Питер Альбано - Поиск седьмого авианосца
— Штурман, радио на «Йонагу»! Передать координаты аэродрома.
— Мы слишком низко идем, Йосиро-сан! Холмы экранируют. И потом — гроза. Надо бы забраться повыше.
— Штурман, наш курс — один-шесть-ноль, скорость двести двадцать узлов. Что там у нас по курсу?
— Через две минуты выйдем к демаркационной линии. Дальше — Южная Корея.
— Стрелок, где противник?
— Сзади и выше, командир. Быстро догоняют.
Брент осторожно поворачивался из стороны в сторону на вертлюжном сиденье, выцеливая приближающихся «Мессершмиттов». Но они все еще были далеко — не попали даже в первый круг дальномера. Он взглянул на прикрепленную к переборке таблицу всех самолетов противника с указанием длины и размаха крыльев и нашел Me-109: размах крыльев — 9,92 м, а под этим в столбик — 800, 500, 200. Эти числа обозначали, за сколько метров появляется самолет соответственно в первом, втором и третьем кругах дальномера. Брент сам удивлялся, отчего он не ощущает страха, — очевидно, ужас, испытанный им при атаке на миноносец, был так силен, что выработал в нем иммунитет. А может быть, ему передалась частица отчаянной лихости двух стариков, сидевших впереди? Неизвестно.
В наушниках раздался голос штурмана:
— Командир, на моих картах отмечены многочисленные зенитные батареи по обе стороны демаркационной линии. И южнокорейские, и северокорейские, и американские, и черта в ступе… Мы вот-вот будем в зоне поражения.
— Мы наведем на них «Мессершмитты».
— А сами куда денемся? — не удержался от ехидного вопроса Брент.
— Мы — первая цель, и по нам промажут, потому что еще не готовы. А вторую и третью накроют.
B5N шел к югу, едва не царапая брюхом скалы и кустарник, огибая небольшие сосновые рощи, миновал коричневато-серые хижины деревни. В наушниках Брента опять началась дикая какофония — несколько радаров пытались нащупать самолет. Ярко светящаяся гирлянда первой трассирующей очереди прочертила небосвод, но повисла в воздухе далеко влево от самолета.
В эту минуту оба истребителя сорвались в пике, и в душе Брента проснулся прежний страх — капот головного «Мессершмитта» был расписан в красно-белую клетку. Второй был черен как сажа.
— Это Фрисснер! — крикнул он в микрофон. — Они атакуют!
Сердце у него колотилось, кровь стучала в висках, взмокшие от пота руки дрожали, но он тем не менее поймал истребитель Фрисснера в прицел. Красно-белый острый нос вплыл в первый круг дальномера. «Рано, — шептал он сам себе, — помни, слабое место у него — в основании крыла. Там масляный охладитель…» Однако на каждой «сто девятке», кроме охладителя, стояли, к несчастью, еще по паре. 20-мм автоматических пушек и 7,7-мм пулеметов. «Давид и Голиаф», — продолжал бормотать он себе под нос, между тем как Фрисснер оказался уже во втором круге.
«Мессершмитт», двигавшийся вдвое стремительней «Накадзимы», быстро приближался, и его крыльевые пушки выдохнули желто-оранжевое пламя, а укрепленные на обтекателе пулеметы дали очередь. Но Такии дал левую педаль, уйдя от губительного огня. Фрисснер повторил маневр своей жертвы, и на этот раз от многострадального правого крыла снова посыпались куски размолотой пулями обшивки.
Красный обтекатель втулки винта был теперь в третьем круге, Брент нажал на гашетку, и с двухсот ярдов его очередь забарабанила по фюзеляжу истребителя. Фрисснер мгновенно отвалил вправо, а его место занял черный Me-109, кинувшийся на добычу.
Такии дал правую педаль, и «Тигр», снизившись, пошел не выше двадцати футов от горной речки, по обоим берегам которой протянулись домики деревни. Люди задирали головы, показывали на самолет пальцами. Брент и черный истребитель открыли огонь одновременно. Такии дергал машину слева направо и назад, идя так низко, что верхушки деревьев и кусты сгибались от создаваемой им волны, а на камнях взвихривалась пыль. Ему и на этот раз удалось уклониться от хлестнувших рядом трассеров, снаряды взорвались в реке, взметнув фонтаны воды, доставшей до самого брюха «Тигра». Несколько женщин, полоскавших белье на берегу, были разорваны в куски прямым попаданием серии снарядов, и голубоватая речная вода, став от крови красной, понесла вниз по течению их изуродованные останки. «Мессершмитт» мчался в двухстах ярдах от бомбардировщика, пытаясь зайти ему в хвост, но Такии бросал машину вверх, вниз и в стороны, не давая прицелиться. Далеко за кормой разворачивался с набором высоты для нового захода «клетчатый».
Неистовые рывки летчика мешали Бренту не меньше, чем черному истребителю: его очереди тоже не достигали цели. В этот момент ожили и открыли лихорадочный огонь зенитные батареи по обоим берегам реки — трассеры понеслись к машине, пробивая хвостовой стабилизатор, отрывая новые алюминиевые лоскутья от фюзеляжа, разнося фонарь. Брент услышал в наушниках дикий крик, сменившийся стонами. В истребитель попала целая серия — не меньше десяти снарядов, — и машина, бывшая в каких-нибудь ста футах от «Тигра», резко рванулась вверх, подставив Бренту брюхо.
С торжествующим воплем американец всадил в него длинную очередь — по фюзеляжу побежали желтые вспышки от бронебойных пуль, воздушный поток уносил оторванные кусочки обшивки. Истребитель, заволакиваясь едким смрадом горящего масла и черного дыма, круто пошел вниз, на глазах набирая скорость. Тяжелый мотор «Даймлер-Бенц V—1» увлекал пылающую машину в гибельное пике, и спустя мгновение она врезалась в склон холма, обозначив столбом дыма место своей могилы. «Клетчатый» отвернул на север. Брент невольно закричал: «Банзай!»
Они уже успели довольно сильно отдалиться от города и от грозовой тучи, когда Брент наконец повернулся к носу. Фонарь был снесен. Морисады не было видно. В наушниках надрывно звучал голос командира:
— Штурман! Штурман! Радио на «Йонагу»! Доложить об аэродроме противника!
Морисада не отвечал. Брент, отстегнув привязные ремни, привстал и заглянул в штурманскую кабину. Старик лежал грудью на искореженном передатчике, его комбинезон был иссечен пулями, из простреленных шеи и головы хлестала кровь, задняя часть шлема была распорота осколком, и седые волосы на затылке тоже были в крови.
— Командир, говорит стрелок. Радиосвязи нет. Штурман ранен.
Такии не отвечал, постепенно набирая высоту: впереди и внизу Брент увидел простор Желтого моря. Наконец в наушниках раздалось:
— Он убит?
— Не знаю.
Голос Такии окреп и вновь обрел профессиональную властность:
— Так. Мы — над Желтым морем, обходим по дуге Сеул и грозовой фронт. Потом свернем к юго-востоку, и — домой, на «Йонагу». По моим расчетам, до нее не больше четырехсот километров на юго-восток.
— Полтора часа лету.
— Верно. Смотри в оба, Брент-сан. Они все же попытаются доконать нас.
— Есть, ясно.
Брент оглядел искореженный фонарь, новые пробоины на обоих крыльях и в фюзеляже, медленно пристегнулся, проверил, в порядке ли лямки его парашюта, поводил вверх-вниз стволом пулемета. Теперь и рули направления и высоты тоже были иссечены обрушившимся на них шквалом стали. Вряд ли доползут они до «Йонаги» за полтора часа.
Он услышал стон, и, обернувшись, увидел, что вымазанный кровью шлемофон штурмана закачался в такт движению самолета.
— Такии-сан! — крикнул он. — Морисада жив! Шевелится!
— Морисада-сан, дружище! — окликнул Мотицуру командир. — Как ты там? Тебя крепко зацепило?
В ответ раздался только стон.
Бомбардировщик летел над Желтым морем — туда, где уже клонилось к закату кроваво-красное солнце.
12
Подполковник Мацухара получил исчерпывающие инструкции. Немедленно после того, как радио Пномпеня сообщило об уничтожении «японского бандита, втершегося в воздушное пространство КНДР», Сеул заявил, что зенитным огнем были сбиты три нарушителя демаркационной линии, появившиеся с севера. Однако адмирал Фудзита не поверил ни тем, ни другим.
— Больших лжецов, чем корейцы, свет не видывал. Будем надеяться, что экипаж «Тигра» жив. Если это так и самолет еще в воздухе, то лейтенант Такии двинется в сторону моря. Попадая в беду, морской летчик инстинктивно тянется к родной стихии. Ищите над Желтым морем к западу от побережья, к югу от острова Чеджудо.
И Йоси Мацухара, сохраняя строжайшее радиомолчание и забирая к северо-западу, чтобы уйти от бушевавшей над центром Кореи грозы, в 250 км к юго-западу от Инчхона, на высоте 1000 метров обнаружил «Тигра». Проклиная свою вынужденную немоту, подполковник оставил пять своих «Зеро» на 3000 метров и спиралями стал снижаться, чтобы взглянуть на B5N поближе. Он облетел бомбардировщик сверху, снизу, слева и справа. За долгие годы службы ему попадалось немало самолетов, уничтоженных огнем противника, но впервые он видел, чтобы груда железного лома летала.
В детстве он любил метать дротики в мишень, и спустя несколько дней на ее пробковой основе не оставалось живого места. Йоси показалось, что кто-то вот так же позабавился с «Тигром». Хвостовые стабилизаторы были прострелены в двадцати местах, рули направления и высоты размолоты, ребра шпангоута торчали наружу. Фюзеляж был изрешечен — сквозь пробоины виднелись стрингеры и рулевые тяги. Средняя часть фонаря вырвана осколком снаряда, чуть пониже комингса штурманской кабины зияла рваная дыра, правое крыло выглядело так, словно попало под взбесившуюся циркулярную пилу — обшивка была в лохмотьях, элероны и закрылки болтались, грозя вот-вот оторваться, в отверстии виднелся даже бок тысячелитровой емкости. Вся правая часть обтекателя была снесена начисто, и головки цилиндров обнажены. Борт самолета был закопчен дымом и залит маслом. Тем не менее «Тигр» каким-то чудом продолжал лететь, слушаться руля, и мотор его работал без перебоев.
