Джек Кетчам - Стая (Потомство)
Пережитое ощущение оказалось неожиданно сильным.
Когда она наконец остановилась, ее рука почернела от коры и выступившего сока древесины.
По другую сторону поля лес снова густел. Тропинка то уходила вверх, то снова спускалась, петляя под сводами густой хвои невысоких сосен и елей, искривленных постоянно дувшими со стороны моря ветрами.
Миновав их зеленый полог, она подошла к скалам, где снова вышла на тропинку, и пошла вниз.
* * *Уже на середине спуска она увидела их, всех шестерых, карабкавшихся через камни у самой кромки воды. Девушка несла с собой какую-то сумку; остальные также шли не с пустыми руками, хотя с такого расстояния невозможно было определить, что именно они насобирали.
Уже наступило утро, а потому двигались они быстро, безмолвно. Значит, на месте они окажутся намного раньше ее. И Женщина снова рассердится.
Она могла окликнуть их, попросить подождать ее. В конце концов, Женщина могла и не спросить ее ни о чем, предполагая, что она сама нашла их. Ведь она бродила всю ночь и даже начало утра.
Правда, теперь у нее на спине уже были отметины.
Она была совершенно голая, так что Женщина сразу заметит следы и поймет, в чем дело.
Впереди на тропе Показались останки лисы. Концом ветки она расковыряла труп, но увидела лишь спутанные клочья шерсти и обнаженные кости – падаль уже давно стала добычей мышей, а может, и кроликов.
Судя по всему, перед смертью животному, отчаянно сражавшемуся за жизнь, пришлось пережить немалую боль.
Вздохнув при виде столь необратимого конца, она в полном одиночестве продолжила свой путь.
07.20.
Достали карту.
Это была уже не та карта, которой они пользовались одиннадцать лет назад, хотя, судя по ее виду, вполне могла быть именно ею –обтрепавшаяся на сгибах, до предела истертая, да и висела она на том же самом месте, что и предыдущая – на потемневшей от сигаретного дыма стене полицейского участка.
В последний раз Питерсу довелось побывать здесь на вечеринке, устроенной по поводу его ухода на пенсию.
Мэри тоже на ней присутствовала – такая симпатичная и явно довольная тем, что ему наконец удалось сбросить с себя эту ношу. Были и еще чьи-то жены – те, кто достаточно хорошо его знали и не собирались забывать, – и когда под занавес торжества ему преподнесли пару сварных, толщиной не менее четырех дюймов, бронзовых яиц, некоторые из женщин даже покраснели.
Незадолго до этого Питерс произвел последний в своей жизни арест.
Он как раз вычищал ящики своего письменного стола, когда в участок завалился маленький, тощий хорек, вознамерившийся внести залог за освобождение своего приятеля. А тот сидел у них уже два, а то и три дня, по обвинению в управлении машиной в нетрезвом состоянии и создании ситуации, чреватой последствиями для окружающих. Залог ему определили в тысячу двести Долларов.
Ну вот, заявился к ним тот живчик и тут же стал рыться по карманам, выискивая нужную сумму. Питерс внимательно наблюдал за ним и сразу заметил, что парень нервничает. Интересно, к чему бы это? – подумал он тогда. И тут же увидел, почему —вместе с деньгами выпал маленький полиэтиленовый пакетик. Хорек попытался было схватить его, но тот словно нарочно выскользнул из пальцев и снова упал на пол.
Питерс шагнул вперед и поднял его.
«А это что еще такое?» – спросил он парня.
А в пакетике было по меньшей мере пол-унции таиландской «травки».
«Да вот... – залепетал щенок, – эх, черт, вот, дерьмо...»
Питерс тут же, на месте, огласил ему положение о его правах и тому подобном, после чего принял залог за освобождение его кореша. Даже расписку выдал в приеме суммы. На беду того хорька, при нем оказались лишь те самые тысяча двести долларов, что требовались для освобождения его приятеля, после чего у него не осталось ни цента, не говоря уже о презренных ста пятидесяти долларах, которые требовались для освобождения под залог себя самого. Питер потом не раз задавался вопросом, сколько же времени промурыжит его в камере вышедший на свободу кореш.
Все хотел спросить Манетти, да как-то забывал.
Между тем Манетти и Майлз Харрисон слушали то, о чем он говорит. Питерс же энергично тыкал пальцем в карту.
– Одиннадцать лет назад мы и понятия не имели о том, с чем нам предстоит встретиться, – сказал он. – И где вообще надо их искать. Сейчас же, как я полагаю, мы это уже знаем. Предположим, что они снялись с места и решили уйти в глубь территории, что, в свою очередь, означает, что их можно ожидать где угодно, на всем побережье от Любека до самого Катлера. Лесов там полно, так что укрыться им есть где, хотя я лично полагаю, что они выбрали себе местечко где-нибудь поблизости от берега, а то и в одной из тамошних пещер. Именно там мы и обнаружили их в последний раз.
Ясное дело, это черт-те знает сколько работы. Ведь там весь берег, что твои пчелиные соты, изрыт пещерами. Правда, в последний раз мы выходили на них ночью. Точнее, ближе к утру – по-другому не получилось. Но сейчас у нас впереди целый день, а потому я предлагаю вам не тратить времени зря и трогаться сразу же. Созывайте всех парней, которых найдете, включая патрульных с шоссе, и прямо скажите им, что операцию следовало провести еще вчера.
Манетти посмотрел на Харрисона. Молодому сотруднику не надо было повторять дважды.
– Все понятно, – сказал он, после чего прошел в соседний закуток и они услышали, как он разговаривает с кем-то по телефону.
Манетти между тем всматривался в карту – озабоченно, то и дело проводя ладонью по лицу и вонзая пальцы в свою курчавую шевелюру.
– Знаешь, чего я никак не могу понять? – проговорил он. –Где они могли так долгоскрываться? Как получилось, что все эти годы их никто ни разу не видел? Я имею в виду, что коль скоро ты занимаешься подобными вещами, так тебя рано или поздно засекут. Так где же они прятались?
Часы показывали семь утра, но Питерс и сейчас мог принять глоток спиртного. Текучая вещь это время, не хуже выпивки, причем самые главные часы сидят у тебя внутри.
– А я скажу тебе, Вик, – проговорил он. – Я уже думал на эту тему. Знаешь, мне не кажется, что они действительногде-то прятались. Мне представляется, что они просто двигались.
– Двигались?
– А вот посмотри. От нас до канадской границы раз плюнуть. И сплошь береговая линия, до самого Ньюфаундленда, а то и до Гудзонова залива. Где хочешь, там и прячься, мест полно. В иных и вовсе человека не сыщешь. Думаю, что согласовывать поиски исчезнувших людей с Канадой пока преждевременно – по крайней мере, до сих пор этого не требовалось. Вряд ли потребуется и теперь. Хотя, полагаю, нелишне будет спросить, не отмечалось ли у них за последний год на побережье каких-нибудь странных происшествий или несчастных случаев.
– Мы проверим, – кивнул Манетти.
– Когда же мы прижучим их? – промолвил Питерс. – Когда возьмем их? Когда же прикончим?..
Он заметил, что все это утро повторял – мы, мы —и надеялся, что не задевает достоинства Манетти тем, что подсознательно пытается снова играть роль главного сыщика.
Впрочем, чего уж там – сейчас от него требовалось в первую очередь следить за своим языком. Они же пригласили его – ну вот, он и пришел.
– А знаешь что, – сказал Питерс. – Готов поспорить, что они и понятия не имеют о том, что давно уже могли пересечь границу. Им это и в голову не взбрело. Они просто идут и идут.
А сам-то ты, – подумал он, – если не смотришь на карту, разберешь, где она, эта граница?
Манетти кивнул.
– Ну и где бы ты предложил начать? – спросил он.
На какое-то мгновение Питерс снова увидел перед собой Каджиано – с перерезанным горлом, пытающегося закричать. Манетти в чем-то был похож на него – такой же худой, жилистый.
Он свалил в кучу все путавшиеся в голове воспоминания.
– Надо найти их пещеру. Найдем пещеру, и рано или поздно, но они все подтянутся к ней.
Глава 2
Утро
11.00.
В тот самый момент, когда Эми намеревалась заняться приготовлением завтрака, до нее донесся звук включившегося в ванной душа. Она невольно подумала о том, сколько же времени удалось поспать мужу, и испытала знакомое уже чувство зависти. Для Давида не составляло никакой проблемы подняться после шести, а то и вовсе пяти часов сна, тогда как ей самой требовалось не менее восьми – в противном случае она потом весь день ходила сама не своя.
Что, кстати сказать, после рождения Мелиссы чаще всего и случалось.
Третий месяц, правда, оказался все же полегче, и время, когда она спала, ела и вообще бодрствовала, несколько упорядочилось. Теперь девочка спала минимум девять-десять часов в сутки, и просыпалась за все это время не чаще одного-двух раз.
Зато начались проблемы со сном уже у нее самой. Эми никак не удавалось перестроиться, и лишь в последнюю ночь она впервые за несколько недель смогла как следует выспаться.
