Юхан Теорин - Санкта-Психо
Нет, не нож. Опасная бритва, вся в крови.
— Я знаю, кто ты. — Голос хриплый, но спокойный, даже монотонный. — Ты мне все про себя рассказал.
Ян успевает поразиться несоответствию — мягкий, ласковый голос и мгновенные, уверенные движения рук. Он рывком поднимает Яна с пола:
— Ты поможешь мне выйти отсюда.
Ян моргает. Он ничего не может понять.
— Кто ты?
— Погляди сам.
Он быстро поднимает левую руку, и Ян узнает его.
Иван Рёссель. С Ангелом в руке. Он выглядит старше, чем на экране компьютера, у него появились морщины, вьющиеся волосы отросли почти до плеч, и в них появилась седина.
Ян закашлялся — действие газа еще не прошло.
— Рами, — шепчет он, с трудом переведя дух, и показывает на Ангела. — Я дал его Рами.
— Ты дал его мне.
— Рами должна сюда спуститься и…
— Никто сегодня сюда не спустится. Никого больше не будет. Только мы вдвоем — ты и я.
Он толкает Яна и подносит к его шее лезвие бритвы:
— Пошли, приятель. А это… — он носком кроссовки тычет в неподвижное тело, — мы спрячем в лифте. Бери его за руки.
Ян повинуется грубому тычку в спину. Неловко хватается связанными руками за ворот Карла и, словно во сне, тащит его к лифту.
— Суй его туда. Не тяни резину…
Ян приподнимает тяжелое тело. Как его затолкать в тесный лифт? На поясе Карла пустое гнездо для баллончика с газом и целый пучок белых пластиковых браслетов — точно таких, каким связаны его руки. Браслетов, готовых замкнуться на чьих-то запястьях.
Ему все же удается запихать Карла в кабину, но он успевает выдернуть пару браслетов и сунуть их под свитер. Кажется, Рёссель не заметил.
— Пошли.
Яну ничего не остается, как следовать за Рёсселем. Вернее, вести его за собой. Из прачечной в смотровую, из смотровой в коридор к убежищу. Остановиться он не может — каждый раз, как он замедляет шаг, получает чувствительный пинок в загривок и чувствует прикосновение к шее холодной бритвенной стали.
Глаза невыносимо жжет, руки в крови.
Что случилось? Что же там, наверху, произошло? Откуда у него бритва?
Как Ивану Рёсселю удалось покончить со здоровенным, обученным охранником? Как они оказались в лифте?
А Рами? Это же она должна была спуститься на лифте!
— Не заблудись… — говорит Рёссель. — Если что, смотри на бумажные метки…
И в самом деле — клочки бумаги еще с тех пор лежат на полу. Но Ян не заблудится. Он здесь как дома. Через коридоры, через убежище — в подземный туннель «Полянки», по-прежнему ярко освещенный лампами дневного света.
Около лифта Ян останавливается.
— Они тебя ждут там, наверху… — тихо говорит он. — Ты ведь знаешь, правда? Семья… они хотели поговорить с тобой об исчезнувшем юноше. О Йоне Даниеле…
— Хотели поговорить? — Рёссель покачал головой. — Они хотели убить меня, а не поговорить. Карл продал меня им. За деньги.
— Нет… они просто хотели узнать…
— Они хотели меня убить. Они хотели меня убить, и я это знаю совершенно точно. — Он сильно толкнул Яна по направлению к лестнице. — Мне, кроме тебя, верить некому. Уходим.
Рёссель все время говорил тихо и внятно. Учитель. Привык объяснять и читать наставления.
Он пинками заставляет Яна подняться по лестнице.
— Открывай.
И Ян открывает дверь магнитной карточкой. Что ему остается делать?
Они проходят через раздевалку. Мимо шкафчика Яна, где лежат книжки Рами с его иллюстрациями. Как он хотел показать их ей!
На крючке висит одежда Андреаса — куртка и кепка. Рёссель, ни секунды не задумываясь, надевает их на себя, открывает наружную дверь и выводит Яна во двор.
Ночь холодная, куда холодней, чем казалось Яну, когда он час назад приехал в «Полянку». Но от холода боль в глазах немного стихла.
Он смаргивает слезы и оглядывается. На парковке больницы пульсируют красные и голубые мигалки. Пожарные учения в разгаре. Он с самого начала обратил внимание, что от Рёсселя пахнет дымом.
Рёссель даже и не смотрит в сторону больницы:
— У тебя есть машина?
Ян кивает. Незапертая «вольво» стоит в ста метрах от «Полянки».
— Пошли.
У машины Рёссель лезет Яну в карман брюк, достает оттуда мобильник и сует в куртку Андреаса.
Еще одно быстрое движение рукой с бритвой — и Ян чувствует, что руки его свободны.
— В машину, приятель.
Он заталкивает Яна на водительское место, бросает Ангела на сиденье рядом, а сам садится сзади.
В машине запахи еще сильнее — дым, слезоточивый газ, бензин.
— Поехали.
Рами…
— Я не могу вести машину. Ничего не вижу.
— Дорогу-то ты видишь. Главное, отъехать от психушки. Держи прямо, потом я подскажу.
— Где Рами? — делает Ян последнюю попытку.
— Забудь ее. Никакой Рами в этой каталажке нет… Ты говорил со мной. Все время говорил со мной, и больше ни с кем.
— Но это же Рами написала эти…
Рёссель прижимает бритву к его шее.
— Поезжай, — говорит он с угрозой. — А то будет как с Карлом. От уха до уха…
Ян поворачивает ключ и нажимает на педаль газа. Все бессмысленно.
Рёссель ни на секунду не отнимает лезвие от его шеи, и ему ничего не остается, как вести машину подальше от Санкта-Патриции, от стены, от «Полянки»… от возможности когда-либо вновь увидеть Алис Рами.
Подальше от огней города. В темноту.
52
В эту ночь Ян везет убийцу. В руке убийцы опасная бритва. Но в то же время Ян понимает, что убийца из каких-то соображений не хочет его убивать. Чем-то Ян ему интересен. Рёссель, не отнимая бритву от шеи Яна, дотянулся до панели, подкрутил регулятор тепла и заботливо спросил:
— Не слишком жарко?
— Нет.
Усыпляющее шипение вентилятора печки. На улице мороз, а в машине лето. Холодит только стальное лезвие у шеи.
— Сверни направо, — спокойно произносит Рёссель на перекрестке.
Ян послушно сворачивает направо. Глаза жжет поменьше, зрение понемногу восстанавливается.
На улицах никого, только два такси попались навстречу.
— Прямо.
Ян продолжает прямо.
Они минуют центр, потом пустые, плохо освещенные улицы промышленного района и выезжают на гётеборгскую автомагистраль. Там тоже никого.
— Прибавь.
Их обгоняет на большой скорости груженая фура. По обе стороны дороги — мерцающие огоньки хуторов. Вот и все признаки жизни. Вечер пятницы, холодно, люди прячутся по домам. Дорогу, само собой, никто не охраняет. Ее и днем-то никто не охраняет — на сотни километров ни одного полицейского.
— Вот мы и выехали из города, — с той же учительской интонацией произносит Рёссель. — Наедине с природой.
Ян не отвечает. Он ведет машину.
Через десять минут следует новый приказ:
— Сверни вон там.
Знак «Р». Стоянка. Площадка отдыха, освещенная двумя фонарями — один на въезде, другой на выезде. Пусто.
Ян сворачивает и тут же тормозит — хочет остаться поближе к кругу света от фонаря. Странно — Рёссель не протестует.
— Заглуши двигатель…
Ян послушно поворачивает ключ, и в уши ударяет неправдоподобная, магическая тишина. Он словно оглох.
Рёссель глубоко вздыхает:
— Наконец-то… наконец-то он исчез… Запах больницы исчез.
Исчез? Пахнет, как и раньше, — газ и бензин. Или какая-то зажигательная жидкость.
— Что произошло в больнице?
— В больнице был пожар. Как и намечалось, — усмехается он. — Я заранее натаскал в палату растворителя из художественной мастерской. Стащил зажигалку, вылил растворитель в коридоре и поджег.
Он отнял бритву от шеи Яна, и Ян решился на следующий вопрос:
— Ну и?..
— Хаос, естественно. Уже не учения, а настоящий пожар. Когда план не работает, всегда хаос. Я спокойно дошел до склада, там было открыто — входи на здоровье. Но в последнюю секунду план тоже поменялся… мне попытались помешать.
— Его звали Карл.
— Я знаю. Вряд ли ему теперь нужно имя.
А ведь Рёссель ни разу не назвал его по имени, мелькнула мысль. Ни разу.
— Запах исчез… В больнице пахнет одиночеством. Бесконечные коридоры одиночества. Как в монастыре… — Он вдруг наклонился к уху Яна: — А ты, приятель? Ты тоже одинок?
Пустая стоянка. Ян с трудом подавляет желание отрицательно помотать головой — лезвие слишком близко к шее.
— Иногда.
— Только иногда?
Собственно, никто не вынуждает признания, но он отвечает, как есть:
— Нет, не иногда… Часто.
— Я так и думал. — Рёссель доволен ответом. — От тебя пахнет одиночеством.
Только не делать резких движений.
— Я ждал другого человека… ее зовут Рами. Алис Рами.
— Никакой Рами в больнице нет.
— Я знаю… она называет себя Бланкер. Мария Бланкер.
Рёссель раздраженно заворочался на заднем сиденье:
