Эндрю Клейвен - Час зверя
Эйвис быстро огляделась по сторонам. Зах все еще торчит у окна. Выглядывает наружу. Губы шевелятся, о чем-то спорит сам с собой. Сердито глянул на нее, и Эйвис тут же уставилась перед собой. Дрожа, глядит на дверь в детскую, пытается заговорить. Надо просить его, умолять, чтобы сохранил ей жизнь. Пощади…
Отвлечь его!
«Вот что обычно делают в кино! — спохватилась Эйвис. — Заговорить его, отвлечь, пока не явится главный герой».
Приоткрыла губы. Слова не шли с языка. В голове пусто. Тяжелая голова. Надо слишком много сил, чтобы вымолвить хоть словечко. Не способна ни думать, ни говорить. Страх, только страх. Превратилась в тонкий прозрачный листок. Дрожит на ветру. Сидит посреди комнаты и дрожит…
Зах высунулся из окна, высматривая Олли. На улице уже полно народу. Под фонарями пляшут бесы, извиваются за спиной тонкие хвосты. Невидимки в черных плащах скользят рука об руку, отражаются в зеркальных стеклах кафе. Парень в кожаных ковбойских штанах рядом с другим, в белокуром парике. Все движутся согласованно, единым потоком, в сторону Шестой авеню. Готовится карнавальное шествие.
«Где Оливер?! — нетерпеливо подумал Зах. — Какого черта он застрял?» Потер лоб. Мысли разбегались. Столько всего в мозгу. Угольно-черные буквы ресторанной вывески… фонарь под глазом у одного из вампиров… белая паутинка запуталась в светлом парике…
Зах, покачав головой, отвернулся от окна. Застиг девушку врасплох — опять подглядывала за ним. Видны даже угри в порах ее носа, розовые пятна, проступившие от слез на щеках. «Она-таки сведет меня с ума», — подумал он.
— Послушай, — заговорил Зах, сползая с подоконника. — Послушай. Послушай внимательно. Ты должна смотреть прямо, ясно? Я не выдержу больше. Смотри прямо перед собой.
Девушка отвернулась. Из ее груди вырвалось рыдание. Вскинулись и опустились плечи.
— Извини, — прошептала она, — просто я боюсь. Ты хочешь сделать мне больно, да?
Зах посмотрел на нее. Свет запутался в разметавшихся соломенных волосах. Наклонила голову, подставляет обнаженную беззащитную шею. Женственные, хрупкие очертания плеч…
— Ты спишь с Олли? — задал он вопрос. Само вырвалось, он даже не успел подумать, удержаться.
Женщина вздернула подбородок.
— Что?!
— Не важно, — поспешно отступился Зах. Помахал перед собой револьвером, точно перечеркивая докучную мысль. — Ничего. Я… просто глупо. Ведь он спит со всеми, верно? Девушки так и льнут к старине Олли.
— Нет, — пробормотала она. — Нет. Никогда. Я бы никогда. Честное слово.
— Шш! — заглушил он ее слова. Он-то знал: врет. Все они спят с Олли. Запихал револьвер в карман. Перебросил нож в правую руку. Девочки так и льнут к старому глупому Олли. Зах кошачьим шагом подкрадывался к своей жертве.
«Пора кончать с этим», — решил он. Какая разница, можно сделать это прямо сейчас. Он не выдержит больше — это ее лицо, ожидание, предчувствие того, что произойдет, когда он перережет ей глотку. «Все в порядке, — успокаивал себя Зах. — Все в порядке». Таково искупление. Его рок. Он отрешенно вздохнул и решительным шагом направился к ней. Желудок горел. «Как тут разобрать, где рок, а где твое собственное решение», — гадал он. Как различить, чего требует от тебя Бог, а чего хочешь ты сам? Кто-то ведь должен прибраться внизу, выбросить эти заготовки омлета…
Господи, а вдруг Олли уже вернулся?
Зах ничего не соображал. Просто не мог думать, и все. Столько хлама. Эти вьющиеся соломенные волосы.
Ямочка полумесяцем на щеке. Эйвис то и дело пытается повернуться к нему. Теперь в поле ее зрения попала рука. Рука Заха. Он потянулся схватить девушку. Он и не догадывался, что синие жилы на тыльной стороне руки так похожи на реки, бегущие с гор, с костяшек его пальцев…
Эйвис пошевелилась на стуле. Зах видел ровный краешек оправы очков. Один карий глаз. Миндалевидный карий глаз.
И тут глаз расширился от ужаса, стал совершенно круглым. Она заметила нож.
Задохнулась. Взметнулись руки.
— Смотри прямо! — зашипел Зах.
— Пожалуйста!
— Ну же! Смотри прямо или убью!
Эйвис повиновалась. Не было другого выхода. Нехотя повернулась к нему спиной. Так-то лучше. Намного лучше. Зах вздохнул с облегчением, но тихий жалобный голосок не унимался:
— Ты хочешь убить меня? Хочешь зарезать меня вот этим? Пожалуйста, не надо, а? Я никому ничего не скажу. Честное слово. Клянусь тебе, никому не скажу.
Зах протянул руку. Почувствовал мягкое прикосновение девичьих волос на своей руке. Надо намотать на руку прядь волос, запрокинуть голову, погрузить нож ей в глотку. Он справится с этим. Зах прекрасно знал: он справится. Пальцы уже впились в волосы, осталось лишь потянуть…
И тут что-то… какой-то звук… откуда?..
Зах глянул в дальний конец комнаты. Дверь. Именно оттуда донесся какой-то звук. Кажется, человеческий голос. Несомненно, человеческий голос.
Зах застыл, склонившись над девушкой, вытянув руку. Прислушался. Тишина. Но ведь что-то он слышал. Он точно слышал.
Там кто-то есть!
Маленький! Эйвис почувствовала, как последние силы вытекают из ее тела, словно Зах уже пустил ей кровь. Маленький просыпается! Тихое покряхтывание. Повернул головку на подушке. Крошечным кулачком протирает глаза. Этот звук пронзил ее, точно копье. Пригвоздил к стулу. Силы покинули ее.
Спи, мой мальчик. Спи, усни!
Напрягая остатки воли, она заставила себя сидеть неподвижно. Не оглядываться на дверь!
Спи, усни!
Удержалась от вздоха, от стона. Тело оцепенело. Смотреть прямо перед собой, как велено. Руки сомкнуты на коленях. Может, Зах и не слышал…
— Что это? — спросил он, стоя у нее за спиной.
— Что? — переспросила Эйвис. Будто завелась пластинка внутри, говорит вместо нее. Надо лишь пошевелить губами. — Ты о чем?
— Этот звук. Ты что, не слышала?
Эйвис позволила себе слегка повернуться, посмотреть на Заха. Стоит, согнувшись у нее за спиной, в руке нож. Глаза белые, раскаленные, так и прожигают дверь.
— Я ничего не слышала, — выдавила из себя Эйвис.
— Там кто-то есть. — Он злобно обернулся к ней, зубы сверкают. — Кто там?
Эйвис покачала головой. Думай! Но думать она уже не могла. Продолжала автоматически:
— Там? Никого. Моя спальня. Я одна.
— Черт побери! — буркнул Зах и направился к двери в детскую.
Двигался длинными шагами, на ходу протягивая руку к дверному замку. Несколько мгновений — и он пересек комнату. Целая вечность. Эйвис неподвижно уставилась на него.
Кричи! Там малыш! Кричи громче!
Открыла рот, но крик застрял у нее в горле. Если она заорет — разбудит малыша. Тогда всему конец. Зах убьет обоих. Это Эйвис знала наверное. Надо его остановить, как — неизвестно, а он уже там. У самой двери. Протянул руку к замку. Долгие-долгие четверть мгновения. Рука поворачивает задвижку.
«Ты спишь с Олли?» — припомнила она.
Мгновения замерли, еле-еле ползут, останавливаются. Нет, все-таки он поворачивает задвижку. Эйвис услышала щелчок замка. Вот сейчас дверь в детскую приоткроется…
«Девушки так и льнут к старине Олли».
— Не входи в спальню, — сказала она, — я сплю с Олли. Я сплю с ним.
— Что? — Зах резко обернулся к ней. Секунды вновь потекли с привычной быстротой. Время, точно большое колесо, достигло верхней точки, помедлило миг и быстро обрушилось вниз. Дверь в детскую приотворена — маленькая щелочка. Эйвис видела очертания зверюшек из Маппет-шоу. Лягушонок Кермит, мисс Пигги. Призрачные силуэты болтаются в воздухе в темноте.
Зах уже не смотрит туда. Смотрит на девушку, не прямо, искоса. Глаза сделались совсем белыми, огромными, левая рука соскользнула с задвижки. В правой руке нож. Острие направлено на нее. Тонкое лезвие отражает свет лампы под потолком.
«Спи, мой малыш, — твердила Эйвис. — Спи, усни».
— Что ты сказала? — настаивал Зах.
— Это моя спальня, — поспешно ответила она, — там мы с Олли… Не входи. Он говорит там разные вещи… ты не должен входить. Он говорит о твоем… э-э… о твоем… твоем пенисе.
— Что? — Зах уставился на нее, будто Эйвис сошла с ума.
Ей и самой казалось, что она сходит с ума. Она уже не понимала, что бормочет. Бросает слова не задумываясь, полагаясь лишь на инстинкт. В мыслях одно: «Не просыпайся, малыш. Баю-бай, баю-бай, моя малютка, засыпай». Вслух она говорила:
— Честное слово. Он всегда говорит что-нибудь такое, рассказывает мне про твой пенис, а потом входит в меня. Он входит в меня, а мы все смеемся, смеемся над твоим бедненьким… «Девчонка, — говорит он, — вот девчонка, Зах, он же девчонка в постели…»
Ей казалось, что рот у нее набит грязью — наплевать. Говорила, говорила, а в мыслях одно: «Баю-бай, моя малютка, засыпай…»
