Лев Пучков - Дикая степь
По базе ГАИ пробили: джипа такого в природе не существует.
Оружие, гранаты, наркота? Министр чуть в обморок не упал, когда ему такой дурной вопрос задали. За сердце хвататься стал — хотя ведет здоровый образ жизни, спортом занимается.
Ладно, это проехали. А люди?
— А подать сюда товарищей, дежуривших в тот день! Нате. Гляньте в окно — на линейке стоят.
— Позвольте — так это же не те!
Как не те? Вот книга службы, лист нарядов, ведомости, график. Все сходится.
— Да не те — я вам говорю! Что ж у меня — совсем память отшибло? Те были совсем другие!
А не мудрено, что память отшибло. Вот, почитайте объяснительные товарищей, что на линейке. Вы были зверски пьяны во время проверки службы и всячески изгалялись над подчиненными, теша свое… эм-м… чего там теша? Да все подряд теша — глумились вы над ними, короче.
— Да постройте мне весь личный состав ГАИ иОМОНа — я вам покажу тех, кто на самом деле был!
Ну, это вы слишком, товарищ бывший подполковник! Из-за ваших бредней теперь что — поломать всю службу и оголить город? Думайте, что говорите!
— Почему — бывший? Почему — бредни?
Да потому бывший, что за такие чудачества в органах не держат — это уж вы будьте уверены! Вот читайте объяснительные коллег…
Почитал.
Водила служебной машины, который ежедневно возил пройдоху подполковника домой и обратно, помощник дежурного, двое дежурных на входе — все показали: был пьян, глумился и тешил.
Коллеги, с которыми он имел лишь шапочное знакомство, показали то же самое. Тешил он, тешил! А порой и с особым цинизмом. В запой ежемесячно уходит чуть ли не на неделю. Как уйдет — хоть прячься. Страшен в запое. С малолетками балуется — УСБ<УСБ — Управление собственной безопасности. > его разрабатывало негласно, но брать пока не торопились — думали, побалуется и перестанет. Почему терпели? Работник хороший. Такие на дороге не валяются…
— Я звонил в управление с Главпочтамта… У вас же входящие записываются! Прослушайте запись — неужели по голосу не заметно, что звонил человек совершенно трезвый и в здравом уме?
Разумеется, входящие записываются. Вот, кстати, кассета с дубликатом. Насчет здравого ума — это еще как посмотреть. Голос срывается, хрипит, местами соскакивая на истерические нотки, рассказчик прыгает с пятого на десятое, проявляя изрядное смятение мыслей…
— Так это легко объяснить! Бессонная ночь, покушение злодейское, паника…
А зачем тогда про запись напомнили? Может, хватит придуряться, гражданин бывший подполковник? Может, перестанете голову морочить занятым людям?
Тут Валера Эрдниевич вспомнил про другую кассету — ту самую. Открыл было рот, но тут же сообразил: наверняка ведь обыск делали в доме. После злодейского покушения он действительно пребывал в смятении, сунул аудиозапись машинально в коробку с кучей других кассет — дома у него десятка четыре эстрадных концертов, если не больше. Обыск был, кассету наверняка изъяли!
Пригорюнился Валера Эрдниевич — получалось, что выходил он из этой истории круглым идиотом. Правильно сказал министр — надо было сразу на посту деньги взять и полюбовно разойтись…
— Хочу на прием к министру, — заявил арестованный подпол, когда его после беседы с председателем комиссии собрались препроводить в ИВС. — Имею заявление…
… — Зря вы со мной так, — горько попенял министру Валера Эрдниевич. — У меня даже в мыслях не было стучать. А “караул” крикнул потому, что страшно стало после вашего наезда. Жить-то каждому хочется!
— Несешь черт знает что — слушать противно! — пробурчал министр, избегая смотреть в глаза младшему коллеге. Правильно — непросто смотреть в глаза человеку, которого ты не сумел грамотно ликвидировать. — Вроде неглупый человек… а ведешь себя как последний идиот.
— Я, может, и идиот, — согласился Валера Эрдниевич. — Но “караул” крикнул правильно. Это был единственный выход. Теперь убивать меня нельзя — слишком громко получилось…
— Ну и что ты хочешь? — без обиняков спросил министр.
— Пусть меня алкоголиком признают, — предложил Валера Эрдниевич. — А я, как хмель выветрится, соглашусь, что ежемесячно у меня — запой. Три дня бухаю, два — выхожу, потом не помню, чего творил.
— Тебя и так признали, — хмыкнул министр, пожевал губу и с некоторым сомнением уточнил: — Значит, ничего не помнишь?
— Совсем ничего — как ножом отрезало, — заверил Валера Эрдниевич и смущенно напомнил: — Только пусть малолеткины родители заяву заберут. А то нехорошо: и алкоголик, и одновременно маньяк. Люди могут не понять!
— Ладно, — милостиво кивнул министр. — Только помни — если узнаем, что ты где-нибудь хоть словечком, хоть намеком… Ты понял?
— Понял, — истово закивал Валера Эрдниевич. — Я еще не старый, пожить хочу. Так что — можете не беспокоиться…
На том и порешили. Валера Эрдниевич расписался в полной собственной невменяемости, попросил у всех “оговоренных” прощения, и комиссия уехала. Из МВД, понятное дело, опального подпола поперли, но убивать и в самом деле более не пытались: то ли сообразили, что незачем лишний раз грех на душу брать, то ли просто опасались после столь громкого дела повторно привлекать внимание к данному вопросу.
А кассету Валера Эрдниевич, вернувшись домой из ИВС, обнаружил на том же самом месте, куда накануне положил. Плохие товарищи были так в себе уверены, что не сочли нужным обыскивать жилище вредоносного подпола. То есть заранее списали его со счетов, как какое-то недоразумение, случайно вклинившееся в стройную систему местного отлаженного негодяйства. И правильно в общем-то посчитали: размахивать опасной уликой вслед убывшей комиссии опозоренный подпол не стал — жить хотел. Но аудиокомпромат не уничтожил — что-то подсказало ему, что настанет такой момент, когда такой интересной записью можно будет воспользоваться…
— Кассета? — поинтересовался Бо, когда Валера Эрдниевич закруглился со своими злоключениями.
— Кассета в порядке. — Валера Эрдниевич нетрезво мотнул подбородком в неопределенном направлении. — Даете штуку?
— А? — Бо повернулся ко мне.
— Слушать надо. — Я неуверенно пожал плечами: честно говоря, эта леденящая душу история показалась мне страшно неправдоподобной.
Хан — министр — наркота… Согласитесь, цепочка более чем сомнительная. Да и сам отставной подпол особого доверия не вызывал. Не знаю, вполне возможно, что в то время он и выглядел так солидно, что его с первого предъявления взяли в штаб МВД, но… сейчас, спустя пять лет после того странного недоразумения, Валера Эрдниевич смотрелся вполне сформировавшимся алкашом…
— Ты ее притащи, мы отслушаем в надежном месте, потом скажем тебе результат. Идет?
— Перепишете, вернете — и хрен я видел вашу штуку, — проявил не вполне соответствующее его непритязательному виду благоразумие Валера Эрдниевич. — Нет, ребята, так не пойдет. Вы мне — штуку, я вам — кассету.
— А если там будет… — начал было я.
— Адрес знаете, — не дал мне развить мысль Валера Эрдниевич. — Вы — крутые, я — никто, наказать всегда сможете, как захотите. И вообще, вы даже не представляете себе, как я рискую, отдавая вам эту кассету. Хоть времени и немало прошло… знаете, что со мной будет, если вдруг она попадет в руки ханских людей?
Мы с Бо украдкой переглянулись и потупили взоры. Валера Эрдниевич, которому Бо обещал железные гарантии безопасности и полнейшую конфиденциальность, разумеется, не догадывался, что мы как раз и собираемся дать послушать эту кассету так называемому первоисточнику — буде вдруг на ней действительно окажется заслуживающий внимания материал.
— Если до этого дойдет — вывезем его к себе и спрячем, — пробурчал Бо. — И возьмем с него письменные показания.
— Правильно, — кивнул я с некоторым облегчением. — Где кассета?
— Кассета в надежном месте, — оживился Валера Эрдниевич. — Неподалеку отсюда. Деньги даете?
— Не даем — показываем. — Бо не стал травмировать нищего отставника неприличным видом своего пухлого портмоне, на ощупь выдернул загодя заготовленную штуку баксов, перетянутую резинкой, дал на секунду подержать Валере Эрдниевичу и, тотчас же забрав обратно, вольно перефразировал классика: — Утром кассета — потом деньги.
— Зачем утром? — вскинулся Валера Эрдниевич. — Вы рассчитайтесь и идите на выход. Чуть отойдите от центрального входа, чтобы не светиться, и ждите меня там. Я минут через пять принесу — у меня тут рядом. И если можно — мне с собой еще бутылочку “Кирсана”. Давно не пил такой хорошей водочки…
Мы тотчас же вызвонили ананасозаинтересованную пампушку, поставив ей задачу насчет дополнительного “Кирсана”. Дополнительный был мгновенно явлен публике — Валера Эрдниевич даже покинуть кабинета не успел, — пампушка оказалась психологом и, привычно просчитав дальнейшие чаяния разгоряченной публики, притащила бутылку с собой.
