Джейн Гудалл - Странник
Она уселась поудобнее и позвонила в архив центрального подразделения Вест-Энда.
— Итак, давайте коротко сформулируем задачу, — невозмутимо заявил голос на другом конце. — Вы хотите получить информацию по всем нераскрытым убийствам, начиная с января тысяча девятьсот шестьдесят девятого года. В каком районе?
— Я же сказала: всю информацию.
— Что? По всему Центральному Лондону? Вы шутите?
— Нет, не шучу. Я исполняю распоряжение суперинтенданта Макриди, занимающегося расследованием убийства. Он велел запросить именно те дела, которые я назвала.
— Ну и когда вы хотите их получить? Это же чертова куча папок. Некоторые дела занимают по три коробки.
— Мне не нужны все дела сразу…
— Послушайте, не могли бы вы четко сказать, что именно вам нужно? Мы, знаете ли, очень заняты. Сейчас как раз идет реструктуризация всех документов. Я целое утро таскал ящики, на которых даже не имеется этикеток. И у меня нет настроения играть в загадки-отгадки.
— Послушайте, я пытаюсь вам объяснить…
— Мне не нужны объяснения, дорогуша. Знаете, что, вы там сперва сами разберитесь, что вам нужно, а уж потом звоните нам и посылайте запросы!
В этот момент вошел Латем, и Брайони быстро завершила разговор.
— Какие-то проблемы?
— Да этот чертов архив.
— Все ясно. У них там сейчас реструктуризация, и бардак еще хуже нашего. Я зашел сказать тебе, что мы собираемся провести допрос Колина Олдройда — того парня, что нашел тело, — минут через десять, комната семь, дальше по коридору. Он только что закончил писать заявление — бедняга выглядит совершенно раздавленным. Парень довольно бестолковый, но не будем судить строго. Кстати, а как тебя зовут? Не могу же я обращаться к тебе «инспектор Уильямс».
— Брайони.
— Отлично. Кельтское имя. В тебе есть что-то кельтское. А я Стив. Сигаретку?
— Я не курю.
— А как же ты тогда снимаешь напряжение?
Брайони пожала плечами:
— Просто… я никогда ничего такого не видела.
Стив чиркнул спичкой и сделал глубокую затяжку, характерную для курильщика со стажем.
— Еще увидишь, поверь мне.
Комната для допросов была маленькой и душной. Брайони заметила капли пота, выступившие на коже Стива.
— Откройте окно, Латем, — распорядился Макриди, который уже снял пиджак. — Если мы не ставим своей целью задохнуться, нам необходим свежий воздух.
— Да где ж его взять? За окном то, что в газетах называют жарким днем. Может быть, мне стоит пойти поискать вентилятор?
— Не надо. Они жужжат и мешают сосредоточиться. Просто открой окно.
Стив оказался прав. Воздух был совершенно неподвижен, даже пыль с подоконника не сдуло. Брайони повесила жакет на спинку стула и села в самом конце стола, как можно дальше от свидетеля. Когда появился Колин Олдройд, оба офицера представились и пожали ему руку; Брайони сделала то же самое, постаравшись встретиться с Олдройдом глазами и уверенно улыбнуться. Коллеги могли временно задвинуть ее в сторону, но девушка не сомневалась, что умеет вести разговор ничуть не хуже. Правда, сами они считали, что могут ее чему-то научить. Ну что ж, посмотрим…
Олдройд относился к типу «бесцветных» мужчин, который никогда не привлекал Брайони: блеклые волосы, бежевый вельветовый жакет (на одном плече растянувшийся из-за того, что его неудачно повесили на вешалку), легкие брюки, тяжелые туристические башмаки. На вид лет тридцать — тридцать пять. Йоркширский акцент.
Макриди придвинул Олдройду отпечатанный экземпляр его первоначальных показаний.
— Доктор Олдройд, это ваше заявление, сделанное инспектору Пелгрейву. Мы хотели бы уточнить некоторые детали вашего рассказа. Начнет инспектор Латем.
Латем откашлялся, вытащил из кармана пару листков бумаги с рукописными пометками и задал вопрос:
— Вы утверждаете, что были не первым, кто вошел в лабораторию в то утро, а вы пришли в… семь пятнадцать. Там уже работали два студента. Так?
— Да, только это были аспиранты. Мы не разрешаем студентам, не защитившим диплом, работать без наблюдения преподавателей. У исследователей и аспирантов есть ключи от входной двери, потому что они иногда задерживаются допоздна или приходят рано утром. Мы работали над новым веществом, сохраняющим ткани, оно давало возможность препарировать труп в течение тридцати шести часов, так что аспиранты трудились практически без перерывов, посменно. В семь утра практически всегда кто-то есть в лаборатории.
— А могли они не заметить изменений в лаборатории?
— Конечно. Обычно никто даже не смотрит на чужие столы, пока не позовут. В прежние времена многие жаловались, что их работу копируют и даже крадут.
— Крадут? Это как?
— Ну, это, естественно, делают студенты, а не настоящие исследователи. Попадаются такие: целый семестр бездельничает, а потом перед экзаменами спохватывается. Со мной тоже такое было, когда я здесь появился. Я провел сложные, трудоемкие исследования в области грудной клетки — изолировал основные кровеносные сосуды, а это очень трудно сделать, не повредив их, — а когда пришел на следующий день, то увидел, что один хитрый молодой наглец копается скальпелем в моем препарате, пытаясь выдать работу за свою собственную. Он, видите ли, боялся, что его исключат из колледжа. У него экзамен был на носу. Все это выяснилось в ходе расследования.
— Я полагаю, вы не обращались в полицию?
— Нет, что вы. Руководство колледжа провело внутреннее расследование.
— Как вы думаете, почему вы заметили то, на что другие не обратили внимания?
— Это понятно. Я же отвечаю за организацию работ в лаборатории. Моя обязанность — обходить все столы и проверять, на месте ли оборудование, очищены ли должным образом инструменты, правильно ли обращаются с телами и прочее. Я сразу увидел, что кто-то решил поразвлечься.
— Поразвлечься? Почему вы так решили, доктор Олдройд?
— Потому что это сразу пришло мне в голову. На первый взгляд все выглядело как типичный студенческий розыгрыш. Такое случается время от времени, хотя такой странной картины я еще не встречал, уж вы мне поверьте.
— Вы узнали Годвина?
Свидетель энергично потряс головой, явно испытывая напряжение и дискомфорт:
— Нет. Это было лишь… ну, вы сами видели. Это вообще не выглядело человеком. И лицо все изуродовано.
— Итак, какова была ваша первая реакция?
— Я рассердился. Подумал, что это уж слишком. — Олдройд сделал паузу и глубоко, шумно вздохнул. — Время от времени — как я уже говорил — компании студентов впадают в коллективное веселье, стараются выпендриться друг перед другом и начинают развлекаться с каким-нибудь трупом. Они одевают его или приделывают дополнительную руку или ногу, ну, в общем, что-нибудь в этом духе. Как правило, этим занимаются на младших курсах — у молодежи своеобразное чувство юмора, им кажется, что это шутка. Но, конечно же, мы относимся к подобным случаям предельно серьезно. Предпринимаются все усилия, чтобы установить нарушителей и подвергнуть их дисциплинарному наказанию. Мы немедленно сообщаем все декану. Он обращается в комитет по этике, там рассматривают каждый такой случай и налагают официальное взыскание. Записи об этом всегда остаются в документах. Повторный поступок такого рода — и студент исключается из колледжа. Предполагается, что еще до начала занятии по анатомии все они проходят тесты по этике. Если выявляется недостаток уважения к людям, чьи тела предстоит изучать в лаборатории, студента нельзя допускать к дальнейшему обучению и позволять ему становиться врачом. — Олдройд покраснел. — Ну, это мое мнение, по крайней мере. Иногда я думаю, что в наши дни слишком много вседозволенности — сплошные демонстрации против той или иной дискриминации и прочая чепуха…
Макриди предложил свидетелю стакан воды, и Стив сделал паузу, давая Олдройду возможность попить, а потом продолжил свои вопросы:
— Значит, теоретически, в колледже должны быть все записи о подобных случаях?
Олдройд энергично мотнул головой:
— Ручаюсь, что так оно и есть.
— К кому мы должны обратиться, чтобы получить к ним доступ?
Олдройд уставился в стакан, провел пальцами по влажной кромке.
— Ну, вообще-то, к декану.
— И кто у вас декан?
Олдройд попытался ответить, но голос его сорвался.
Макриди, видимо, решил, что пришла пора и ему вступить в беседу:
— Им как раз и был профессор Годвин, не так ли?
Олдройд кивнул, губы его скривились. «Держите его в рамках, — подумала Брайони. — Не дайте ему попасть под влияние эмоций. Он еще многое может рассказать».
Макриди заговорил мягко и медленно, как будто обращался к ребенку:
— Итак, сперва вы подумали, по понятным причинам, что это чья-то шутка?
