Майкл Ридпат - Смертельный просчет
— Приятно с вами познакомиться, миссис Джордан. — Это её весьма позабавило.
— Пока вы будете находиться здесь, — произнёс отец Гая с шутливой серьёзностью, — я для вас Тони, а моя жена — Доминик. Услышу от кого-нибудь «сэр», сразу сброшу со скалы.
— Хорошо, Тони.
Он посмотрел на меня.
— Вы с Гаем поселитесь вон в том коттедже. — Тони показал на небольшое здание за кустами лаванды. — Девушки будут жить в доме. Идите поставьте вещи и возвращайтесь. Мы что-нибудь выпьем.
* * *Через час мы собрались у бассейна. Девушки переоделись в лёгкие летние платья. Доминик облачилась во что-то непонятное. Гай и Тони вышли в слаксах, а мне пришлось надеть свои обшарпанные джинсы, единственной альтернативой которым были лишь старые брюки из чёрного вельвета. Маленькая седая женщина в белоснежном жакете принесла кувшин пиммза,[3] сдобренного лимоном, огурцом и мятой.
Ветра почти не было. Солнце уже опустилось низко над мысом Ферра. Слышался гул пчёл в лаванде, ну и, разумеется, рокот моря внизу.
— Вот это да, — прошептала Ингрид рядом со мной. Я кивнул:
— Действительно красиво.
— Я не о природе, а о нём.
Я понял, что речь идёт о садовнике, который направлялся со своими инструментами к дому. Молодой, по виду араб, скорее всего откуда-нибудь из Северной Африки. Голый мускулистый торс освещало ласковое солнце. Он встретился взглядом с Гаем и улыбнулся.
— Гай, ты пользуешься успехом, — промолвила Ингрид, когда садовник исчез за углом.
— При чём здесь я? — буркнул Гай. — Он улыбался всем.
— Нет, дружок, он пялил глаза на тебя.
Гай помрачнел. Я знал, что его внешность привлекала восхищённые взгляды не только женщин, но и мужчин. Это ему не нравилось.
— Чего ты скалишься? — проворчал он.
— Ничего, — ответил я, обменявшись взглядом с Ингрид. — Давай лучше выпьем.
Пиммз пошёл очень легко. Мы изображали искушённых, но на самом деле почти не знали, что такое алкоголь. И он не преминул оказать своё действие. В разговоре я почти не участвовал, наблюдал, получая удовольствие от приятного шума в голове. Тони смешил девушек. Они хихикали, особенно Мел, на которую он, кажется, произвёл сильное впечатление.
Появился брат Гая, Оуэн. Двинулся к нам шаркающей походкой. Слишком крупный для пятнадцатилетнего подростка, с уже хорошо развитой мускулатурой. Большая голова странным образом казалась старше остальных частей тела. И сам он вроде бы чувствовал себя в этом теле неуютно. Нерешительно ходил, сутулился, словно пытаясь уменьшить свои габариты. Разумеется, толку от этого не было. Светло-каштановые волосы были в сальных завитках, на лице много угрей. Одет в футболку с символикой компьютерной фирмы «Эппл» и чёрные спортивные шорты. Внимания на него никто не обратил, кроме меня. Да и я только из вежливости.
— Привет, Оуэн.
— Привет.
— Давно здесь?
— Пару дней.
— Красиво, правда?
— Да, здесь здорово, — пробормотал он и потащился прочь. Вот и весь разговор.
Ко мне приблизился Тони с кувшином пиммза.
— Хотите ещё?
— Не откажусь, сэр.
— Дэвид, я же вас предупредил. Ещё раз, и полетите со скалы.
— Извините, Тони.
Мы выпили.
— Хорошая штука, верно?
— Пьётся легко.
— Да. Мне кажется, это единственный английский напиток, который прижился во Франции. Даже Доминик нравится. — Он посмотрел на Оуэна, который налил себе в бокал кока-колы. — Вы в школе постоянно рядом с Гаем и Оуэном?
— Да. Мы с Гаем живём в одной комнате.
— И как Оуэн?
— Трудно сказать. Думаю, с ним всё в порядке. Приятелей мало, лишь те, кто увлекается компьютерами. Но он доволен. Много времени проводит в компьютерном классе. Читает. Никому не навязывается. И его никто не дразнит и не обижает. За этим следит Гай.
— Да. — Тони кивнул. — Гай всегда его опекал. Оуэн воспринял мой развод очень болезненно. Ведь матери он практически не нужен, она следит только за тем, чтобы он был подальше от меня. Ну и внушила ему, будто я самый плохой отец в мире. Так что Гай его единственная опора. А что за инцидент там произошёл во время игры в регби? Вы об этом слышали?
— Да, слышал.
— Он действительно это сделал?
Я напрягся. Трудная тема…
— Не знаю, сэр. Извините, я хотел сказать, Тони.
— Но что говорят в школе? Считают, что он действительно виноват?
Оуэн хорошо играл в регби. Был одним из лучших форвардов в юношеской лиге. Но в начале года случилась неприятность. Во время схватки одному мальчику, из другой школы, кто-то откусил часть уха. Остались следы зубов. Подозрение пало на Оуэна, и на несколько дней его пребывание в школе находилось под вопросом. Однако, поскольку прямых доказательств не было, его не исключили. Но из команды убрали.
— Никто не знает, — ответил я.
— Оуэн — трудный мальчик, — заметил Тони.
— Да, — согласился я.
— Как у него с девочками?
— У Оуэна? — спросил я.
— Ну, это я понимаю. А как Гай?
— Всё в порядке. Но он не отличается постоянством.
Тони рассмеялся. В уголках ярко-голубых глаз собралось множество морщинок. Он покосился на Мел, которая с восторженным вниманием слушала Гая.
— Это его девушка в настоящий момент?
— Вероятно.
Мы помолчали.
— Я рад, что у моего сына хороший вкус. — Тони улыбнулся. — Наша вилла очень романтическое место. Женщины это чувствуют. Надеюсь, Гая не нужно учить, как действовать?
— Можете не сомневаться.
— А как вы? Вам нравилась школа?
К своему удивлению, я начал отвечать Тони довольно подробно. Его совершенно не беспокоило моё скромное происхождение, он искренне интересовался школой и нашей учёбой. Конечно, я разговаривал с ним не так, как со своими родителями, но все равно беседа доставила мне удовольствие.
Когда солнце стало краснеть и опускаться за холмы в сторону Ниццы, освещая золотистым пламенем спокойное море, мы перешли на веранду, где подали ужин. Салат из козьего сыра, рыба с восхитительным соусом плюс лучшее белое вино, какое я когда-либо пробовал в жизни, — все это переполнило мои чувства. А тут ещё Доминик. Я ощущал её присутствие рядом всей кожей, но боялся повернуть голову. Наконец она заговорила, обращаясь ко мне:
— Вы молчите весь вечер. Почему?
— Что? — притворно встрепенулся я. — Что вы сказали?
— Вам здесь не нравится?
— Ой, что вы… — Я с трудом повернул к ней голову. — Здесь все так… замечательно.
Только сейчас я разглядел её. Тонкие черты лица, в углах рта морщинки. Ей, наверное, лет тридцать восемь. Но красавица. Потрясающая красавица. Хотя солнце почти зашло, она продолжала сидеть в тёмных очках, и я не представлял, какие у неё глаза. На полных губах играла улыбка. Тело, поразившее меня днём, теперь было надёжно спрятано под жёлтой накидкой.
— Что вы читаете? — Она взяла потрёпанный том «Войны и мира», который я зачем-то принёс к бассейну. — Не скучно?
— Когда вчитаешься, нет, — ответил я.
— Написано хорошо, но для меня скучно. Я предпочитаю «Анну Каренину». Этот роман могу перечитывать десятки раз.
— А я не читал.
— Прочтите обязательно. — Она хрипло засмеялась. — Вы удивлены? Ну, тем, что я люблю «Анну Каренину»?
— Хм… не знаю.
— Полагали, что я обычная глупая фотомодель?
— Нет, — ответил я, хотя именно так и считал.
— Не отпирайтесь, вы так думали. А я, к вашему сведению, окончила философский факультет Авиньонского университета. А в модели подалась… ну, чтобы заработать. Да так ею и осталась.
— Жаль! — выпалил я.
— Почему?
— Хм… не знаю.
— Неужели лучше работать в какой-нибудь страховой компании, перебирать бумажки, или читать лекции туповатым студентам?
— Нет. Но разве вы не жалели, хотя бы немного?
— Иногда. Не часто. Но я уже привыкла к такой жизни. Полной развлечений. А в вашей жизни, Дэвид, много развлечений?
— Да…
— Правда?
Я глотнул вина и посмотрел на неё.
— Вы нарочно меня заводите?
— Да. Мне нравится развращать англичан. К сожалению, когда я встретила Тони, он был уже развращён. Похоже, что и сын следует по стопам отца.
На противоположном конце стола Мел, кажется, окончательно размякла под напором обаяния отца и сына. Ингрид тоже широко улыбалась, её глаза сияли.
— Зря вы так, — произнёс я. — Гая все уважают в школе. Он очень хороший парень.
— Жаль только, что красавчик. Даже Абдулатиф заметил.
— Абдулатиф… это садовник?
— Да. Правда, прелесть? Мне нравится, когда он ходит без рубашки.
— А ему, кажется, нравятся мужчины?
— Я думаю, Абдулатифу нравится все красивое.
Я не знал, как реагировать на её слова.
— А вы? — спросила Доминик. — Как у вас с женщинами?
