Ю Несбё - Леопард
— Идут, — сказал дежурный.
Он стоял в дверях одной из новых допросных, которые КРИПОС оборудовала видеокамерами.
— О'кей, — отреагировал Бельман.
Некоторым следователям нравилось сначала запустить в помещение подозреваемого, заставить его подождать, чтобы понял, кто тут главный. А потом эффектно войти и тут же на него накинуться, пусть оправдывается, пусть почувствует свою уязвимость. Бельман предпочитал, чтобы подозреваемого приводили, когда сам он уже сидел в кабинете. Пусть видит, чья тут территория. Можно ведь и там заставить подозреваемого подождать, можно листать и читать бумаги, чувствуя, как тот начинает нервничать все больше и больше, и наконец — когда приходило время — поднять глаза и обрушиться на жертву. Все это — тонкости техники ведения допроса. Которые он конечно же готов обсудить с другими компетентными следователями. Бельман еще раз проверил, горит ли красный огонек, означающий, что аппаратура для записи включена. Возня с техникой в присутствии подозреваемого может свести на нет все тщательно подготовленное собственное психологическое превосходство.
В окно Бельман видел, как Бивис и Колкка вошли в соседний кабинет. Между ними шел Тони Лейке, которого они сопровождали из КПЗ в Управлении полиции.
Бельман вздохнул. Ну да, пульс у него участился. Смесь охотничьего азарта и тревоги. Тони Лейке отклонил предложение пригласить адвоката. Изначально это было, конечно, только на руку КРИПОС, давало большую свободу действий. Но вместе с тем это сигнал: Лейке уверен, ему нечего опасаться. Бедняга не знает, что у Бельмана есть доказательства: Лейке звонил Элиасу Скугу незадолго до того, как тот был убит. Хотя сам Лейке утверждает, будто даже имени такого никогда не слышал.
Бельман уткнулся взглядом в бумаги и услышал, как Лейке вошел в кабинет. И как Бивис закрыл за ним дверь, в соответствии с полученной от шефа инструкцией.
— Садитесь, — предложил Бельман, не глядя на вошедшего.
И услышал, что Лейке это предложение принял.
По-прежнему глядя в какую-то необязательную бумагу, Бельман водил указательным пальцем под нижней губой — взад-вперед, медленно считая про себя. Один, два, три. В свое время его вместе с коллегами посылали на курсы по новой методике допроса, которую их обязали внедрить, под названием «investigative interviewing». Смысл ее, по мнению этих далеких от жизни университетских умников, заключался в открытости, диалоге и доверии. Четыре, пять, шесть. Бельман спорить тогда не стал, методика как-никак была утверждена на самом верху, но странно все-таки эти университетские представляли себе публику, которую приходилось допрашивать КРИПОС. Эдакие несчастные, но готовые к сотрудничеству горемыки, которые выложат все, что нужно, дай им только поплакать в жилетку. Дескать, прежняя методика, традиционная американская девятишаговая система допроса, принятая в ФБР, антигуманна и манипулятивна, она вынуждает невиновных признаваться в вещах, которых они не совершали, и вообще контрпродуктивна. Семь, восемь, девять. О'кей, одно дело, если перед тобой правда сидит впечатлительный птенчик, но вести душеспасительные беседы с законченными негодяями? Они же на смех тебя подымут с твоей «открытостью, диалогом и доверием»!
Десять.
Микаэль Бельман сложил ладони домиком и поднял глаза:
— Мы знаем, Лейке, что вы звонили Элиасу Скугу отсюда, из Осло, и что потом, двумя днями позже, были в Ставангере. И что вы его убили. Это факты, которыми мы располагаем. Но мне интересно, почемувы это сделали. Или же у вас не было никакого мотива, Лейке?
Это был шаг номер один в девятишаговой системе ведения допроса, разработанной агентами ФБР Инбау, Рейдом и Бакли: конфронтация, попытка шокировать собеседника, сразу послать его в нокаут, утверждая, что все уже известно и запираться нет никакого смысла. Остается только одно: признаться. В данном случае Бельман комбинировал шаг номер один с другим приемом: связать подтвержденный факт с одним или несколькими неподтвержденными. Сейчас он соединил бесспорную дату телефонного звонка с тем, что Лейке ездил в Ставангер и что он убийца. Услышав первое утверждение, Лейке решит, что у них есть доказательства и всего остального. И что эти доказательства настолько неопровержимы, что осталось только получить ответ: почему?
Бельман увидел, как Лейке сглотнул, как пытается улыбнуться, обнажая белые крупные зубы, увидел замешательство в его глазах и понял, что уже победил.
— Никакому Элиасу Скугу я не звонил, — сказал Лейке.
Бельман вздохнул:
— Вы хотите, чтобы я показал вам распечатку из центра учета звонков «Теленора»?
Лейке пожал плечами:
— Я не звонил. Какое-то время тому назад я потерял мобильный телефон. Может быть, кто-то звонил этому Скугу с него?
— Не надо умничать, Лейке. Мы говорим о вашем стационарном, домашнем телефоне.
— Еще раз вам говорю: я ему не звонил.
— Слышу. Если верить адресному реестру, вы живете один?
— Да. То есть…
— Иногда у вас ночует ваша невеста. И иногда вы встаете раньше нее и уезжаете на работу, а она остается в квартире.
— Бывает. Но чаще я сам у нее бываю.
— Да ладно, неужели у дочки судовладельца Галтунга гнездышко получше, чем у вас, Лейке?
— Возможно. Во всяком случае, уютнее.
Бельман скрестил руки на груди и улыбнулся:
— Тем не менее если это не вы звонили Скугу из своего дома, то, значит, это была она. Я даю вам пять секунд, чтобы вы начали говорить правду, Лейке. Через пять секунд патрульная машина с включенной сиреной отправится к ее гнездышку и привезет ее сюда в наручниках. Мы дадим вашей невесте возможность позвонить отцу и сообщить, что вы обвиняете ее в том, что она звонила Скугу. Андерс Галтунг наймет для своей дочери свору самых кусачих норвежских адвокатов, а вы получите настоящего противника. Четыре, три.
Лейке снов пожал плечами:
— Если вы полагаете, что можете дать приказ арестовать молодую девушку с безупречным прошлым, на здоровье. Только, думаю, в таком случае настоящего противника получу не я.
Бельман разглядывал собеседника. Неужели он все-таки недооценил этого Лейке? Сейчас уже не поймешь, что он думает. Тем не менее с шагом номер один покончено. Признания не получилось. Ладно, остается еще восемь. Шаг номер два предписывает выказать подозреваемому симпатию, некоторое понимание его мотивации. Что, в свою очередь, предполагает знание мотивов. Однако мотив, по которому были лишены жизни все, кто в одно и то же время ночевал в одной и той же хижине, оставался совершенно непонятным, если не считать того понятного факта, что мотивы, движущие большинством серийных убийц, запрятаны в таких уголках души, куда мало кто из нас заглядывает. Поэтому, готовясь к допросу, Бельман решил не особо задерживаться на шаге понимания и симпатии, а сразу перейти к третьему, мотивирующему шагу: дать подозреваемому основания сознаться.
— Дело в том, Лейке, что я вам не враг. Я всего лишь человек, который хочет понять, почему вы делаете то, что вы делаете. Что вами руководит? Совершенно очевидно, что вы человек способный и неглупый, судя по тому, чего вы добились в бизнесе. Меня это поражает, меня восхищают люди, которые ставят цели и добиваются их, что бы там о них ни думали другие. Люди, выделяющиеся из серой массы. Смею сказать, что я и сам из таких. Возможно, я понимаю вас лучше, чем вы думаете, Тони.
Бельман заранее попросил одного из следователей позвонить биржевому коллеге Лейке и узнать, как Лейке произносит свое имя: Тоуни, Тони или Тонни. Ответ был «Тони». Бельман соединил правильно произнесенное имя с тем, что поймал и попытался удержать взгляд подозреваемого.
— А сейчас я расскажу вам то, что мне на самом деле не следовало вам говорить, Тони. Видите ли, у нас по некоторым нашим сугубо внутренним причинам крайне мало времени на все это дело, и поэтому нам ужасно нужно признание. В обычной ситуации мы бы не стали предлагать сделку в обмен на признание подозреваемому, против которого у нас столько доказательств, но это ускорит рассмотрение дела. И в обмен на признание — которое, по правде говоря, не так уж и необходимо для того, чтобы вас осудили, — я хочу предложить вам основательно скостить срок. К сожалению, я ограничен рамками закона и не могу конкретизировать мое предложение, но — строго между нами — это будет зна-чи-тель-но-есмягчение наказания. Ну как, Тони? Я обещаю. И теперь это записано на пленку. — Он показал на красный огонек на столе между ними.
Лейке долго и задумчиво смотрел на Бельмана. Потом раскрыл рот:
— Те двое, которые меня сюда доставили, сказали, что вас зовут Бельман.
