Оливер Пётч - Дочь палача
— А если они внизу, то почему его сейчас здесь нет?
Палач пожал плечами.
— Может, София стянула его вниз, чтобы никто ничего не заподозрил. Чтобы выбраться назад, ей приходится забрасывать канат обратно. Не так-то это легко, но от рыжей и такого можно ожидать.
Симон кивнул.
— Так она, видимо, и выбралась, когда отыскала меня в лесу, чтобы рассказать о Кларе, — сказал он и заглянул внутрь. Дыра была черной, как окружавшая их темнота. Симон бросил несколько камней вниз и послушал, как они упали.
— Сдурел? — зашипел палач. — Теперь они знают, что мы пришли!
Симон залепетал:
— Я… я хотел узнать глубину колодца. Чем он глубже, тем дольше летит камень, пока не стукнется о дно. А время между…
— Дурак, — перебил его палач. — Колодец не может быть глубже десяти шагов. Иначе София ни за что не добросила бы веревку, чтобы повидать тебя в лесу.
Симон в очередной раз поразился простым, однако неопровержимым доводам палача. Куизль тем временем вынул из мешка еще одну веревку и завязал узлом на перекладине.
— Я спущусь первым, — сказал он. — Если найду что-нибудь, то посигналю светильником и ты спустишься следом.
Симон кивнул. Палач попробовал перекладину на прочность, потянув за веревку. Балка заскрипела, но выдержала. Куизль привязал светильник к поясу и, схватившись обеими руками за канат, скользнул в глубину.
Уже через пару метров его поглотила тьма. Лишь клочок света указывал на то, что внизу на веревке болтался человек. Свет этот опускался все ниже и ниже, пока вдруг не остановился. Затем он заметался из стороны в сторону. Палач сигналил светильником.
Симон несколько раз глубоко вдохнул, тоже крепко привязал светильник к поясу, затем схватился за веревку и стал спускаться. Пахло сыростью и плесенью. До самого дна тянулись прожилки глинистой земли. Такой же, какую они нашли под ногтями убитых…
Спустившись на пару метров, Симон понял, что палач оказался прав. Примерно в десяти шагах показалось дно. Колодец был сухим, не считая нескольких лужиц, блестевших в свете фонарей. Достигнув дна, Симон понял, почему. С одной стороны колодца находилось овальное отверстие высотой до колен, напомнившее юноше ворота в часовнях. Внутрь тянулся туннель — похоже, кто-то специально прорыл его в глине. Рядом с дырой стоял палач, ухмылялся и указывал светильником на отверстие.
— Гномья нора, — прошептал он. — Кто бы мог подумать? Я и не знал, что у нас есть такие в округе.
— Какая нора? — переспросил Симон.
— Катакомбы. Иногда их называют карликовыми или альрауновыми норами. В бытность свою на войне я много таких повидал. В них прятались крестьяне, когда приходили солдаты. Они иногда по нескольку дней оттуда не вылезали. — Он посветил светильником в дыру и совсем тихо продолжил: — Их вырыли люди. Ходы очень древние, и никто не знает, для чего предназначались. Кто-то считает, что они служили укрытием. Но дед рассказывал мне, что в них обретали последний покой души убитых. Другие же говорят, что их прорыли сами карлики.
Симон пригляделся к овальному отверстию. Оно и в самом деле выглядело, словно вход в пещеры карликов.
Или проход в ад…
Симон прокашлялся.
— Священник рассказывал, что раньше здесь собирались ведьмы и колдуны. И был языческий алтарь для нечестивых ритуалов. Может, они как-то связаны с этой… гномьей норой?
— Так или эдак, — пробормотал палач и опустился на колени. — Надо лезть внутрь. Идем.
Симон прикрыл глаза и обратил короткую молитву к небесам, затянутым облаками и видневшимся в отверстие колодца. Затем пополз по туннелю вслед за палачом.
Наверху у колодца дьявол принюхался к воздуху. Пахло местью и расплатой. Он подождал еще мгновение и скользнул по веревке в глубину.
С самого начала Симон понял, что прогулка эта будет не из легких. Уже через пару метров туннель начал сужаться. В одном месте пришлось чуть ли не протискиваться, чтобы продвинуться дальше. Острые камни царапали тело и лицо. Потом проход стал пошире, хотя не намного. Сгорбившись, Симон полз вперед шаг за шагом; в одной руке он держал фонарь, а другой цеплялся за глинистые стенки. Юноша пытался не думать, как, должно быть, теперь выглядели его штаны и кафтан. В темноте все равно ничего не рассмотришь.
Единственным ориентиром служил мерцавший светильник палача. Куизлю стоило громадного труда протискивать свое широкое, мускулистое туловище сквозь такое игольное ушко. С потолка ему за воротник то и дело сыпалась земля. Потолок был закругленный, словно здесь поработала бригада шахтеров. На равных промежутках появлялись прокоптелые ниши величиной с ладонь. Выглядели они так, словно прежде в них ставили свечи или масляные лампы. Ниши помогали Симону рассчитывать протяженность туннеля. Но несмотря на это, он уже через несколько минут потерял счет времени.
Над ними нависали тонны земли и камня. У Симона промелькнула мысль, что будет, если глина вдруг обвалится на него. Успеет ли он что-нибудь почувствовать? Переломит ли ему милостиво позвоночник глыбой, или же придется медленно задыхаться? Заметив, как сердце начало колотиться, он попытался направить мысли на что-нибудь более приятное. Представил Магдалену, ее черные волосы, темные смеющиеся глаза, пышные губы… Симон ясно видел ее лицо перед собой, хоть погладь его. Выражение его теперь изменилось, она словно пыталась до него докричаться. Рот ее беззвучно открывался и закрывался, в глазах стоял неприкрытый ужас. Когда Магдалена почти приблизилась к нему, видение лопнуло, как мыльный пузырь. Проход неожиданно повернул и перед ними открылась келья высотой в человеческий рост.
Перед ним возвышался палач и освещал комнатку фонарем. Симон кое-как отряхнул глину с брюк и тоже огляделся.
Каморка имела форму квадрата, по три шага в длину и ширину. В стенах, как по́лки, открывались ниши и ступени. От двух противоположных стен в глубину отходили два новых немного наклонных туннеля. Они тоже были овальной формы, какую Симон видел у входа. В левом углу стояла лестница, которая вела к еще одной дыре. Куизль осмотрел лестницу с фонарем. В его бледном свете Симон увидел зеленоватые прогнившие ступеньки. Две из них оказались полностью разломанными. Симон задался вопросом, выдержит ли она вообще кого-нибудь.
— Уж она-то точно стоит тут с древних времен, — сказал палач и, проверяя, постучал по дереву. — Сотню лет или две, видимо… Черт ее знает, куда она ведет. Думаю, это все проклятый лабиринт. Надо бы позвать детей. Если им хватит мозгов, то они откликнутся, и вся эта беготня по укрытиям наконец закончится.
— А если нас услышит кто-то еще?.. — спросил Симон опасливо.
— Да кто? Мы так глубоко под землей, что я даже обрадуюсь, если наш крик услышат наверху, — оскалился палач. — Вдруг нас завалит и нам потребуется помощь. Все это сооружение выглядит не так уж и надежно. Особенно тот тесный лаз в начале.
— Куизль, прошу вас. Такими вещами не шутят.
Симон снова почувствовал над головой тонны земли. Палач тем временем посветил в противоположный туннель. Потом закричал в темноту:
— Дети, это я, Якоб Куизль! Вам нечего бояться! Мы выяснили, кто вам угрожает. С нами вы будете в безопасности. Выходите, будьте умницами!
Голос его прозвучал так тонко и глухо, словно глина вокруг них впитала слова, как воду. Ответа не последовало. Куизль попробовал еще раз.
— Дети! Вы слышите меня? Все будет хорошо! Обещаю, я вытащу вас отсюда невредимыми. И если вас кто-то хоть пальцем тронет, я ему все кости переломаю.
Ответа все не было. Лишь где-то вдали тихо журчал ручеек. Палач вдруг врезал ладонью по глиняной стене, так что отвалилась целая глыба.
— Проклятье, выходите уже, проклятые сбродники! Или я вам по жопам так надаю, что три дня ходить не сможете!
— Не думаю, что таким тоном вы побудите их вылезти, — предположил Симон. — Может, вам следует…
— Тсс, — Куизль прижал палец к губам и указал на противоположный туннель.
Оттуда слышался тихий плач. Очень тихий. Симон закрыл глаза, чтобы определить, откуда он доносился. Не получилось. Он не мог сказать точно, шел ли звук сверху или откуда-то сбоку. Он словно просачивался сквозь землю.
У палача, похоже, возникли такие же трудности. Он смотрел то наверх, то по сторонам. Потом пожал плечами.
— Придется разделиться. Я полезу по лестнице, а ты — в какой-нибудь из туннелей. Кто найдет их, пусть кричит погромче.
— А если мы их не найдем? — спросил Симон. При одной мысли, что снова придется лезть в тесный проход, становилось дурно.
— Пока ползешь, считай до пятисот. Если до этого ничего не обнаружишь, возвращайся. Встретимся здесь же и придумаем еще что-нибудь.
Симон кивнул. Куизль уже поднимался по лестнице, которая опасно затрещала под его весом, когда еще раз обернулся на Симона.
