакого независимого заключения, вы сами это знаете!
Смитбек почувствовал, что его волокут к двери.
– Будьте добры, закройте за собой дверь, Джонатан, – сказал доктор Тизандер.
– Тизандер! – возвысил голос Смитбек. – Можете ли вы позволить себе такую ошибку? Вы потеряете все, сукин...
Джонатан затворил дверь.
– Пойдемте, Джонс, – сказал он и легонько подтолкнул Смитбека. – Отдохните немного.
– Уберите руки! – сопротивляясь, закричал Смитбек.
– Послушай, парень, я просто исполняю свою работу, – спокойно сказал санитар.
Смитбек расслабился.
– Верно. Извините. Думаю, работать здесь так же приятно, как и быть «гостем».
Санитар отпустил его, и Смитбек отряхнул пиджак.
– Все нормально, Джонатан, – сказал он, вымученно улыбнувшись. – Что ж, проводи меня до моей клетки. Завтра придумаю что-нибудь еще.
Когда они дошли до угла, в коридоре загремел голос Тизандера:
– Джонатан! Верните мистера Джонса.
Джонатан остановился.
– Похоже, вас еще раз выслушают.
– Да.
У дверей кабинета Тизандера Смитбек услышал тихий голос санитара:
– Удачи.
Смитбек вошел в кабинет. Тизандер стоял за столом. Фигура его была напряжена. Смитбек увидел, что на столе перед ним – его досье, а рядом – книга, которую он показывал, раскрытая на странице 337.
– Садитесь, – бросил Тизандер и кивнул санитару. – Вы подождите в коридоре.
Смитбек уселся.
– Вы считаете себя умным малым, – сказал Тизандер.
Поддельная мягкость и снисходительность исчезли. Лицо его было твердым и серым, как сваренная в мундире картофелина.
– Я был прав, – пробормотал Смитбек – больше самому себе, чем Тизандеру.
– Пустая формальность. В нашем штате нет психиатрической лечебницы, которая делает независимые заключения. Не думаю, что кто-нибудь знает об этом смехотворном законе. Однако, учитывая сложившиеся обстоятельства, я не могу позволить себе вас здесь удерживать.
– Вы совершенно правы: вот именно, что не можете себе позволить. Я ославлю вас на весь белый свет...
Тизандер закрыл глаза и вытянул вперед руку.
– Мистер Джонс, пожалуйста. Мы руководствовались самыми лучшими намерениями, хотели помочь вам, но черт меня побери, если я позволю испорченному сынку разрушить то, что возводил долгие годы. Вы этого недостойны.
– Так я свободен?
– Как только я напишу соответствующие бумаги. К сожалению, у нас строгая изоляция. Вы не сможете уехать ранее шести часов утра завтрашнего дня.
– Завтра? – Смитбек почти боялся верить собственным ушам.
– Поверьте, я бы хотел избавиться от вас сию минуту. Джонатан?
Санитар вошел в комнату.
– Мистера Джонса завтра выписывают. Проследите, чтобы его пожелания были в полной мере удовлетворены.
Они вышли из кабинета, и, как только дверь закрылась, Смитбек широко улыбнулся:
– Джонатан, я ухожу отсюда.
Джонатан радостно хлопнул его по плечу.
– Приятель, как тебе это удалось?
Смитбек пожал плечами.
– Такой уж я умник.
Глава 56
Нора Келли остановилась на углу 77-й улицы и подъездной аллеи к музею. Парадный вход, в романском стиле, освещен прожекторами, к фасаду здания привязан баннер высотою в пять этажей. На аллее обычный нью-йоркский хаос – лимузины и черные «мерседесы» стояли впритык друг к другу. Из машин выходили знаменитости и меценаты, в мехах и черных бабочках, сопровождаемые вспышками фотоаппаратов. На гранитных ступенях – непременная красная дорожка. Здание огорожено веревкой, словно на кинопремьере, чтобы не допустить прессу и людей, не имеющих приглашения.
От этого зрелища ей стало тошно.
Марго Грин была убита всего два дня назад и похоронена сегодня утром, и, казалось, музей уже позабыл о ней. Что произойдет, если она сейчас развернется и пойдет домой? Ответ она, впрочем, знала: с ее карьерой будет покончено. Она должна была стать одной из звезд шоу, так, во всяком случае, дал ей понять Джордж Эштон. «Шоу продолжается».
Нора глубоко вдохнула и, плотнее запахнувшись в шерстяное пальто, пошла вперед. Подойдя поближе, заметила какой-то беспорядок. Группа невысоких крепких мужчин, одетых в кожаные штаны и накинутые на плечи одеяла, стояла кружком, била в барабаны и монотонно распевала. Некоторые размахивали пучками дымящейся полыни. Преодолев замешательство, она поняла, в чем тут дело: это пришли индейцы тано. Она увидела Манетти, начальника охраны. Он говорил с ними, отчаянно жестикулируя. Позади него стояли два полицейских и несколько музейных охранников. Похоже, беспорядок стал привлекать внимание гостей: некоторые подходили, чтобы увидеть, в чем дело.
– Прошу прощения!
Нора проложила себе дорогу через толпу зевак, поднырнула под бархатную веревку, сунула под нос протестующему охраннику свое музейное удостоверение и подошла к, индейцам. В этот момент подъехала красивая молодая женщина – звезда или старлетка – судя по толпе папарацци, устремившихся следом.
– Это – частная собственность, – говорил Манетти человеку, который, как догадалась Нора, был вождем тано. – Мы не возражаем против вашего протеста, но лучше бы вам отойти подальше...
– Сэр, – спокойно пояснил индеец, – мы не протестуем, мы молимся...
– Как угодно. Это – частная собственность.
Подошла знаменитость. Нора вдруг узнала ее: это же киноактриса Ванда Мерсо, высокая, весьма экзотической внешности. Ходили слухи, что в следующий раз ей вручат премию «Оскар» как лучшей актрисе.
– Постойте! Почему вы лишаете людей законного права молиться? – произнесла она, и тут же зажглись двенадцать вспышек. Вырос и закачался лес микрофонов, ловящих каждое ее слово, включились телекамеры.
Нора поняла: актриса делает себе рекламу.
– Я не говорю, что они не могут молиться, – в голосе Манетти слышалось изнеможение. – Я лишь напоминаю, что это частная собственность...
– Это же коренные американцы, и они молятся. – Актриса повернулась и спросила, как бы спохватившись: – Почему вы молитесь здесь?
– Мы молимся о наших священных масках, запертых в музее, – сказал вождь.
– Ваши священные маски заперли?
Лицо актрисы отразило притворный ужас.
Объективы камер жадно вглядывались в эту сцену.
Что-то надо было сделать, и быстро. Нора протиснулась вперед, оттолкнула полицейского и Манетти.
– Эй, минуточку, – воскликнул начальник охраны.
– Нора Келли, помощник куратора выставки, – сообщила Нора полицейскому и покрутила своим удостоверением перед каждым официальным лицом.
Затем обернулась к начальнику охраны.
– Я все улажу, мистер Манетти.
– Доктор Келли, эти люди незаконно проникли на территорию музея...
– Знаю. Я все улажу.
Манетти замолчал. Удивительно, подумала Нора, как быстро резкий тон и властный вид – власти-то у нее и не было – могут развернуть ситуацию.
Она обратилась к вождю тано. С удивлением увидела, что он стар, по меньшей мере, лет семидесяти. Лицо отражало спокойствие и достоинство. Это был не молодой, злобный активист, какого она себе воображала. Другие индейцы тоже были в годах, шерстяные одеяла придавали их телам округлую форму. Старый автобус, на котором они приехали, – настоящая рухлядь – был незаконно припаркован на подъездной аллее музея, и его, без сомнения, эвакуируют.
– Y'aah shas slit dz'in nitsa, – сказала она вождю.
Тот уставился на нее, потеряв дар речи.
– Y'aah shas, – поспешно сказал он, опомнившись. – Как...
– Некоторое время я провела в Тано Пуэбло, – объяснила Нора. – К сожалению, это все, что я запомнила, так что не трудитесь отвечать!
Она улыбнулась и протянула ему руку.
– Нора Келли, один из кураторов выставки. Думаю, я говорила с одним из ваших коллег.
– Вы говорили со мной.
