Светлана Гончаренко - Продается дом с кошмарами
— Бомжи шалят? Соседи ночью клубнику воруют?
— Да нет! Странности там всякие случаются…
— Аномальные явления?
— Во-во, вроде того. Только фигня всё это! Я тыщу раз там бывал и с пацанами, и с тёлками — никаких явлений не видал. И кто только первый эту бодягу замутил? Наверное, нарочно, чтоб цены на дачи сбить. Всё путём будет, Костян. Ты мне ещё спасибо скажешь!
— Это за что?
— За тишину и одиночество. Там этого добра выше крыши. Ты же хотел! Я тебя за язык не тянул, ты сам про это говорил. Эх, если б ты знал, какая в Копытином Логу тишина…
Глава 2
Если не в Сан-Тропе, то хоть куда-то надо сбежать!
Во-первых, отпуск начался. За две недели вполне можно написать новый роман, продолжение «Когтя». Костя даже название придумал — «Амулет вечности». Но дома работать невозможно. Только в вечность погрузишься, как раздаётся голос матери:
— Костик, вынеси мусор!
Считается, раз он в отпуске, значит, бездельничает, и надо срочно дать ему в руки помойное ведро.
— Я работаю, — огрызается Костя.
— Это не работа, а порча глаз, — отвечает мама.
— И сколиоз у тебя, Костенька, не забывай, — ласково добавляет бабушка. — Вот если бы ты разгрузил позвоночник да сбегал за подсолнечным маслом…
— Пусть вообще из комнаты убирается! — шипит сестра Ксюшка. — Гриша вот-вот придёт.
Гриша — Ксюшкин жених. У него утиный нос, покатые плечи и нрав довольно занудный. Но Ксюшка выбрала именно его: ей уже двадцать шесть, а Гриша очень в неё влюблён. Свадьба через месяц. Значит, ещё целых тридцать вечеров Гриша будет звонить в дверь и улыбаться на пороге. В одной руке он будет держать букет практичных астр (они долго не вянут), а в другой коробку конфет «Буревестник».
Конфеты и астры поступают бабушке, а Ксюшка с Гришей топают в Костину комнату. Им, видите ли, нужно лирическое уединение. Кто жил в панельной трёшке большой дружной семьёй, знает, какая это роскошь.
Конечно, Ксюшка могла бы принять жениха у себя, но комнату она делит с бабушкой, а у бабушки артрит, так что диван занят. Гостиная у Гладышевых проходная, для интима годится лишь Костина конурка. Прощай, «Амулет вечности»…
Добро бы интим был настоящий! Как-то по ошибке Костя ввалился к влюблённым и увидел, что Ксюшка с Гришей сидят на кровати, держатся за руки и смотрят друг на друга, как два барана. И ради такой ерунды Гладышевы переходят на шёпот? И бродят по квартире на цыпочках, будто шайка воров?
— Костик, ты не понимаешь! Гриша романтик, а в наше время это большая редкость, — говорит обычно бабушка, закладывая книжку «Красота и здоровье после восьмидесяти» фантиком от конфеты «Буревестник».
— Гриша не подарок, но лучше, чем ничего, — утверждает мама страшным шёпотом.
И беззвучно разливает суп. Бабушка, как всегда, отдыхает в своей комнате, а все прочие Гладышевы сгрудились на кухне и стараются не греметь посудой.
Отец ворчит:
— Кто сказал, что ничего — это хуже?
— Гриша менеджер по продажам и скоро пойдёт на повышение, — напоминает мама. — После свадьбы он будет снимать квартиру.
— Давно бы уже снял и трахал там Ксюшку, — шипит Костя.
Мама еле слышно возмущается:
— Как ты так можешь о сестре!
— А что? Это как раз бы и значило, что у жениха серьёзные намерения. Чего он сидит, как пень? Может, он вообще импотент? У меня нехорошее предчувствие, что после свадьбы этот романтик влезет с Ксюшкой в мою берлогу, и ничем его потом не вышибишь.
— А что, пацан дело говорит, — соглашается отец, — Чего он с квартирой тянет? И «Буревестник» его, скажу вам, невысокого полёта. Вахтёрше дарить такую муру неловко, не то что невесте.
— Сам виноват: сказал, что это любимые конфеты твоего детства, — напоминает мама.
— Я давно вырос и вполне могу переварить «Вишню в коньяке». Или просто коньяк.
— Каждый день покупать «Вишню» накладно. Он ведь менеджер не в конфетном, а в мебельном магазине.
— Так принёс бы табуретку!
— И корыто — наше-то совсем раскололось, — добавляет Костя. — Как Ксюшка могла в этого буревестника влюбиться, не понимаю.
— Молод ты ещё, жизни не нюхал, — замечает отец мудрым голосом. — Знаешь, человек иногда возьмёт да и влюбится в какую-нибудь образину…
Мать всегда настороже:
— Это кого ты имеешь в виду?
— Не себя же, — спохватывается отец. — Я про Коровина подумал и про его Ирку…
И такая дребедень каждый день!
— Всё, еду за город, — объявил Костя. — Привет Грише!
— Чуть не забыл! Запомни хорошенько адрес: Копытин Лог, улица Мичурина, строение восемь, — ещё раз повторил Кирилл Колдобин. — Если пожар начнётся или ещё что-нибудь такое… Да не пугайся, Костян, я так, на всякий случай говорю. Ну, а теперь вылезай! Я всегда покупателей тут притормаживаю — кажу товар, так сказать, лицом.
Костя выглянул из машины. На мгновение он ослеп: после мрака салона солнечный свет был невыносим. Оглушил и шум листьев, небывало громкий.
Костя замер и зажмурил глаза. Какие-то травы тут же припали к его ноге, выставленной из машины, и осыпали туфлю колючками (их Костя ощутил даже под пяткой). Интересно, чем это здесь пахнет? Да ничем особенным — землёй, солнцем, листьями, просто жизнью. Только с ума сойти можно от такого запаха. Парфюм Кирилла, очень дорогой, рядом с этой роскошью стал отдавать чуть ли не хлоркой.
Наконец Костя выбрался из машины. Он запрокинул голову. В невероятной синеве над ним плыли громадные белые облака, как-то особенно сложно устроенные. Они каждую секунду меняли очертания, разбухали, раскрывались, как странные гигантские цветы.
— Ух ты! — только и сказал Костя.
— Разве это ух? — не согласился Кирилл. — Чего ты наверх пялишься? Чего там ловить? Ты сюда глянь! Швейцария!
И он развернул Костю в сторону дач.
Конечно, о здешних живописных местах Костя слышал. Даже вчера показали по телевизору целых два репортажа из Копытина Лога — один про грибника с обабком рекордной толщины, другой про пьяного тракториста, который на своём железном коне врезался в ёлку. Но наяву всё оказалось ещё краше.
Собственно Копытин Лог — курчавый от зарослей распадок — изгибался дугой и таял за горизонтом в вечной синеве, которая всегда заводится там, где начинается бесконечность. Лес выглядел совершенно диким. Костя предположил, что медведей там водится не меньше, чем на картине Шишкина.
Населённый пункт того же названия, Копытин Лог, расходился по холму двумя рукавами. Налево, за бетонным забором, высились крыши респектабельных дач в скандинавском стиле. Направо стекал в овраг скудный серенький ручеёк изб. Избы были одна старее и кривее другой. Дряхлая улица густо заросла бурьяном — не похоже, чтоб в избёнках кто-то жил. Даже тишина показалась здесь Косте особой, странной, какая бывает на раскопках (он где-то читал об этом). Берендеева деревня! Ангкор-Ват, покинутый людьми, пожираемый лесом!
Вдруг за деревенским забором, который совсем завалился набок и напоминал развёрнутый дощатый веер, Костя заметил тривиальную бельевую верёвку. На верёвке болтались и реяли пёстрые тряпки, включая красный кружевной бюстгальтер.
Значит, деревня обитаема? Костя пригляделся. И точно: даже самый ветхий и неказистый домишко оказался тут не так прост. Ветер нагнул тополь, который закрывал крышу, и продемонстрировал Косте белую скорлупку антенны спутникового телевидения.
— Видал? А я что говорил! — самодовольно сказал Колдобин. — Нашу хату посмотришь и совсем ошалеешь.
Они с Костей снова загрузились в машину и покатили вдоль забора дачного посёлка. На въезде имелась будка. В будке сидел охранник, с ног до головы облачённый в пятнистый камуфляж. Это был дюжий, поразительно бледный мужчина с синими губами. Его оттопыренные уши были так тонки, что просвечивали.
— Владик, привет! Это мой друг Костян Гладышев. Запомни его: он на нашей даче жить будет, — сказал Кирилл бледному.
Он притянул Костю за шею к открытому окну машины. Владик подошёл ближе.
— Пропуск я ему сделал, но ты лучше, Влад, его в лицо запомни, — попросил Кирилл.
Владик уставился на Костю большими тусклыми глазами. В ответ Костя вздрогнул: он вдруг подумал, что Владик вряд ли его видит. Бледный охранник казался холодным, причём в самом буквальном смысле — температура у него была наверняка та же, что у стула, на котором он в сидел в своей будке. А из самой будки веяло прохладой. Наверное, там работал кондиционер.
В дачном посёлке улица Мичурина оказалась единственной. На ней стояла всё та же археологическая тишина. Большинство дач продавалось.
— Всё у нас, как ты хотел — нигде ни души, — бодро сказал Кирилл (он заметил, что Костя приуныл). — Сочиняй себе на здоровье! Ни одна собака не помешает.
