Урс Маннхарт - Рысь
– Он тебе об этом наверняка рассказывал, Хуггер. Вы же с ним вместе служили.
Хуггенбергер недоверчиво нахмурил тяжелые брови.
А Феннлер оперся о стол обеими локтями и, наклонившись вперед, объяснил, что он хотел сказать примерами Шеврэ и фон Кенеля:
– Акции вроде этих присланных лап вызывают много шумихи и могут только навредить. Ночью все котики серы, поэтому рысь должна исчезнуть так же, как появилась – тихо и незаметно.
– Что за чушь, Феннлер! – вспыхнул Хуггенбергер. – Я еще порасспрошу фон Кенеля, что у него там стряслось с рысью в навозной яме, но мне непонятно, почему нельзя прогнать какую-то жалкую рысь с шумом и гамом. Чем громче, тем лучше! Это только на пользу пойдет. Пусть люди видят, что затея с рысями нам не по нутру. Причем все люди – даже городские ботаники. Я не дам заткнуть себе рот!
Бюхи, почтовый служащий, посмотрел на отражение часов: шестнадцать сорок пять. Через двенадцать минут ему пора в путь-дорогу.
С подносом в слабеньких руках к столу подошла хозяйка. Поставив перед Бюхи красную «Ривеллу», она взяла протянутые им монеты. Бюхи страсть как боялся того дня, когда за разговорами в «Тунгельхорне» позабудет об автобусе и утратит репутацию пунктуального шофера, поэтому всегда сразу платил за «Ривеллу». Потом Мэри расставила до краев наполненные пивные кружки и пожелала всем пить на здоровье.
– Благодарствуем, – процедил Хуггенбергер, когда хозяйка удалилась, поставив на стол последнюю кружку.
– Так значит, шум и гам, Хуггер? – спросил Феннлер.
– Конечно, – ответил Хуггенбергер. – Тут же, как в городе: хочешь привлечь к себе внимание, иди на демонстрацию. И если как следует оторвешься, то попадешь в новости.
– Ты даже не догадываешься, к чему это может привести, Хуггер, – задумчиво произнес Феннлер и не торопясь окунул кустистые усы в пенистую влагу.
Однако Альфреду Хуггенбергеру не было дела до таксидермиста Шеврэ и овцевода фон Кенеля. Шеврэ явно нарушил трудовое законодательство, поэтому нет ничего странного в том, что его наказали. А вот обыск в доме фон Кенеля, наоборот, свидетельствует о бессилии властей.
За исключением Бюхи, которому не хотелось иметь с охотой ничего общего, поскольку из-за плотного графика он за год сбивал на дороге больше косуль и рысей, чем иные охотники убивали за три недели интенсивной охоты, все остальные знали таксидермиста Шеврэ не понаслышке. Он был у лауэненцев своим человеком, так как набивал для них головы серн и косуль. Чучело, под которым сидел Феннлер, тоже было ручной работой Шеврэ.
Макс Пульвер, от чьей «Мэри Лонг» остался лишь обгорелый фильтр, кивал на слова Хуггенбергера и почесывал остатки волос под кепкой. Бюхи отхлебнул «Ривеллы» и ждал, что ответит Феннлер.
Тот стоял на своем.
Взгляды Хуггенбергера и Фенил ера встретились, воцарилась тишина. Хоть они и сидели бок о бок, но были друг от друга бесконечно далеки.
Хозяйка Мэри стояла за барной стойкой, склонившись над журналом. Когда гости из Германии поблагодарили за еду и вышли, она даже бровью не повела.
После небольшой паузы Хуггенбергер осведомился у Феннлера, на что ему, лауэненскому овцеводу, сдались фрибурский Шеврэ и фон Кенель из Ленка.
– Что общего между тобой, Шеврэ и фон Кенелем – это тебе в полиции объяснят, если ты будешь про рысей на всю округу трезвонить, – заявил Феннлер.
Оба этих случая взбаламутили воду. После ареста Шеврэ даже самым большим тупицам стало ясно, что творится с рысями в Оберланде и Фрибуре. А все потому что Алоис Глуц больше не работал в кантональной полиции. Прежде Глуц всегда вступался за них. Но теперь прошло то времечко: пенсия есть пенсия. Теперь в отделении куча молодых болванов, которые только и ждут, когда кто-нибудь нарушит какой-нибудь ничтожный закон. К тому же, природоохранные организации только что объявили рысь зверем года, и скоро всюду станут сновать эти омерзительные защитники рысей, станут агитировать поддержать проект – особенно в городах, где к ним прислушивается публика, которая с каждым днем все «зеленеет» и «левеет» и находит нечто невообразимо романтичное в том, что где-то в лесу бродит рысь, хотя сами они ее никогда видом не видывали да и в настоящий лес раз в сто лет заходят. Но защитники рысей будут агитировать не только в городах, нет, они доберутся и до Оберланда. Будут выступать в школах. Он слышал, что на прошлой неделе один такой тип уже пудрил мозги заненским школьникам. Так что здесь тоже кто-нибудь клюнет на их удочку. Во всяком случае, они привлекают внимание к рысям, а тут еще кто-то послал в Берн четыре лапы и приложил открытку, чтобы уж наверняка подставить охотников – теперь все будут на ушах стоять. История этих подлых хищниц, которых половина Швейцарии по ошибке числит чудесными, беззащитными животными, уже и так настолько популярна, что занимает первое место в теленовостях.
Феннлер тяжело вздохнул, так что усы чуть не засосало ему в рот. Все собравшиеся не спускали с него глаз. И молчали. Такой речи без подготовки возразить было нечего.
– Чтобы в Лауэнене запахло жареным, надо сначала подстрелить хотя бы одну рысь, – неожиданно проговорил Фриц Рустерхольц.
Таннер, Феннлер, Бюхи, Хуггенбергер и Пульвер развернулись к Рустерхольцу, о спокойном и чересчур тактичном присутствии которого легко забывали. Встретив обращенные к нему непонимающие взгляды, Рустерхольц погрузился в молчание. Отзвук зеландского диалекта повис в воздухе.
– Хоть сам я не охотник… – сказал Беат Бюхи, используя общее замешательство и загадочно поигрывая стаканом «Ривеллы». – Но я недавно видел, как рысей разыскивают зоологи. Они вешают на себя небольшой приборчик и берут в руки антенну, а на рысей надевают ошейники.
– Точно, – с наигранной смущенностью перебил Рустерхольц. – На прошлой неделе я наблюдал за одним таким зоологом у Лауэненского озера. Я его и раньше видел, но думал, что он просвечивает антеннами бурелом, чтобы определить, можно ли использовать его при строительстве.
– Просвечивает бурелом? – рассмеялся Хуггенбергер. – До такого маразма только ты мог додуматься!
Звучный хохот заполнил пивную. Один только Бюхи, недовольный тем, что ему не дали договорить, смеялся негромко и поглядывал на часы.
– Маразм это или нет, – продолжил Рустерхольц, пытаясь заглушить хохот. – Только будь я охотником, я достал бы себе такую антеннку, узнал бы на каких частотах передается сигнал с ошейников, подкрался бы к рыси и выстрелил с безопасного расстояния.
– Ерунда, – прокомментировал Феннлер своим донельзя уравновешенным тоном.
– Наверняка получится, – настаивал Рустерхольц. – Я разбираюсь в частотах. Не зря же я радистом служил.
– Я тоже служил радистом, – возразил Феннлер, – и дослужился до капрала. Если б это было так просто, другие уже давно воспользовались бы. Среди сотни частот в Лауэнентальской долине тебе ни за что не удастся вычленить частоту рысьего ошейника.
– Феннлер прав, – рассудил Таннер.
– Да, – подтвердил Хуггенбергер. – Во-первых, ты бы не поймал нужную частоту, во-вторых, не смог бы подкрасться к рыси незаметно, а в-третьих, попал бы в рысь, только если бы она надела на себя мишень с семеркой и гуляла бы у стрелкового клуба.
– Как это гуляла бы?! – громогласно воскликнул Пульвер. – Стоять пришлось бы зверушке! Как минимум минуты три стоять, не шевелясь, с семеркой на боку, чтобы он успел винтовку зарядить и прицелиться.
Мужчины застучали кулаками по столу и захохотали. Даже Бюхи смеялся, неловко скривив уголки рта.
Фриц Рустерхольц обиженно опустил взгляд.
– Просто вы завидуете, что эта идея пришла в голову именно мне, – сказал он, скорее, про себя. – Так быстрее всего подстрелить рысь.
– Быстрее всего? Я не ослышался, Рустерхольц? – подхватил Хуггенбергер. – Я даже думать не стану. Давай сюда свою руку.
Он протянул Рустерхольцу мощную волосатую пятерню.
– Зачем это?
– Давай руку, говорю! Ты же сказал, что подстрелишь рысь быстрее остальных. Вот тебе и пари.
Рустерхольц недоуменно взглянул на Хуггенбергера.
– Я о пари ничего не говорил. Я сказал только, что с приборами зоологов…
– Знаю я, что ты говорил. Общинный секретарь будет свидетелем. Давай руку. Ставлю три тысячи франков, что я первым брошу тебе на порог подстреленную рысь.
Лица собравшихся вытянулись. Смех умолк. Секретарь Таннер незамедлительно натянул на себя должностную личину. Все смотрели на Хуггенбергера и его протянутую руку. Рустерхольц даже отклонился к спинке стула, чтобы держаться от этой руки подальше.
– Не стану я с тобой спорить. Я – стрелок, а не охотник. У меня нет лицензии.
– На рысей у меня тоже нет.
Мужчины гоготнули и снова уставились на Хуггенбергера и его руку.
– Давай руку, – повторил Хуггенбергер. Все взгляды были прикованы к Рустерхольцу. Хуггенбергер продолжал держать в воздухе протянутую руку. Руку, частенько отдающую порохом или свиной щетиной, овечьей шерстью или коровьим навозом, а сейчас – всем сразу.
