Приключения сестры милосердия - Александр Порохня
— Воды… — кто-то говорит, — Скорее, дайте воды! И противошоковое вколите ей быстро!..
И тут до меня, наконец, доходит, что я спасена, что рядом со мной мой Денис, и все, кажется, уже закончилось.
— Как долго тебя не было… — еле слышно шепчу я разорванными губами избитую фразу, и наконец-то начинаю плакать.
* * *
После того, как Ворожея съездила в больницу, она вернулась домой, сказала соседке, чтобы говорила всем, кто приедет к ней на прием, что она уехала, задернула все шторы, зажгла свечи и стала молиться. Свечи прогорали, воск стекал на скатерть, не Ворожея его не убирала, а снова ставила и зажигала новые свечи, и продолжала истово и молча перебирать всех Святых, сурово смотрящих на нее с икон, и просила, просила, просила у них помощи. Иногда ненадолго она останавливалась, торопливо пила холодную воду прямо из ковшика, висевшего на краю оцинкованного ведра на кухне, и раскладывала на столе карты, упрямо не желавшие давать ей надежду. Свечи оплывали и тухли, она ставила и зажигала новые, они опять прогорали, и все повторялось сначала. Сколько прошло времени, она не знала, но, наконец, карты легли так, как Ворожея хотела. Она встала, уже не чувствуя под собой ног, и медленно подошла к красному углу с иконами.
— Слава тебе, Господи Иисусе Христе, слава тебе! — нараспев, громко сказала она, широко перекрестилась, пальцами погасила горевшие еще свечи, отошла в угол комнаты, шатаясь от усталости, не раздеваясь, повалилась на заправленную кровать, и сразу же крепко заснула.
Глава 20
Я медленно возвращалась к жизни. Утром я проснулась от того, что мне в глаза ярко светило сквозь щели в жалюзи солнце. Капельница стояла рядом с кроватью, на тумбочке лежал одинокий апельсин.
События последних дней я помнила плохо, фигуры в капюшонах, костер, крест. Мне не хотелось об этом думать, и я заставила себя снова заснуть.
Ночью, когда я проснулась из-за позывов в туалет, мне вдруг показалось, что я в психбольнице. Но сверкающий кафелем чистый туалет в палате был не похож на тот, который я отмывала в психбольнице, и я с облегчением поняла, что все уже позади.
Прошло два дня. Мы с Денисом сидели за столиком в коридоре его ведомственной больницы, куда он госпитализировал меня под видом своей невесты. Он так и выразился «Под видом». Я сидела и прикидывала, стоит мне обидеться на него за эти слова, или нет. За открытым настежь окном столовой тихо шумели под осенним ветром пожелтевшие и уже сильно облетевшие березы. Денис, которого я не видела почти четыре месяца, сильно загорел, похудел, и выглядел совершенно вымотанным.
Я, не поднимая глаз, ковыряла вилкой несимпатичный остывший омлет на тарелке и молчала.
— Как ни странно, тебе удалось довольно близко к ним подобраться. Но добыть доказательства их деятельности ты все равно бы не смогла — они тщательно прятали следы.
— Я сразу, как сбежала, пошла в милицию.
— Да, только мы об этом не знали. Если бы у брата убитого Близнеца не проснулась совесть, и он не пришел бы к нам с повинной, я бы даже не знал, где тебя искать…
— Я собиралась тебе позвонить, правда!
— И Слава твой — дебил редкостный!. Зачем-то в райотдел милиции поперся, станут они заниматься сбежавшей куда-то с наркотиками медсестрой! Его даже слушать не стали. А сейчас ему статья светит за то, что он тебя чужим паспортом снабдил.
Я подавленно молчала. Мое частное расследование представлялось мне сейчас верхом идиотизма, непростительной глупостью. Ну как я могла подумать, что смогу найти доказательства!
— Но, в общем, ты молодчина, — Денис неожиданно ободряюще улыбнулся, — Рассуждала ты в целом правильно. Действительно, в нашей области при содействии и активном участии одного из немалых чинов местного Министерства здравоохранения, уже несколько лет была создана преступная организация, которая безнаказанно забирала органы у молодых здоровых людей, у которых в результате несчастного случая пострадал головной мозг. Чаще всего это случалось при дорожно-транспортных происшествиях или производственных травмах. Органы человека, страдающего от тяжелой болезни, для дальнейшей пересадки по вполне понятной причине не годятся. Организация подрабатывала понемногу, отправляя в основном в столицу свежий материал, полученный в местном судебно-медицинском морге. Все изменилось, когда в нашем Аэропорту открыли прямой авиарейс на Варшаву-Франкфурт. Тут уже преступный трафик органов пошел полным ходом, резко увеличилось количество заказов. Органы переправляли в сумках-термоконтейнерах несколько курьеров, обычных частных лиц. Коридор на таможне организовали, по-видимому, в Москве на уровне тамошнего министерства заинтересованные лица. Пострадавших в авариях стало не хватать, и тогда эта банда стала просто убивать людей в больницах. Выглядело это так. Приходил заказ на конкретный орган, указывалась группа крови, резус-фактор потенциального донора, иногда эти негодяи даже пробы на совместимость с живым еще человеком умудрялись делать! А потом начинала работать стандартная отработанная схема. Потенциальный донор «внезапно» умирал во время операции или вводного наркоза, после чего смерть мозга быстренько констатировали три специалиста — судебно-медицинский эксперт, врач-невропатолог и врач-реаниматолог, которые, конечно, были членами преступной шайки. Когда главный врач больницы вечером уходил домой, приезжала бригада трансплантологов — специалистов, в неурочное время, с согласия ответственного дежурного проводилась операция по удалению органа или органов. Затем тело везли в морг Центральной больницы, где известный тебе Вадик маскировал следы от незаконной операции под обычное вскрытие, а материал, как они его называли, уходил через границу в Европу в контейнере.
— Мы со Славой и подумать не могли, что операции по незаконной пересадке делают в этой тихой
