Джек Кертис - Слава
– О'кей, – сказал Дикон. – Что еще?
– Ее настольный календарь лежал в спальне, на письменном столе. Я заглянула в него. Кэти не использовала его в качестве дневника или чего-нибудь в этом роде. Даже встречи она не записывала полностью – у нее была своя система сокращений. Так или иначе, в этот раз она записала что-то на пятницу, но потом зачеркнула и переписала на понедельник – то есть на тот день, когда я ее нашла. В календаре была заложена ручка. Там стоял знак вопроса, после которого было написано слово след.
–Что это могло означать?
– Кто его знает? Полиция забрала одежду с ее кровати, часть бумаг со стола и календарь. Одежду и бумаги они вернули, а календарь – нет. Они сказали, что потеряли его.
– Но вы им не поверили?
– Почему-то нет.
– Это все?
– Нет.
Лаура опустила глаза и сплела пальцы рук. Суставы на них побелели, словно она пыталась найти в них опору. Когда она снова подняла взгляд, то не встретилась глазами с Диконом. Она смотрела куда-то поверх его плеча и говорила медленно, будто рассматривая на стене то, о чем говорила.
– Я вошла в ванную и увидела Кэйт. Сначала только ногу. Потом подошла поближе и увидела ее всю – под водой. Меня будто что-то толкнуло назад. Наверно, я была близка к обмороку. Не помню, чтобы я садилась на пол, но каким-то образом оказалась на полу и не могла встать. Просто сидела и плакала. Перед глазами у меня была ее нога. – Она замолчала, Дикон ее не торопил. – Через некоторое время я вызвала полицию, потом вернулась в ванную. И... – Она снова умолкла.
Дикон знал, что сейчас перед ее мысленным взором снова встает эта сцена и ей совсем нелегко. Заносит грузовик, автомобиль врезается в него... Что хуже: видеть это и вспоминать или не видеть и представлять в собственном мозгу?
– О'кей. – Лаура слегка ударила сцепленными ладонями по коленке. – Я попыталась понять, как это могло произойти по версии полиции. Что это было: Кэйт поскользнулась, входя или выходя из ванны? Упала и ударилась головой, потеряла или почти потеряла сознание и утонула? Ну хорошо, предположим, что все именно так и было. Я думаю, вы слышали, что со стариками такое иногда случается. Хотя, если вдуматься, это чертовски трудно себе представить. Я несколько раз входила и выходила из ванны, проверяя эту версию. Можно предположить, что большинство людей проделывают это одинаково: сначала вы наклоняетесь и опираетесь рукой о бортик, потом переносите одну ногу, слегка поворачиваетесь и переносите вторую. То есть сначала вы наклоняетесь и, только когда вы уже залезли, садитесь на корточки, упираясь пятками в ляжки. Потом вы уже садитесь как следует. Выбираясь из ванны, вы повторяете то же самое в обратном порядке: сначала сесть на корточки, потом – руку на бортик и переступить. Вы делаете это согнувшись – иначе не получится, – если только вы не собираетесь выпрямиться и сразу шагнуть через бортик. Я попробовала так делать – это абсолютно неестественно. По правде говоря, я никогда не задумывалась над тем, как выхожу из ванны, но теперь я уверена, что как угодно, только не так. Все дело в том, что очень легко сказать: «Она поскользнулась и разбила голову, выходя из ванны». Это звучит правдоподобно. Но если вы поразмыслите о действиях, которые привели к этому, то такой вариант покажется невозможным.
Пока она излагала теорию, ее голос звучал уверенно. Но как только она вернулась к тому, что увидела в ванной, ее речь снова замедлилась.
– Правая нога Кэйт свешивалась через край ванной. На ней были синяки. По полицейской версии, они появились от удара о бортик или о раковину при падении. Хорошо – допустим, что это так. Но там были три или четыре синяка, и они... – она поискала подходящее слово, – резко выделялись. Вы понимаете?..
– Да, – ответил Дикон.
– Было разбито зеркало. Я никак не могу связать это с падением. Конечно, оно могло разбиться как-нибудь иначе, но ведь оно находилось низко – над самым краем ванны.
– И поэтому вы...
– Я не...
Они начали говорить одновременно. Дикон сделал ей знак продолжать.
– Я не упоминала о своих наблюдениях на первом допросе, но они должны быть занесены в протокол. Я вспоминала эти детали позднее – одну за другой...
Дикон остановил ее.
– Когда полиция впервые заговорила о «несчастном случае»?
– Что?.. Ах да. – Она задумалась. То, что она собиралась сказать, было гораздо труднее выразить, чем описать синяки и разбитое зеркало. – В этом было что-то сверхъестественное. Кэйт лежит в воде, но все остальное выглядит абсолютно нормально, понимаете? Все вещи на месте, и вроде бы все как обычно. Но я почувствовалатам что-то. Такое чувство возникает, когда вы входите в комнату, где кого-то только что выпороли. Я понимаю, что это глупо и ничего не значит, но там ощущалось присутствие насилия, какой-то отрицательной энергии. Казалось, в воздухе остался ее отпечаток. – Она недоуменно покачала головой. – Я знаю, это звучит смешно, когда я говорю об этом вслух. Но это там было.Впоследствии мне становилось плохо от одной мысли об этом.
– Я все понимаю, – сказал Дикон. – То, что вы сказали сейчас, больше всего заслуживает доверия.
* * *Лаура встала и подошла к открытому окну. Приближался вечер, и синее небо стало темнеть. Воздух был все еще теплый, теплым был даже деревянный подоконник, на который она облокотилась. Такая погода стояла уже полтора месяца и, похоже, не собиралась меняться. Страна как будто переместилась к Средиземному морю. Рядом с ресторанами появились выносные столы, люди веселились в садах возле пабов, повсюду слышались веселые разговоры и музыка. Невдалеке кто-то играл на скрипке, повторяя один и тот же пассаж снова и снова, явно не удовлетворяясь своей игрой.
– Каждый день эта треклятая жара, – со злостью сказала Лаура. – Господи, как мне хотелось бы, чтобы пошел дождь.
– Я больше не служу в полиции, – сказал Дикон. – Вы слышали об этом?
– Я это знаю. – Она обернулась к нему от окна. – Иначе я бы не рассказала вам все это.
– И почему, тоже знаете?
– Нет. – Она ждала, что он скажет. – Почему?
Он ушел от прямого ответа.
– У меня теперь детективное агентство.
– Я не знала.
– Это не совсем то, что вы думаете. По утрам вам не нужно вешать свой котелок на казенную вешалку. Вам не надо ждать, пока на стеклянной двери вашего офиса покажется силуэт крутого рыжеволосого парня с тлеющей сигаретой в зубах. Вы не должны старательно избегать приличных улиц.
Лаура невольно улыбнулась.
– Чем же тогда вы занимаетесь?
– Выколачивание долгов, слежка за квартирами, в которых люди занимаются тем, что сделает несчастными других людей, когда они узнают об этом.
– И они узнают об этом от вас?
– Да.
– Это плохо.
– Да. Поэтому я решил больше этим не заниматься.
Они помолчали. Наконец Дикон спросил:
– Почему вы избрали меня?
Лаура покачала головой.
– Надо было рассказать кому-нибудь, и мне вспомнилось, что когда-то вы были полицейским. Помню, меня это очень удивило, когда я встретилась с вами впервые.
– В самом деле?
Лаура пожала плечами. Она выглядела слегка смущенной.
– Вы показались мне слишком уж жизнерадостным.
Дикон расхохотался.
– Простите мою откровенность, – смутилась Лаура.
– Я понимаю, что вы имеете в виду. – Он снова засмеялся. – Не надо извиняться.
– Я предполагала... Я думала, что вы сможете по крайней мере мне сказать, почему они проигнорировали мои показания. Что это может означать? Может быть, вы спросите у кого-нибудь?
– Вы думаете, что Кэйт убили.
– Я не могу... – Она нахмурилась. – Да! Я в этом не сомневаюсь. Но в то же время, когда я думаю об этом, когда вы говорите «Кэйт убили», это кажется невероятным, бессмысленным.
– И это вас пугает?
– Да. Это меня пугает.
Он встал с места и подошел к ней. Теперь они вместе смотрели на деревья за окном и на элегантные верхние этажи соседних небоскребов.
– Дайте мне подумать об этом, – сказал он. – Я вам перезвоню.
– Вы действительно позвоните? – спросила она с тревогой.
Дикон кивнул.
– Да. Независимо от этого дела, я хотел бы увидеть вас еще раз.
Лаура посмотрела на него, но он отвел глаза.
– Из-за Мэгги.
– Я вас не понимаю.
Некоторое время он молчал. Они стояли близко друг к другу, и Лаура видела, как напрягаются мускулы его подбородка. Два раза он открывал рот, чтобы сказать что-то, но потом снова закрывал его. Она почувствовала, что он хочет сказать нечто такое, в чем ему трудно, может быть, даже опасно признаться. Она не была уверена, хочет ли она это услышать, но теперь было уже поздно уходить от этого.
– Мэгги и я были женаты три года, – проговорил наконец Дикон. – И вот уже год, как она умерла... Не очень большой срок, правда? Три года – это недолго. – Он не ждал ответа. – Понимаете, когда кто-то говорил: «Я потерял жену», «Я потеряла мужа», – я всегда смеялся над этим эвфемизмом, считая его шуткой.
