Майкл Бламлейн - По живому

— Какую книжку?

Терри тяжело выдохнул. — Да-а-мочка, я сам видел, как вы ее туда совали. Положите книгу на место и валите отсюда.

— А вот докажи, — выпалила Фрэнки и, выпятив грудь, скрестила руки.

Терри вздохнул, встал со стула и, обогнув конторку, вплотную приблизился к девушке.

— Чего вы добиваетесь? — спросил он. — Ощупать вас, что ли?

— Делай свое дело, — отрезала Фрэнки, не обращая внимания на прозвучавшую издевку.

Продавец не шелохнулся, и Фрэнки улыбнулась.

— Ты что, примерз?

Незаметно их роли поменялись. Фрэнки взяла его руку и сунула себе под рубашку — на два дюйма выше украденной книжки.

— Ну, найди же, — шепнула она.

Рука Терри дрогнула, и Фрэнки позволила себя погладить. Секундой позже пальцы нащупали книжку, затем спустились вниз, оказались между книжкой и низом живота, потом добрались до лобка, прошлись по волосам, какое-то время топтались на месте — и вернулись наружу.

— Ну, нашел что-нибудь? — небрежно бросила Фрэнки.

Терри отрицательно помотал головой. Ему хотелось трахнуть эту девушку — здесь же, немедленно.

— Значит, я могу уйти?

Терри машинально поднес пальцы к носу и вдохнул женский запах. Ему показалось, что он играет кем-то заготовленную для него роль.

— Ты, конечно, можешь идти. Но на выходе попадешься: там встроено сигнальное устройство.

Фрэнки задумалась. — И что же мне делать?

— Давай трахнемся, прямо сейчас.

Она отшатнулась. Потом лицо ее скривилось в неохотной улыбке. — Сейчас мне нужно на работу.

— Тогда позже.

— Н-ну… Есть карандаш?

Терри протянул ей ручку.

— Отвернись.

Он отвернулся, и Фрэнки вытащила из-за джинсов книжку, на титульной странице написала свое имя, поколебалась, может, пошутить и дать фальшивый номер телефона, но указала настоящий и вернула книгу. Потом она резко повернулась и ушла.

Терри сделал несколько шагов за ней, но она даже не взглянула. Ей хотелось забыть только что происшедшее хотя бы на время. И Терри остался один, в руках еще теплая книжка. На пальцах запах женского тела, а в собственных штанах — огромный "ствол". Он зашел в хранилище и стал тереться о стеллаж с британской энциклопедией. Боясь попортить книги, он терся в штанах. Вскоре там стало липко и влажно. После опьянения оргазмом дорога назад показалась извилистой, и он поспешил спрятаться за конторку.

Потом взял книжку, открыл, пробежал глазами по названию — "Большой взрыв", чуть ниже справа имя девушки — Фрэнки де Леон. Он провел корешком по устройству размагничивания кодов. До конца работы еще несколько часов, так что штаны вполне успеют высохнуть. А книгу он заберет сам, конечно.

Их знакомство длилось шесть недель. Все шло хорошо, и они решили жить вместе. Фрэнки переехала к Терри, у него просторнее, да и тараканов поменьше. Вскоре она нашла работу в "Вирго", а Терри продолжал работать в "Сутере". Все как нельзя лучше. Секс приятный. Со временем они стали ближе, роднее. Много смеялись, шутили, чувствовали себя по-настоящему счастливыми и потому иногда говорили о любви.

Наступило утро. Фрэнки зашевелился. Спать ОН не спал, но в голове всю ночь что-то происходило. ОН сел на постели и осмотрелся. Сейчас картины яснее, цвета как цвета, предметы имеют свои названия. Звуки за окном что-то значат. ОН понял, что отличается от окружающего мира. ОН в комнате, сидит в постели. На полу одежда, книги, радиочасы. ОН мог назвать их, но они не были ему знакомы, как и эта комната. ОН не помнил, как здесь очутился. И хуже всего, ОН не помнил своего имени.

Он встал с постели и тут же оперся о стену, ожидая, когда пройдет головокружение. В голове щелкали отголоски взрыва, язык был шершавый, как наждачная бумага. И он, ощупывая стены, направился в сторону кофейного запаха. Запах привел в маленькую кухню, где был какой-то человек.

— Доброе утро, — поздоровался человек, глядя на нее из-за газеты. — Тебе не холодно?

Фрэнки молча уставился на него.

— Как ты себя чувствуешь? — Человек налил кофе и поставил чашку поближе к ней. — Уверен, тебя вчера трахнули.

— Ты кто?

Человек хохотнул, потом встал и полез в холодильник. — Знаешь, я задал себе тот же вопрос минут пять назад. Что я за гадина такая и куда тащусь по жизни. Почитаешь газеты — и в голову лезет всякое. Пишут, например, один чудак прополз от Калифорнии до Нью-Йорка на руках и коленках, благословляя землю и ее обитателей: муравьев, собак, птиц и ящериц — почему-то только их. Он в своей жизни сделал что-то заметное, и жизнь обрела смысл.

Он вытащил пару яиц и маргарин. — Тебе как, пожарить или скрэмбл?

— Ты кто? — снова спросил Фрэнки. — И что это?

— Что это? — повторил Терри, мешая яйца в сковородке. — Это есть ОНО, среднего рода.

Фрэнки поставил чашку на стол и, схватив Терри за руку, прокричал: — Я ведь не шучу. Ответь, кто ты? И где я?

В голосе звучала паника. Терри отвернулся от плиты и быстро отдернул руку: здесь все еще болело после стычки с Коксом в баре.

— Ты опять свою чушь… — скривился он.

— Чушь? — Глаза Фрэнки пробежали по комнате. — Что все-таки здесь происходит?

— У тебя похмельный синдром, вот что, Фрэнки. Миллионы клеток умирают каждый день. Пора тебе с этим кончать.

— А кто этот Фрэнки?

— Хороший вопрос. Кто такая Фрэнки? Вот и ответь мне.

Фрэнки схватил за больное место, впиваясь ногтями. Терри вскрикнул от боли и вырвался.

— Вот этого больше не делай, — предупредил он.

— Скажи, кто такой Фрэнки?

Терри уставился на нее. — Фрэнки де Леон. Львица. Королева без трона. Обольстительница, сердцеедка и моя любовница. Фрэнки — это ты, бэби.

Фрэнки покачал головой. — Нет, это не я.

— Ну да, так и поверил, что не ты.

— Я не знаю своего имени. И я не женщина.

Терри фыркнул. — Не женщина? Тогда скажи мне, что болтается у тебя на груди. И чем таким прекрасным обволакивался мой член ночью?

Фрэнки проследил за глазами Терри. Он увидел свои пальцы, гладко выбритые ноги, пучок волос на лобке. Округлые бедра, гладкий живот. Выше висели два плотных шара. Тяжесть, ощущение чужого на своем теле. Груди?

— Я не женщина, — повторил он.

Терри покачал головой и вернулся к подгоравшим яйцам. — Достаточно женщина, мне хватает.

— Нет, — заявил Фрэнки дрожащим, но уверенным голосом. — Я не женщина. Я мужчина.

Память, как и другие функции мозга, подробнее всего изучалась в состояниях ее выпадения. Потеря памяти имеет несколько форм. Один из известных ученых, Сакс, описывает случай с мужчиной, у которого в результате драки развилась глубокая зрительная амнезия:

"Этот мужчина сразу ослеп, но не знал об этом. Он и выглядел слепым, но сам ни на что не жаловался. Подробный опрос и тестирование показали, что у него не только "корковая" слепота. Дело в том, что этот человек потерял все визуальные представления и воспоминания о том, что когда-то видел и знал. Абсолютная потеря блока памяти — но человек этого не заметил, более того, он не знал, что значит "видеть", был не в состоянии не только описать что-либо зрительно, но всегда недоумевал, когда я произносил слова "смотреть", "свет"." [О. У. Сакс, 1985 г.]

А. Лурия, известный русский невропатолог, описал форму амнезии страшнее этой. Его пациентом был человек с расщепленным сознанием, получивший ранение на войне. У него расстройство памяти являло собой крайнюю форму. Посудите сами:

"…Я не могу представить себе ни кошку, ни собаку, ни прочую тварь с тех пор, как получил ранение. Я видел их много, знал, каковы они собой, но после ранения не могу себе их вообразить. Я не могу себе представить, что такое муха или кошка. Я не знаю, какие у кошки лапы и уши. Я просто не могу это даже в уме себе нарисовать.

Я пытался вспомнить лица матери и сестер, но тщетно. Когда же я вернулся домой и увидел, я сразу их узнал, мою мать и сестер. Они радовались моему приезду, они обнимали меня и целовали. Но я не мог их целовать, потому что я забыл, как это делается.

Я понятия не имею, как изготавливается древесина, из чего ее делают. Все, чего я ни коснусь — загадка, тайна. Я не могу решить смысловую задачу, что-то выделить, придумать новое. Я совершенно другой, полная противоположность тому, что было до ранения.

Я странный, какой-то болезненный, мне кажется, я младенец, новорожденный. Все, что я познал и испытал в жизни — забылось и стерлось из памяти. Все из-за проклятого ранения в голову. Мне приходится заново распознавать все, что я вижу каждый день. Когда я выхожу из больницы подышать свежим воздухом, побыть наедине с природой в тиши цветов, деревьев, озерков, меня беспокоит не только встреча с чем-то новым и непонятным, но главное, меня беспокоит моя беспомощность, беспомощность, не дающая вцепиться и осознать то, что я вижу." [А. Р. Лурия, 1972 г.]