Джеффри Сэкетт - Клеймо оборотня
Он улыбнулся.
— Ты сердишься, Клаудиа? Думаешь, я сделал это намеренно, чтобы разделить с тобой проклятие?
Она некоторое время молча смотрела на него, потом вздохнула:
— Нет, Янош, конечно, нет. Это не зависит от нас.
Луиза что-то пробормотала.
— Что вы сказали? — обратилась к ней Клаудиа.
— Я сказала, что вы лжете! — взорвалась Луиза. — Не зависит от вас?! Ха! А кто заставил вас убить бедную девушку и ее родителей? А ваш хваленый проект в этом сумасшедшем доме! Да ведь вы здесь занимаетесь тем, что убиваете невинных людей, как лабораторных крыс! Скольких вы уже уничтожили с помощью своих проклятых уколов!
— Постарайтесь рассуждать логично, — холодно сказала Клаудиа. — За две тысячи лет мне довелось убить десятки тысяч человек. И если я найду способ умереть, то моя смерть предотвратит огромное количество жертв в будущем. Пусть мне придется убить десять или двадцать человек, но жизнь тысяч будет спасена. По-моему, цель в этом случае оправдывает средства.
— Вы лицемерка! Вы так же отвратительны, как мой муж! У него хоть есть оправдание — он просто трус!
— В отличие от своей бесшабашно храброй жены, правильно я вас поняла?
Луиза покраснела.
— Я не буду придумывать оправданий своим действиям, Луиза, — продолжила Клаудиа. — Вы утверждаете, что у этих людей есть право на жизнь. В таком случае у меня есть право на смерть!
— Но ни у кого нет права убивать невинных людей! — выкрикнула Луиза. — Ни у вас, ни у Фредерика, ни у кого!
Клаудиа горько рассмеялась и отвернулась.
— Вы идеалистка.
— Нет, я христианка! — все еще пылая гневом воскликнула Луиза. — Но и у христиан, и у евреев, и у мусульман, и у буддистов и… у кого бы то ни было, — главная нравственная заповедь одинакова. Лучше погибнуть самому, чем допустить смерть невинных!
— Оставьте эти проповеди для вашего мужа, — устало парировала Клаудиа. — Мне они ни к чему.
— Для моего мужа? Для этого слабого ничтожного создания? — в голосе Луизы звучало неприкрытое отвращение.
— Тем лучше, что вы больше не питаете к нему теплых чувств, — холодно заметила Клаудиа. — Брачер собирается его убить.
Луиза помолчала.
— Что ж, это будет актом возмездия, моментом торжества справедливости, разве нет? Служитель Господа, который свое бренное бытие ставит превыше божественной справедливости, заслуживает жестокой кары. Да поглотит его зло, сотворенное им.
Луиза и Клаудиа были слишком заняты спором, чтобы заметить, как нахмурился Калди, услышав эти слова. Бласко, однако, увидел это и стал пристально наблюдать за другом. Старый цыган почувствовал неладное.
— Боже мой, — с сарказмом воскликнула Клаудиа, — да вы святая!
— Я просто честная женщина! И если бы у меня был выбор, я бы выбрала смерть, но не убийство невинного!
— Что ж, очень скоро перед вами встанет этот выбор. Фредерик собирается разделаться и с вами.
При этих словах Луиза побледнела, у нее задрожали губы, но пылающий яростью взгляд не потух.
— Пожалуй, вы можете попытаться отговорить его, скажите, что осознали свои ошибки и стали верной сторонницей его дела. Со временем из вас вполне мог бы получиться убежденный расовый фанатик.
— Никогда! — закричала Луиза. — Да, я проявила слабость и испугалась, я знаю, и мне стыдно за это. Но Иисус Христос принял смерть и за меня! Так к чему цепляться за жизнь, если она куплена ценой попрания истины, которая одна придает смысл всей жизни!
Калди вдруг резко вскинул голову, взгляд его был устремлен в пространство, а лицо исказила гримаса боли, страдания и удивления. Бласко склонился над ним и положил руку ему на плечо.
— Янош? Что с тобой?
Калди не ответил. Его и без того бескровное лицо стало белым, как полотно. Он дрожал.
Луиза с Клаудией продолжали спорить.
— А откуда вам известно о планах Фредерика? — гневно спросила Луиза. — Но всей видимости, вы не только убийца, но и экстрасенс по совместительству.
— На нет, — спокойно ответила Клаудиа. — Просто мы с ним… стали близки, как мужчина и женщина.
До Луизы смысл ее слов дошел не сразу.
— Что?
— Да, это произошло перед тем, как он уехал в Ред Крик. Он повел себя вполне по-джентльменски…
— Джентльмен? Фредерик?
— …и не стал уклоняться от разговора, после того, как все кончилось. Тогда он мне и сказал, что вас, Луиза, по всей вероятности расстреляют, а вашего мужа отдадут на съедение оборотням Фредерика.
— Я вам не верю!
— Это ваше дело, мне все равно.
— Но почему вы легли с ним в постель? Ведь я видела, как вы смотрели на него. Вы же его ненавидите!
— Он мне нужен, — просто ответила Клаудиа. — Единственное, что его волнует — это создание новых оборотней. А я хочу выяснить, каким образом их можно уничтожить, как мне уничтожить саму себя. Для этого, как вы понимаете, нужны оборудование и возможности для проведения экспериментов. Все это может мне дать только он.
В широко открытых глазах Луизы отразилось презрение.
— Так вы, кроме всего прочего, еще и шлюха!
Клаудиа с горечью рассмеялась.
— Мне следует воспринимать это как оскорбление? Будет вам, Луиза! Я прожила две тысячи лет под тяжестью проклятия, и вы что же, думаете, меня заденут ваши оскорбления?
— Если вам когда-нибудь суждено умереть, Бог проклянет вас! Вам уготован ад! — закричала Луиза.
Клаудиа посмотрела на нее, как на ребенка.
— Бога нет, безмозглая вы идиотка. Разве вы не слышали, что рассказал Янош? Когда-то я была жрицей Ахура Мазды, и моим пророком был Заратустра. И что, помог мне Ахура Мазда избежать этой жестокой судьбы? А почему, скажите на милость, ваш Бог палец о палец не ударил, чтобы спасти своего возлюбленного Иисуса от смерти? Нет, Луиза, не заблуждайтесь. Этот мир всегда был большой бойней. О каком боге вы говорите!
— А может быть, Бог все это время испытывал человечество, извлекая крупицы добра из всего этого сумасшествия, может, все эти страдания… Я не знаю! — ее голос сорвался на крик. — Мне не дано проникнуть в божественный разум! Но в писании сказано, что распятие было частью Его плана спасения человечества!
— Ну, конечно! — сказала Клаудиа. — Однако не забывайте, что в моих силах было изъять эту часть из истории человечества, если бы я принесла в жертву амбициям моего мужа собственную жизнь и тем самым вырвала бы Иисуса из рук толпы.
— Смерть на кресте была необходима, — упрямо повторила Луиза. — Вы не смогли бы предотвратить ее.
— Может, и нет. Но ведь я могла бы попытаться спасти его, пожертвуй я своей жизнью.
Янош Калди пронзительно вскрикнул. Луиза и Клаудиа от неожиданности отпрянули.
— Янош! Что с тобой? Что? — старик Бласко крепко держал Калди, обхватив его за плечи.
Калди вдруг оттолкнул цыгана и повалился на бок.
— Нет… нет… подождите… не так быстро… не так быстро! — кричал он. Он схватился обеими руками за голое у и стал биться об пол в том самом месте, где недавно рисовал в пыли пятиконечные звезды.
Луиза прикрыла рот рукой и испуганно шепнула Бласко:
— Это что… начинается превращение?
Бласко посмотрел на маленькое оконце камеры, через которое лился солнечный свет.
— Нет. Не может быть. Превращение начнется, когда взойдет луна.
Он снова повернулся к Калди.
— Янош, скажи мне, что с тобой?
— Подождите! — кричал Калди, ударяясь головой об пол. — Подождите! ПОДОЖДИТЕ!! СЛИШКОМ БЫСТРО!!
— Я приведу охрану, — поспешно сказала Луиза. — Кажется, ему нужен врач.
Она повернулась, чтобы идти.
— Не будьте такой дурой! — рявкнула Клаудиа, хватая Луизу за руку и рывком оттолкнув ее назад. Затем она бросилась к Калди.
— Янош, что с тобой? Янош, ответь!
— НЕ ТАК БЫСТРО! — опять закричал он, вскакивая на ноги. — НЕ ТАК БЫСТРО! ПОДОЖДИТЕ!
— Янош, ответь же, что с тобой?
Калди открыл глаза, его безумный взгляд остановился на Клаудии. Он содрогался всем телом, словно раздираемый на части дикой изматывающей болью, в уголках рта выступила пена.
И вдруг он замер, напрягая каждый мускул и мелко-мелко дрожа. Неожиданно все кончилось. Он опустился на пол, лег на спину и глубоко вздохнул. Молчаливо и неподвижно он лежал на полу посреди камеры, глядя в потолок широко открытыми глазами. Бласко, Луиза и Клаудиа стояли рядом, не произнося ни слова. Двое людей и оборотень, они смотрели на Калди, и в их взглядах была тревога страх, напряженное ожидание и затаенная, безрассудная надежда.
Прошло несколько томительных минут.
И вдруг Янош Калди улыбнулся.
Луиза и Бласко недоуменно переглянулись. Клаудиа не сводила с Калди глаз, и ее брови поползли вверх, когда тот начал тихо смеяться. Постепенно смех его становился все громче, все неистовей. Наконец, он вскочил на ноги и принялся, приплясывая, кружить по камере, выкрикивая только одно слово:
