Китти Сьюэлл - След крови
— Я не расслышала, — сказала она, ставя стакан на стол. — Что там с размером твоего пениса?
— Ну ты и стерва! — проворчал он и попытался схватить ее за руку. — Иди сюда и сама проверь.
Она выскользнула из его объятий и села на стул напротив. В глазах Гордона зажегся озорной огонек. Она засмеялась, не в силах решить, с ним или над ним смеется. Хотя Мадлен спала с этим человекам полтора года, она не могла воспринимать его серьезно на все сто процентов. Термин «молодой любовник» приходил ей на ум чаще, чем следовало. А справедливо ли это по отношению к нему?
Она наблюдала, как его рука потянулась к бокалу. Он поднял его и оценивающе посмотрел на янтарную жидкость, потом поднес бокал к губам и на секунду поджал их, прежде чем сделать глоток. Прошла еще секунда, и он зарычал от досады. Гордон считал себя знатоком пива, а она нарочно оскорбила его чувства. Постоянно испытывая склонность к самоанализу, она задала себе вопрос: и что, испытала облегчение?
Несмотря на ледяной дождь они вышли из дома и пошли вдоль канала, вдоль черной стоячей воды к верховью. На берегу, где канал впадал в реку, величественная плакучая ива опустила ветви в воду. Гордон остановился здесь, как и много раз до этого, и страстно припал к ее губам.
— Раб привычки, — прошептала она, прижимаясь к его щеке, но когда увидела, как опустились уголки его губ, тут же пожалела о своих словах. Гордон был достаточно импульсивным и обладал искаженным чувством юмора, даже если сам и не являлся объектом шутки.
— Вот и верь после этого в любовь! — резко ответил он, хватая ее за руку и ведя по железному мостику, переброшенному через реку, и под каменными арками, за которыми открывался город.
Она выбрала новый рыбный ресторан неподалеку от Палтни-бридж. Старинные здания тяжело нависали над рекой и казались еще массивнее из-за обилия людей в ресторане наверху. Им достался последний свободный столик. Отнюдь не в укромном местечке, а на пересечении между мужским туалетом и кухней. Устроившись за столиком, они с сожалением поняли, что ошиблись, но менять решение было поздно. Гордон был привередлив к еде и окружающей обстановке, однако вечер уже стал развиваться по непредвиденному сценарию. Ситуация усугублялась еще и тем, что он постоянно смотрел на часы.
— Ты спешишь? — поинтересовалась она, стараясь придать голосу беспечность.
Он прищурился.
— Разумеется, нет.
Они не смотрели друг другу в глаза.
— А чем ты занимался? — спросила она после недолгого молчания.
Он резко повернулся.
— Что ты имеешь в виду?
Она пожала плечами.
— Вряд ли подобный вопрос требует объяснений, Гордон. Мы не виделись девять дней.
Он расслабился, его губы тронула грустная улыбка.
— Сейчас я по большей части работаю в лаборатории, — ответил он. — Изучаю находки из раскопа в Саутгейте. Ты же меня знаешь, я предпочитаю ползать на коленях по раскопкам. Как в прошлом году весной.
Она кивнула, вспомнив, как он загорелся, когда нашел мастерскую сапожника: огромную коллекцию римской обуви двухтысячелетней давности вместе с инструментом для изготовления обуви и одежды из кожи. Все это сохранилось под сточной канавой, в водонепроницаемом слое глины в самом центре города. Он написал прекрасную работу о римской обуви, и его даже пригласили в США выступить с циклом лекций.
Гордон пытался завладеть вниманием официанта, одновременно жалуясь на полнейшую скуку «организационной» работы археолога, а особенно на то, что некоторые детали римской напольной мозаики, по его предположению, исчезли в карманах сторожа. Внимание же Мадлен было приковано к сорокатрехлетней женщине, чье отражение она видела в большом зеркале как раз за спиной Гордона. Уже сорок три! Как и большинство женщин, она прекрасно знала, как выглядит, но сейчас не узнавала свое отражение. Украдкой разглядывая себя в зеркале, она изумилась, насколько на самом деле похожа на иностранку. «Иностранщина» сквозила в разговоре, смехе, жестикуляции. Совершенно сбивала с толку ее постоянная манера двигаться медленно, с ленцой. (Неужели она так ведет себя и при пациентах?) Хотя она была наполовину англичанкой, ее вторая половина явно принадлежала латиноамериканке. Она заметила, насколько смуглее ее кожа в сравнении с окружающими бледными посетителями ресторана. Проведя все детство под безжалостным солнцем Ки-Уэста, Мадлен получила в подарок естественный загар на весь год. К тому же ее мать была кубинкой, а пра-пра-прабабка (хотя об этом никто никогда не догадался бы) — рабыней, которую испанцы привезли из самого черного региона Африки, из земли народа йоруба, на Кубу, чтобы она возделывала сахарный тростник на плантациях. Однако Мадлен являлась и дочерью своего отца: она была высокой, стройной и не красилась, не унаследовав от матери ни ее приземистую фигуру, ни сексапильные латиноамериканские изгибы, ни взрывной темперамент.
Взглянув на свое отражение в последний раз, она решила, что у нее прямо на лбу написано «плутовка». Ее непринужденная улыбка, манера двигаться, то, как она отбрасывала с лица прядь черных волос, — все говорило о том, что эта женщина довольна собой, хотя, по правде сказать, Эдмунд Фьюри был прав: она чувствовала себя не в своей тарелке.
Она повернулась к Гордону, у которого именно в этот момент в кармане пиджака пронзительно зазвонил мобильный. Он мог бы и не отвечать, однако отвернулся и приглушенным голосом стал с кем-то говорить. Мадлен попыталась не придавать значения этому назойливому звонку, но, когда разговор был окончен, не сдержалась и отпустила комментарий насчет его невоспитанности и постоянно включенного телефона.
— Сейчас не помешало бы и выпить, — спокойно заметила она.
— Да, но не здесь.
Гордон встал и направился к двери. Мадлен пришлось быстренько схватить сумочку, жакет и зонтик, чтобы не отстать от него. За ними с высокомерным видом наблюдал официант.
— Прошу прощения, — пустилась в объяснения Мадлен, — мы опаздываем на трамвай.
— Мадам, — нахмурился мужчина, — в Бате нет трамваев.
— А в вашем ресторане, сэр, нет официантов! — отрезала она, протискиваясь мимо него.
Под Палтни-бридж тихо перешептывались воды Эйвона. Гордон шел немного впереди, направляясь в ресторан на Аргайл-стрит. Руки он засунул глубоко в карманы плаща, капюшон которого был небрежно откинут на плечи. Мадлен хорошо знала эту привычку идти немного впереди, когда он раздражен. Она старалась его догнать, а он все убыстрял шаг. Эта была одна из привычек Гордона, которую она так и не смогла перебороть.
Ускорив шаг, она дотянулась до его руки и сказала:
— Эй, брось! Давай не будем портить вечер. Ты сердишься, потому что голоден, вот в чем дело. Может, просто вернемся ко мне? Лучший бар в городе тот, где дают поесть. Я запаслась провизией в супермаркете «Сейфуэй» на все выходные.
Он чуть замедлил шаг и снисходительно сжал ее руку.
— «Сейфуэй» — дрянь. Я отовариваюсь в «Марксе».
— Ладно, тогда пойдем к тебе, — ответила Мадлен, заставляя его остановиться и посмотреть ей в глаза.
На одно мгновение его лицо изменилось.
— Нет, пойдем лучше к тебе.
Она пристально посмотрела ему в глаза. Мадлен всегда доверяла своим инстинктам — обостренным, улавливающим едва различимые звоночки.
— К черту, забудь о еде! Давай пойдем к тебе — просто для разнообразия.
Он снова взглянул на часы.
— Мне нужно поменять белье, простыни и…
Она долго не сводила с него взгляда.
— Почему-то мне внезапно пришло в голову, что на этих простынях уже кто-то лежит.
По лицу Гордона промелькнула тень, но секунду спустя его напряженные плечи расслабленно опустились.
— Брось, Мадлен, мы никогда ничего друг другу не обещали. У нас же отношения иного рода, верно?
Она уставилась на него, не зная, что ответить.
— Я раньше никогда об этом не задумывалась, — наконец сказала она.
«До сегодняшнего вечера. Спасибо, Эдмунд». Она не могла поверить, что была такой наивной. Критически оценивая развитие их отношений, она никогда не поднимала вопрос о верности. Он упорно настаивал на предохранении, несмотря на то что она снова и снова уверяла, что они могут обойтись без неудобств подобного рода. По словам Эммы Уильяме, ее гинеколога, беременность Мадлен практически не грозила. Она отчаянно хотела забеременеть все четырнадцать лет своего замужества, но чуда не произошло. Тем не менее Гордон педантично продолжал пользоваться презервативами. Еще бы! Его совершенно не беспокоила нежелательная беременность, все дело в венерических заболеваниях, которыми он боялся заразиться от других женщин. С его стороны очень ответственно заботиться о ее безопасности. И какая глупость с ее стороны — не сложить два и два.
— Мадлен, не злись, — сказал он, обнимая ее за плечи и заглядывая в глаза. — Послушай, нам же хорошо вместе. Нет причин для расставания. Не считая того, что ты самая экзотическая и красивая женщина, которую я знаю, ты самая рассудительная, взрослая и независимая. Это в тебе и привлекает. Брось. Будь благоразумна.
