Деннис Лихэйн - Общак

Он отошел на несколько шагов к патрульным Фентон и Бернардо, и они о чем-то негромко заговорили, часто кивая и энергично жестикулируя.

— Ты знаешь этого парня? — спросил Марв.

— Не знаю, — сказал Боб. — Мы ходим в одну церковь.

— Какой он человек?

Боб пожал плечами:

— Я не знаю.

— Вы ходите в одну церковь, и ты не знаешь, что он за человек?

— А ты знаешь всех, кого регулярно встречаешь в спортзале?

— Это разные вещи.

— Почему?

Марв вздохнул:

— Потому.

Торрес вернулся к ним, широко улыбаясь, — жемчужные зубы сверкают, глаза блестят. Он попросил Боба и Марва, каждого по отдельности, снова рассказать все, что они запомнили. Их рассказы получились почти одинаковыми, хотя они разошлись относительно того, как тип с пистолетом назвал Марва — ублюдком или уродом. Зато в остальном были единодушны. Они, не сговариваясь (у них не было на это времени), выпустили эпизод, когда Марв спросил толстяка, знает ли тот, кому на самом деле принадлежит бар. Секрет такого единодушия прост: в Восточном Бакингеме, в родильном отделении больницы Святой Маргариты над входом крупными буквами написано: «Держи свой поганый рот на замке».

Торрес что-то записывал за ними в свой блокнот.

— Значит, получается: лыжные маски, черные свитеры, черные пальто, черные джинсы, худой нервничал сильнее подельника, но в целом оба держались вполне хладнокровно. Больше ничего не вспомните?

— Больше ничего, — сказал Марв, включая любезную улыбку, ну прямо мистер Благонамеренный.

— У того, который стоял ближе ко мне, — сказал Боб, — часы не ходят.

Он ощутил на себе взгляд Марва, увидел, что Рарди, державший у лица пузырь со льдом, тоже посмотрел на него. Под страхом смерти Боб не смог бы ответить, с чего он раскрыл рот. А затем, еще больше удивляясь себе, он еще и добавил:

— И циферблат был развернут сюда. — Боб показал внутреннюю сторону запястья.

Ручка Торреса замерла над листом бумаги.

— И стрелки не двигались?

Боб кивнул:

— Показывали шесть пятнадцать.

Торрес записал его слова.

— Сколько они забрали?

— Все, что было в кассе, — ответил Марв.

Торрес не сводил взгляда с Боба, улыбаясь ему.

— Только то, что было в кассе?

— Все, что было в кассе, офицер, — подтвердил Боб.

— Детектив.

— Детектив. Только то, что там было.

Торрес некоторое время оглядывал бар.

— Значит, если я порасспрашиваю народ, то ни слова не услышу о том, что здесь играют на тотализаторе или, к примеру, не знаю… — он поглядел на Марва, — помогают избавиться от незаконно присвоенных вещей?

— Каких-каких вещей?

— Незаконно присвоенных, — повторил Торрес. — Так красиво называются краденые вещи.

Марв сделал вид, будто размышляет над его словами. Затем помотал головой.

Торрес посмотрел на Боба, и тот тоже помотал головой.

— Или время от времени толкают партию травки? — продолжал Торрес. — Ничего подобного я не услышу?

Марв с Бобом прибегли к Пятой поправке,[4] сами того не сознавая.

Торрес раскачивался на каблуках, глядя на них обоих так, будто они разыгрывали перед ним комедийный скетч.

— А когда я проверю кассовые ленты — Рита, не забудьте изъять их, o’кей? — сумма будет ровно та, что у вас отобрали?

— Точь-в-точь, — сказал Марв.

— Не сомневайтесь, — сказал Боб.

Торрес засмеялся:

— Ага, значит, курьер успел прийти раньше. Повезло вам.

До Марва наконец-то дошло, он нахмурился:

— Между прочим, мне не нравятся ваши… как это… инсинуации. Нас ограбили.

— Я знаю, что вас ограбили.

— А вы обращаетесь с нами так, будто в чем-то подозреваете.

— Ну уж точно не в том, что вы ограбили свой собственный бар. — Торрес закатил глаза и вздохнул. — Марв… вы же Марв, правильно?

Марв кивнул:

— Ага, имя написано на вывеске снаружи.

— Так вот, Марв, — Торрес потрепал Марва по руке над локтем, и Бобу показалось, что коп с трудом сдерживает ухмылку, — каждая собака в округе знает, что вам сливают общак.

— Чего-чего? — Марв приложил ладонь к уху и придвинулся к Торресу.

— Общак, — сказал Торрес. — Это общаковый бар.

— Я и слов-то таких не знаю, — сказал Марв, озираясь в поисках галерки, которая оценила бы его экспромт.

— Неужели? — Торрес продолжал играть, явно получая от игры удовольствие. — Ну, скажем так, в этом районе и еще в паре других по городу имеются криминальные элементы.

— Типун вам на язык, — сказал Марв.

Торрес широко раскрыл глаза:

— Да нет, я серьезно. Ходят слухи — одни считают их городской легендой, другие называют гребаным голым фактом, пардон за мой французский, — так вот, ходят слухи, что некий криминальный, так сказать, коллектив, синдикат, если хотите…

— Синдикат! — засмеялся Марв.

Торрес тоже засмеялся:

— Представляете? Вот именно, криминальный синдикат, в основном это выходцы из Восточной Европы, то есть всякие там хорваты, русские, чеченцы, украинцы…

— А что, болгар нет? — спросил Марв.

— Болгары тоже есть, — успокоил его Торрес. — Так вот, ходят слухи… вы готовы?

— Готов, готов, — сказал Марв и, в свою очередь, принялся раскачиваться на каблуках.

— Ходят слухи, что этот синдикат держит тотализатор, торгует наркотиками и проститутками по всему городу. То есть буквально — и на востоке, и на западе, и на севере, и на юге. Но каждый раз, когда мы пытаемся обнаружить эти, как мы их называем, незаконные доходы, деньги оказываются не там, где мы рассчитывали их найти. — Торрес в изумлении развел руками. Марв спародировал его жест, весьма похоже изобразив грустного клоуна. — Где же эти деньги?

— И где же они? — недоуменно спросил Марв.

— Их нет ни в борделе, ни в наркоманском притоне, ни у букмекера. Исчезли.

— Фу-ты ну-ты!

— Фу-ты ну-ты, — согласился Торрес. Он понизил голос, поманил к себе Марва и Боба и заговорил едва ли не шепотом: — Есть версия, что каждую ночь все деньги собирают и… — он нарисовал в воздухе кавычки, — «сливают» в заранее выбранном баре где-нибудь в городе. Бар принимает на одну ночь все деньги, полученные за незаконную деятельность, и держит их до утра. А затем какой-нибудь русский в черном кожаном плаще, с головы до ног облитый одеколоном, забирает деньги и везет их через город в синдикат.

— Опять синдикат! — сказал Марв.

— И дело в шляпе. — Торрес хлопнул в ладоши так громко, что Рарди поднял голову. — Денежки исчезли.

— Могу я спросить вас кое о чем? — сказал Марв.

— Конечно.

— Почему бы просто не подождать их с ордером в подозреваемом баре и не накрыть, когда они будут принимать эти незаконные деньги?

— Вот! — Торрес воздел указательный палец. — Великолепная мысль. Вы никогда не хотели стать полицейским?

— Нет.

— Точно? У вас, Марв, врожденные способности.

— Я всего лишь скромный управляющий баром.

Торрес хмыкнул и снова придвинулся к ним с видом заговорщика:

— Есть одно обстоятельство, которое не позволяет нам заранее оказаться в том баре, куда сольют деньги: дело в том, что даже сам бар узнаёт о прибытии общака всего за несколько часов до того.

— Не может быть.

— Может. А потом бар может еще полгода не принимать денег. Или взять их снова дня через два. Суть в том, что угадать невозможно.

Марв поскреб щетину на подбородке.

— Угадать невозможно, — повторил он с легким изумлением.

Они немного постояли в молчании.

— Ладно, вспомните что-нибудь еще, — сказал Торрес, — позвоните мне. — Он протянул каждому по визитке.

— Есть хоть какой-то шанс, что этих грабителей поймают? — Марв обмахивался визиткой.

— О-о, — протянул Торрес, — весьма ничтожный.

— По крайней мере, вы хотя бы честный.

— По крайней мере, хотя бы один из нас честный. — Торрес рассмеялся громко и резко.

Марв тоже засмеялся, а затем внезапно умолк, его взгляд сделался ледяным — крутой парень.

Торрес поглядел на Боба:

— Жалко церковь Святого Доминика, правда?

— А что с церковью? — спросил Боб, радуясь возможности поговорить о чем-нибудь другом.

— Конец, Боб. Она закрывается.

Боб раскрыл рот, но не смог вымолвить ни слова.

— Понимаю, понимаю, — сказал Торрес. — Сам только сегодня узнал. Передают нас приходу Святой Цецилии. Представляете? — Он покачал головой. — А голоса этих парней с оружием не показались вам похожими на голоса кого-нибудь из посетителей бара?

Боб мысленно был в Святом Доминике. Торрес, подозревал он, любит поиграть с людьми.

— Посетителей с такими голосами у нас тысячи.

— И как же звучат голоса этих тысяч?

Боб на секунду задумался.

— Как будто они едва оклемались от простуды.