Томас Харрис - Ганибалл
Она же оставалась в его поле зрения меньше минуты: бежала легко, не борясь с землей под ногами. Минимум припасов на день в небольшом рюкзачке высоко за плечами, бутылка воды. Раннее солнце освещало ее сзади, в лучах света размывались очертания лица, казалось, что кожа ее осыпана цветочной пыльцой. Следуя за нею, его бинокль поймал яркий отблеск солнца на воде, и несколько минут Ганнибал Лектер видел только цветные пятна. Клэрис Старлинг исчезла из виду: дорожка теперь вилась вниз по склону, и последнее, что он видел, был ее затылок: волосы, стянутые в «конский хвост», подпрыгивали, точно белое подхвостье оленя.
Доктор Лектер оставался неподвижным, он не пытался следовать за ней. Образ бегущей Клэрис четко запечатлелся в его мозгу. Вот так она будет бежать там столько времени, сколько он пожелает. Это – первый раз за семь лет, что он увидел ее в действительности: не станем считать снимки в таблоидах и – изредка, издали – силуэт головы в окне автомобиля. Он откинулся на спину, на теплые листья, заложил руки за голову, глядя, как трепещет над ним редеющая листва клена, а небо над кленом такой густой синевы – почти лиловое. Лиловое, пурпурное… Ягоды дикого винограда, сорванные им, пока он взбирался сюда, тоже были лиловыми, пурпурными, они уже привяли, утратив полноту и матовую пыльцу; он съел несколько ягод, остальные размял в ладони и слизал сок – так ребенок облизывает свою широко раскрытую ладошку. Лиловый, лиловый…
Лиловые баклажаны в огороде.
В дальнем охотничьем домике на холме горячей воды в середине дня не было, и няня Мики вынесла медную кованую ванночку в огород, на солнцепек, чтобы солнце нагрело воду – купать двухлетнюю Мику. Мика сидела в сверкающей ванночке посреди пышной огородной зелени, в теплых лучах солнца, белые бабочки-капустницы вились вокруг. Вода едва прикрывала пухленькие ножки девочки, но ее торжественно-серьезный брат и огромный пес получили строгий наказ сторожить ее, пока няня сходит за банной простынкой.
Некоторым слугам Ганнибал Лектер казался ребенком, которого следовало опасаться. Он пугал их своей силой и напряженностью, противоестественным многознанием; но старая няня его совсем не опасалась: она прекрасно знала свое дело; не боялась его и маленькая Мика – она брала его за щеки растопыренными, словно звездочки, ладошками и смеялась ему в лицо.Теперь она потянулась куда-то мимо него, потянулась руками к баклажанам – ей нравилось смотреть на них в солнечные дни. Глаза у Мики были не карие, как у брата, а синие, и когда она смотрела на баклажаны, ее глаза, казалось, темнели, вбирая в себя их цвет. Ганнибал Лектер понимал – этот цвет она любит до страсти. После того, как Мику отнесли в домик и помощник повара, ворча, явился, чтобы вылить из ванночки воду в огород, Ганнибал опустился на колени перед грядкой с баклажанами; тонкая пленка мыльных пузырьков сверкала отражениями всех оттенков зеленого, фиолетового, пока пузырьки не полопались на рыхлой земле. Он достал из кармана перочинный ножик и обрезал стебель одного из баклажанов, тщательно вытер и отполировал баклажан носовым платком; баклажан нагрелся на солнце и был теплым, словно живое существо, когда он нес его в детскую Мики, прижав к себе обеими руками; там он положил его так, чтобы она могла его видеть. Мика всегда любила темно-фиолетовый цвет, цвет спелого баклажана, всегда – до конца жизни.
Ганнибал Лектер закрыл глаза, чтобы снова увидеть оленей, прыжками мчавшихся прочь от Старлинг, увидеть ее, прыжками спускавшуюся вниз по дорожке, в золотом нимбе солнечного света, падавшего на нее сзади, но на этот раз олени были не те, был олень – маленький и хилый, с торчащим обломком стрелы, упиравшийся, сопротивлявшийся ремню на шее, когда его тащили к топору, тот самый олешек, которого съели перед тем, как съесть Мику, и Ганнибал Лектер не мог больше оставаться неподвижным, он вскочил на ноги, его ладони и рот были испачканы лиловым виноградным соком, углы губ опустились, как на греческой маске. Он глядел вслед Старлинг, на бегущую вниз дорожку. Сделал глубокий вдох через нос, вдохнув очищающий аромат леса. Теперь он остановил пристальный взгляд на том месте, где Старлинг скрылась из глаз. Дорожка, по которой она пробежала, казалась светлее, чем весь остальной лес, словно Клэрис оставила после себя светящийся след.
Ганнибал Лектер быстро взобрался на гребень холма и поспешил вниз по противоположному склону, к месту парковки машин у поляны, где обычно разбивали лагерь: там он оставил свой грузовичок. Он хотел уехать из парка до того, как Старлинг вернется к своему автомобилю, что стоял в двух милях отсюда, на главной стоянке, у будки смотрителя парка, теперь закрытой на холодный сезон.
Ей понадобится самое малое минут пятнадцать, чтобы добежать до машины.
Доктор Лектер поставил грузовичок рядом с ее «мустангом», оставив мотор включенным. У него уже был случай – и не один – как следует рассмотреть ее машину на стоянке у продуктового магазина, близ ее дома. Годовой льготный талон на посещение парка в окне старого «мустанга» Клэрис и привлек его внимание к этому месту; он сразу же купил несколько карт парка и на досуге изучил его досконально.
«Мустанг» был заперт; он словно припал на широкие колеса, будто спал. Автомобиль Клэрис забавлял доктора Лектера: он выглядел капризным и – в то же время – ужасно деловитым. На хромированной дверной ручке, даже наклонившись совсем близко, он не уловил никакого запаха. Доктор Лектер раскрыл плоский стальной щуп и плавно ввел его в дверь над замком. Сигнализация? Да? Нет? Щелк! Нет.
Доктор Лектер забрался в машину, в атмосферу, которая была так явственно и интенсивно – Клэрис Старлинг. Рулевое колесо – толстое, обшито кожей. На клаксоне – буквы «МОМО». Он сидел, склонив голову набок, словно попугай, рассматривал эти буквы, и его губы шевелились, изображая слово «МОМО». Откинувшись на спинку кресла, он прикрыл глаза, сидел, глубоко дыша, высоко подняв брови, будто слушал музыку.
И вдруг острый розовый кончик его языка, как бы обладавшего собственным отдельным мозгом, высунулся змейкой у него изо рта. Не изменив выражения лица, словно не подозревая даже, что он делает, Ганнибал Лектер наклонился вперед, по запаху отыскал обтянутый кожей руль, и обвил руль языком там, где на нижней его стороне шли углубления для пальцев. Губами он ощущал вкус отполированного местечка в верхней четверти колеса, где обычно лежала ее ладонь. Потом он снова откинулся на спинку кресла, язык тоже вернулся домой, на свое обычное место, плотно сжатые губы шевелились, словно доктор Лектер дегустировал вино. И снова он сделал глубокий вдох и задерживал дыхание, пока вылезал из машины, пока запирал старый «мустанг» Клэрис Старлинг. Он так и не сделал выдоха, так и хранил ее во рту, в легких, до тех пор, пока его грузовичок не выехал за пределы парка.
ГЛАВА 54
В науке о психологии поведения существует аксиома: вампиры действуют в пределах определенной территории, каннибалы свободно передвигаются по всей стране.
Кочевая жизнь очень мало привлекала доктора Лектера. Успех его стараний избежать встречи с властями объяснялся, прежде всего, высоким качеством его фальшивых документов и той осторожностью, с которой он ими долгое время пользовался. Кроме того, у него всегда был свободный доступ к деньгам. Частая и беспорядочная перемена мест никакой роли в этом успехе играть просто не могла.
Пользуясь двумя разными комплектами фальшивых документов, он выдавал себя за двух разных людей, каждый из которых имел надежный кредит; к тому же у него имелся еще и третий комплект документов, чтобы пользоваться транспортными средствами. Так что ему не составило слишком большого труда устроить себе уютное гнездышко в Соединенных Штатах всего через неделю после приезда.
Он предпочел Мэриленд: всего около часа езды до поместья Мэйсона Маскрэт-Фарм и вполне удобно выезжать в театр и на концерты в Вашингтон и Нью-Йорк.
Ничто в видимых глазу занятиях доктора Лектера не привлекало внимания; обе его личины спокойно выдержали бы рутинную проверку. Навестив одну из камер хранения в Майами, он снял у некоего лоббиста – толкача немецких интересов – очень приятный изолированный дом на берегу Чесапикского залива на целый год.
Пользуясь двумя промежуточными телефонами с разными номерами, установленными в дешевой квартирке в Филадельфии, он мог давать себе самые блестящие рекомендации, когда и куда бы ни потребовалось, не покидая своего уютного нового убежища.
Он всегда расплачивался наличными и очень скоро смог получать от билетных спекулянтов по льготной цене самые лучшие билеты на симфонические концерты и на те оперные и балетные спектакли, которые его интересовали.
Среди особенно привлекательных черт в его новом доме был просторный гараж на две машины, с мастерской и удобными, закатывающимися наверх воротами. Там доктор Лектер и поместил два своих автомобиля: видавший виды шестилетний грузовичок-пикап «шевроле», с трубчатой рамой над кузовом и установленными в кузове тисками, который он купил у маляра и слесаря, и «ягуар-седан» с наддувом, взятый в рассрочку через посредство холдинговой компании в Делаваре. Изо дня в день пикап менял свое обличье. Оборудование, которое доктор Лектер помещал в кузов или на раму, включало лестницу для малярных работ, бухту полихлорвинилового шланга, котел для барбекю и баллон с бутаном.
