Чарльз Холдефер - Наемник
У Денизы в семье братьев было не меньше, чем ступенек на лестнице. Мы с братом Верноном часто встречались с ними на спортивной площадке, соперничали или играли в одной команде. В те дни Вернон был гордостью нашей семьи. А как же иначе, ведь футбол – страсть Америки. Три года подряд он становился лучшим хавбеком[3] школы – крупный неуклюжий мальчик, он умел очень жестко толкнуть выпрямленной рукой и стремительно уходил в прорыв. Перехватить Вернона было очень непросто – и даже в случае успеха ты непременно получал коленом в живот или головой между ключиц, а то и что похуже. Вместе с парой способных Макмулленов на ключевых позициях он каждый сезон успешно выводил нашу футбольную команду в плей-офф. Однажды перед важной игрой Вернон предложил мне пари на десять баксов. Он утверждал, что сумеет реализовать четыре тачдауна.[4] Я принял пари – и не потому, что не верил в его возможности, а чтобы дать брату дополнительную мотивацию в игре. Это должно было принести пользу команде. Пари я проиграл, а матч мы выиграли. Я тоже играл, но гораздо слабее старшего брата. При схожем сложении я не обладал ни его координацией, ни его скоростью. Тренер взял меня в команду и попытался сделать из меня линейного. У меня не слишком-то получалось, я не раз запарывал блоки, что оборачивалось для брата лишними ударами. Помню полуфинал плей-офф – последнюю школьную игру Вернона. Играя против более подготовленной и крупной команды, мы тогда чуть не выиграли при помощи «тайной» стратегии – чем дальше, тем больше отдавать мяч Вернону. Он нападал, продирался на коленях, разбрасывал тех, кто выходил на перехват. Иногда он приносил команде очки. И каждый раз принимал удары.
В самом начале последней четверти он получил сотрясение мозга. Мы сразу заметили, что с ним что-то не так. Он перестал ориентироваться в игре. Во время общей свалки начал вдруг спрашивать, в какую сторону ему бежать. Нашему квотербеку Дэрилу Макмуллену пришлось рисовать для него схемы на траве, как на песке. После второго замечания за задержку игры наш тренер взял тайм-аут и вызвал нас всех к боковой линии.
– Считай от ста назад! – велел он Вернону.
Вернон не смог.
– Как тебя зовут?
Вернон колебался. Он стоял, зажав шлем под мышкой, в ярком свете прожекторов, и пот струйками стекал по его лицу. Он выплюнул изо рта капу и начал машинально жевать обмотку на пальцах.
– Кто ты?
Мой брат молча моргнул. Совсем плохо. Когда тренер вывел Вернона из игры, я стоял на тридцатиярдовой линии; я поднял голову и посмотрел на трибуну, где сидели наши родители. Они были слишком далеко, чтобы понять, что происходит. Да я и сам не знал. В тот момент моей главной мыслью было: теперь точно проиграем.
Только позже я смог мысленно пересмотреть и заново осмыслить вторую половину игры. Я живо вспомнил по крайней мере одну общую свалку, в которой Вернон вполне мог получить свое сотрясение – я тогда пропустил своего подопечного, а потому бросился на другого игрока и довольно удачно подсек его. В тот самый момент, когда мы оба с ним летели на землю, игра догнала нас сзади – Вернон и группа игроков, вышедших на перехват. Вернон яростно работал ногами, высоко задирая колени. Может, ему удалось бы сбросить преследователей и уйти, если бы на его пути не было меня. Он чуть замедлился и пропустил шаг; доля секунды, но этого оказалось достаточно. Преследователи налетели на Вернона, он врезался в меня, и все мы кучей повалились на землю. Я оказался на самом дне мешанины из рук и ног – спутанного клубка, состоявшего из моего брата и нескольких противников. Я был оглушен и безуспешно пытался вздохнуть. Я ясно помню, какой чистой и белой в свете ярких прожекторов показалась мне меловая линия на траве! И какой зеленой трава!
* * *Омега находится не на том острове, где мы живем, а на другом, маленьком островке, до которого нужно добираться двадцать пять минут на лодке с подвесным мотором. В нашем распоряжении несколько лодок, но мы обычно стараемся ездить вместе – так проще оформлять бесконечные бумажки. Да и налогоплательщикам меньше расходов.
На острове есть причал, построенный флотскими саперами. От причала проложена дорожка к нашему корпусу, рядом расположены бензиновый генератор и солнечные батареи для обеспечения нас электричеством. Дальше на вершине холма, на естественной плоскости, оборудована вертолетная площадка. От нечего делать мы много раз подкрашивали на ней круги. Разметка буквально сияет, зато асфальт от резких колебаний температуры весь вспучился и раскрошился, как засохшее печенье. Придется в ближайшее время снова вызывать рабочих.
Охрана заключенных – не наша забота; этим занимаются троглы. Тот факт, что Омега – остров, сильно облегчает им задачу. Здесь не увидишь никаких заборов, укреплений или спиралей из колючей проволоки. Бежать отсюда можно только вплавь, и то не получится. Заключенные поднимаются на поверхность только надежно связанными и в ножных кандалах.
Джамал, как самый младший в нашей иерархии, не водит катер. За рулем всегда или Берти, или я. У меня, как правило, лодка идет быстрее. Не потому, что я так спешу на службу, просто мне очень нравится, как катер реагирует на резкую подачу газа. Его мощный двигатель начинает реветь, корпус наполовину поднимается из воды. Иногда, если волна подходящая, катер на мгновение целиком зависает в воздухе. Можно сказать, на работу я скольжу по верхушкам волн.
– Отличная рубашка! – кричит Берти Джамалу.
Джамал в ответ кивает, ему не хочется перекрикивать двигатель. Он редко улыбается, потому что носит пластинки для выравнивания зубов. Спешит воспользоваться преимуществами медицинской страховки. Сегодня наш переводчик красуется в новых солнечных очках с футуристической полусферической оправой, как будто сошедших с экрана одного из его любимых фильмов с Кларком Херстоном. Я уже потерял счет солнечным очкам Джамала. Обувь на нем тоже новая – отделанные шнуром туфли для яхтсменов. Джамал – главный модник в наших краях.
Не то чтобы на Омеге у него была серьезная конкуренция – троглы одеваются одинаково, как этакие вулканические аборигены, я изо дня в день хожу в одних и тех же полотняных брюках хаки и гавайской рубашке. Берти носит футболки, способные вместить его объемистое брюхо, и армейские тропические шорты. Кроме того, заряженный пистолет на бедре придает его походке характерные черты. Вообще, люди, которые по долгу службы ходят вооруженными, реагируют на это по-разному. Некоторые становятся мягче, чуть ли не извиняются перед окружающими. Другие начинают важничать. Берти из таких. Черт бы его побрал. Черт бы его побрал.
Вообще, Джамалу как переводчику полагается быть невидимым. Переводчик всегда сидит позади заключенного, вне поля его зрения, лицом к следователю.
К нам редко попадают неопытные заключенные, но когда такое случается, определить это можно сразу. Как только с головы заключенного снимают джутовый мешок и ты, сидя от него через стол, задаешь первый вопрос, он с удивлением слышит голос сзади. Это перевод. Первая реакция человека – обернуться и посмотреть, кто говорит.
– Нет!!! Смотри на меня! Не оглядывайся!
Это нужно прокричать, и тогда даже тот, кто не знает английского, снова повернется к тебе лицом. Пока не услышит сзади перевода, сделанного мягким негромким голосом: «Нет! Смотри на меня, не оглядывайся!» Это сбивает заключенного с толку и заставляет снова оглянуться – и затем снова исправиться, но только после того, как ты еще раз выкрикнешь: «Нет! Смотри сюда!» (А позади снова негромкое эхо на родном языке: «Нет! Сюда!») Неопытный заключенный будет еще долго дергать головой туда-сюда, как на веревочке. Он сразу потеряется. И это замечательно. Это дает нам преимущество.
Но нам уже давно не попадались неопытные пленники. Мы на Омеге далеко не первые в очереди. Попадая к нам, заключенный, как правило, уже знаком с порядками. Он ждет голоса сзади. Так что нам приходится приспосабливаться. Заключенному не обязательно менять позу или поворачивать голову, чтобы получить от нас реакцию. Если он хоть немного отводит глаза влево или вправо, пытаясь осмотреться, – тут же слышит крик: «Смотри НА МЕНЯ!» Люди по природе любопытны. Почти невозможно устоять перед искушением если не подвигать головой, то хотя бы поводить глазами. Мы называем такое занятие «е…ть глазами комнату».
– Нет! Смотри НА МЕНЯ! Прекрати е…ть глазами комнату!
Джамал каким-то образом умудряется перетолмачить все это на арабский. Перевод армейского жаргона – еще та задача, такому не научишься в Монтерее, в институте иностранных языков министерства обороны. Джамал – американский араб из Каламазу и один из самых знающих специалистов в нашей системе. У него сертификат высшего – пятого – уровня. Вообще, переводчиками обычно становятся дети из двуязычных семей и изредка вундеркинды. Четвертый уровень означает безупречное владение языком – это абсолютный минимум в нашей работе, хотя в боевых условиях из-за нехватки специалистов работникам разведорганов часто приходится обходиться гораздо меньшим. У меня и у самого третий уровень – предполагается, что я тоже могу на базовом уровне обеспечивать нашу профессиональную деятельность. Наверное, это чья-то шутка. Это было бы правдой, если бы допрос проходил в вежливой атмосфере светского общения и напоминал заседание ротари-клуба с кофе и наручниками – если бы участники изо всех сил старались понять друг друга и разрешить все противоречия, а главной задачей каждого было бы сделать собеседнику приятное. Но если собеседник плюет в тебя или изображает глухонемого и всячески притворяется – а ты в это время должен играть словами и искать способ сбить его с толку, обмануть и загнать в угол, – это совершенно другая языковая ситуация.
