Сэм Хайес - Чужой сын
Впервые за последнюю неделю Броуди включил компьютер. Проверил почту. Компьютер сообщил, что у него триста тридцать семь непрочитанных писем. Броуди прослушал самые последние сообщения. Ничего важного. Кроме одного письма. От его протеже, Рики Макбрайда. Броуди пришлось прослушать письмо трижды, прежде чем он осознал, о чем оно. Монотонный компьютерный голос бесстрастно озвучил следующее:
Профессор, я сваливаю. Знаю, вы меня будете за это ненавидеть, но я так больше не могу. Ну и что, что я могу проделывать безумные штуки с цифрами? Денег на этом не заработаешь. Надоело быть изгоем. Простите. Рики.
Броуди захлопнул крышку компьютера. В квартире было странно тихо, только на кухне мерно капало из крана. Броуди устал, очень, очень устал, в голове был туман. Он чувствовал себя разбитым и больным.
«Рики уходит», — пробормотал он. Честно говоря, он ждал чего-то в этом роде. Слухи об исключительно талантливом парне гуляли в научных кругах уже давно. И если Рики и впрямь мечтал разбогатеть, университет бросать было глупо. После получения диплома его бы засыпали предложениями со всего мира. Нет, дело тут в другом.
Не хочет быть изгоем, поэтому и уходит. Он уходит, потому что у него есть выбор. Ему надоело выделяться. Как и Максу. «Что ж, сын, теперь тебе не о чем беспокоиться», — прошептал он, поднимая лицо к потолку.
Пятница, 1 мая 2009 года
Впервые за последнюю неделю Кэрри удалось поспать дольше двух часов. Несмотря на сопротивление Лиа, она отправила подругу домой. Марта оставалась в квартире и квохтала над Кэрри так, будто та лежала на смертном одре. Кэрри думала, что, возможно, так оно и есть, что жизнь ее кончена. Каждый раз, засыпая, Кэрри мечтала не проснуться.
— Вы просто чудо, Марта.
— Ты всегда ешь это по пятницам, солнышко.
Кэрри села за стол и посмотрела на омлет, окруженный ломтиками копченого лосося. Рядом — кувшин апельсинового сока, кофейник и миска с фруктами. Но никогда пятницы уже не будут такими, как раньше.
Она немного поела и выпила кофе. В обычную пятницу она бы давно уже металась в панике, срывала раздражение на Лиа, орала на журналистов по телефону: какого черта еще ничего не сделано? Но сегодня, несмотря на то что понятия не имела, что будет происходить в эфире, она спокойно потягивала кофе, наблюдая через стеклянную стену за воробьем, порхающим по ее минималистскому саду. Казалось, птица была разочарована всем этим сланцем, гранитом и мраморными дорожками. Бамбук и карликовые японские деревья, которые, как убедил Кэрри ландшафтный дизайнер, были наиболее подходящими растениями для городского сада, воробью тоже не нравились.
— Марта, а хлеба не осталось?
— Хлеба? Ты не сыта, солнышко?
— Сыта. Хочу покормить воробья.
Марта достала из белого керамического контейнера ломоть цельнозернового хлеба:
— Столько хватит?
Кэрри кивнула и тихо открыла стеклянную дверь. Воробьев уже было двое. Один сразу улетел, а другой застыл на месте, глядя прямо на Кэрри. Она раскрошила хлеб в ладони и кинула крошки в сад. Птица несколько секунд не шевелилась. Кэрри ощутила зависть. Если бы она могла, то заморозила бы себя изнутри и тоже не шевелилась — никогда. Воробей запрыгал к крошкам. Кэрри ссыпала остатки хлеба. Птица снова застыла. Кэрри шагнула через порог. Воробей взлетел на ограду. Кэрри и птица смотрели друг на друга.
— Все хорошо, птичка, — прошептала Кэрри. Птица дернула хвостом. — Я тебя не обижу, хотя ты этого, конечно, не знаешь.
Птица взлетела еще выше.
— Да мне все равно, будешь ты есть или нет, бестолочь дурацкая!
Она вошла в дом и захлопнула за собой стеклянную дверь. Вернувшись за стол, налила себе еще кофе и задумалась о сегодняшней передаче. Только бы Дэйна сдержала слово и приехала. И только бы заговорила. Кэрри решила, что пусть все идет своим чередом, на этот раз она не станет продумывать вопросы и реплики. Пусть зрители увидят настоящее реалити-шоу. Да и нет у нее сил что-то планировать. Она просто расскажет о случившемся, постаравшись не сорваться в истерику, а затем попросит девочку описать все, что видела. Кто-нибудь обязательно что-то знает. И обязательно позвонит в полицию. Всегда звонят. Часто решающими в расследовании становятся даже самые незначительные свидетельства.
За окном воробей уже вовсю клевал хлеб. Вскоре к нему присоединилась целая стая.
— Надо было просто показать ему, что он не один, — сказала Кэрри.
— Ты о чем, солнышко?
— Макс… Надо было просто сказать ему, что я рядом. — Кэрри встала. Прошла в прихожую, надела пальто. Из зеркала на нее уставилась незнакомка. — А я этого не сделала.
— Надеюсь, нам за это хоть заплатят. — Мать Дэйны шуровала в мойке.
— С какого перепугу? — Кев подбирал остатки яичницы со сковороды куском белого хлеба. В студию он ехать не собирался, поэтому сидел за столом в заношенной и довольно грязной майке. — Все хотят задарма получить, жулье. И чего вас туда несет?
— Да просто она хочет помочь этому парню, вот чего.
А ведь это первые сочувственные слова, которые она услышала от матери, подумала Дэйна. Есть она не могла. Боялась, что ее вырвет прямо в студии.
— Хочу. Еще как хочу, — прошептала она, но ее услышала только Лорелл.
— У меня есть ребеночек, — сказала девочка, показывая пластмассовую куклу.
Мать и Кев увлеченно лаялись по поводу того, надо ли Дэйне требовать плату за участие в «Правде в глаза».
Дэйна нахмурилась и приложила палец к губам.
— Тсс, — прошипела Лорелл.
— Деньги тут не главное, Кев. Разве ты не видишь, какая Дэйна грустная в последние дни. Не ест ничего, целыми днями плачет. Так, родная?
— Угу, — ответила Дэйна.
Поскорей бы все осталось позади, поскорей бы оказаться в студии, где слепят прожекторы и командует потрясающе одетая Кэрри Кент. И пусть ее разорвут в клочья на глазах у воющей аудитории, пусть бросят умирать в луже крови — как Макса.
Почему она согласилась на это?
Потому что заслужила.
Позвонили в дверь. Лорелл сползла со своего стульчика и побежала открывать. Выглянув в прихожую, Дэйна увидела человека в черной униформе. Наклонившись к Лорелл, он что-то говорил. Малышка вприпрыжку вернулась на кухню:
— Он приехал за Дэйной на машине!
— Так рано? — ахнула Дэйна.
Она кинулась к себе в комнату.
— Десять минут, мисс, — крикнул человек в черном. — Я подожду снаружи.
Дэйна переоделась в третий раз, истощив возможности своего гардероба. Джинсы, возможно, не очень подходили к случаю, но больше у нее ничего не было. Она натянула чистую футболку и темную куртку. Вроде нормально. Как обычно.
Если еще осталось хоть что-то обычное.
Дэйна не понимала, почему остальные смотрят на нее так, словно она ничуть не изменилась. Словно она прежняя Дэйна. Девчонка, которую все ненавидят. За выкрашенные волосы — чем она их только не красила, от обувного крема до хлорки. За голубые ногти и браслеты чуть не до локтя. За ее улыбку и запах, за ее смех, за глаза, что вечно на мокром месте…
— Прекрати, дура! — приказала себе Дэйна.
Она сунула в карман бумажные платки, схватила телефон и скатилась вниз.
— Мам, я пошла!
— Никуда ты не пойдешь одна, — возразила мать.
Замызганным полотенцем она вытерла мокрые руки, схватила со спинки стула куртку, сунула в карман пачку сигарет и зажигалку. Поцеловала младшенькую в лоб.
— Будь хорошей девочкой, Ло. И помаши сестренке, когда ее покажут по телевизору.
Дэйна открыла дверь.
— Спасибо. Спасибо, что едешь со мной.
— Ни за что бы такого не пропустила, не сомневайся.
По дороге Дэйна размышляла, зачем мать едет с ней — чтобы насладиться своими пятью минутами славы, поведать миру о своей тяжкой жизни или поддержать дочь.
Кэрри сидела в гримерке. Стилист без энтузиазма, скорее по привычке перебирала вещи на вешалке. Все в студии были серьезны, и Кэрри это ценила. Она не ждала какого-то особого отношения, но вряд ли смогла бы вытерпеть привычную веселую болтовню.
— Как насчет этого? — Стилист показала серую узкую юбку и темную блузку в полоску.
— Не думаю. Знаете что, останусь я в том, в чем приехала.
Да и в самом деле, наряд не имеет никакого значения. Сегодняшнее телешоу будут смотреть, что бы Кэрри ни надела. И сегодня все симпатии будут на ее стороне.
— Ну что ж, значит, джинсы и футболка. — Стилист хлопнула в ладоши, будто закончив спор, который так и не начался, и быстро вышла.
— Это не капризы, — крикнула ей Кэрри вслед и тихо добавила: — Просто я хочу, чтобы она расслабилась, говорила со мной так… будто я ее мать.
— Она уже здесь?
Часы показывали восемь сорок, Кэрри металась по кабинету Лиа. Ее трясло, бросало то в жар, то в холод.
