Юхан Теорин - Ночной шторм
— Далеко идти? — поинтересовалась Ливия, когда они огибали церковь.
— Нет, мы уже почти пришли, — ответил Йоаким.
Еще через минуту они стояли перед могилой Катрин, засыпанной снегом. Из-под сугроба виднелся только краешек памятника, и Йоаким нагнулся, чтобы стряхнуть снег.
«Катрин Лунный свет Вестин» и даты рождения и смерти.
Сделав шаг назад, Йоаким встал между Ливией и Габриэлем.
— Здесь покоится мама, — тихо произнес он.
Дети стояли словно оцепенев. Никто не произнес ни слова.
— Здесь красиво, да? — нарушив тишину, сказал Йоаким.
Ливия молчала. Габриэль отреагировал первым.
— Мне кажется, маме холодно, — проговорил он.
И, подойдя к могиле, начал молча расчищать снег.
Сначала с памятника, а потом и с земли перед ним. Показались засохшие розы. Это Йоаким положил их на могилу осенью.
Довольный своей работой, Габриэль вытер нос варежкой и посмотрел на Йоакима.
— Молодец, — сказал тот сыну.
Затем достал из пакета фонарь со свечой внутри, который с трудом вдавил в промерзшую землю. Свечи должно было хватить на пять дней. Значит, на Новый год у Катрин будет свет.
— Вернемся в машину? — предложил детям Йоаким.
Габриэль кивнул, но затем нагнулся и потянул кусок ткани, торчавший из-под снега на могиле Катрин.
Это была застывшая на морозе светло-зеленая ткань, по виду напоминавшая рукав от кофты. Йоаким похолодел.
— Оставь, Габриэль! — сказал он резко.
Напуганный сын выпустил ткань. Нагнувшись, Йоаким быстро закидал ее снегом. Затем спросил:
— Идем?
— Я хочу еще побыть здесь, — ответила Ливия, не отводя глаз от памятника.
Взяв Габриэля за руку, Йоаким повел его к выходу. Там они остались ждать Ливию. Через пару минут она их догнала, и вся семья вернулась в машину.
По дороге в Кальмар Габриэль заснул. Когда они выехали на шоссе, Ливия заговорила. Но она по-прежнему не спрашивала о Катрин. Вместо этого девочка поинтересовалась, сколько дней осталось до окончания каникул, и рассказала, чем она займется в «нулевке». Ничего важного дочь не сообщила, но Йоаким с удовольствием слушал ее болтовню.
В полдень они были Кальмаре. Дома у Мирьи Рамбе царил беспорядок. Паркетный пол покрывал толстый слой пыли, и хотя в углу гостиной стояла елка, она была без игрушек, и с нее уже начала опадать хвоя.
— Я хотела навестить вас на Рождество, — сказала Мирья Рамбе, встречая их в прихожей, — но у меня, к сожалению, нет вертолета.
Дома был ее бойфренд Ульф, который очень обрадовался приходу детей. Он повел их в кухню показывать торт, который сам готовил.
Йоаким достал из сумки тетрадку и протянул Мирье.
— Спасибо, — сказал он.
— Пригодилась?
— Конечно. Я многое понял.
Мирья Рамбе пролистала тетрадку и сказала:
— Я начала писать ее, когда Катрин сообщила мне, что вы собираетесь купить Олудден.
— Катрин написала в конце пару страниц.
— О чем?
— Мне кажется, она хотела все объяснить.
— Я почитаю, когда вы уедете.
— Я хотел спросить кое-что… Откуда ты столько знаешь о людях, живших на хуторе?
Мирья обратила на Йоакима взгляд, полный грусти.
— Они мне рассказали, — ответила она. — Ты никогда не говорил с покойниками?
Йоаким не знал, что ответить.
— Так все это правда? — проговорил он.
— Кто знает. У призраков своя правда.
— Но то, что ты рассказала о себе, — это правда?
Мирья опустила глаза.
— Более или менее, — ответила она. — В последний раз я виделась с Маркусом в кондитерской в Боргхольме. Потом мы пошли к нему домой. Родители были в отъезде. Оказавшись внутри, он толкнул меня на пол. В том, что случилось, не было никакой романтики, но я не сопротивлялась. Я думала, что так делают все пары. Но когда Маркус поднялся с пола, он боялся встретиться со мной взглядом. Пока я поправляла юбку, он рассказал, что встретил на материке девушку. Они собирались обручиться. Наше прощание — так он назвал то, что случилось.
В комнате воцарилась тишина.
— Так это он был отцом Катрин? — произнес Йоаким после паузы.
Мирья кивнула:
— Он был молод. Развлекся со мной и двинулся дальше.
— Но он не утонул тогда в шторм или…
— Нет, — ответила Мирья. — Но лучше бы он утонул.
Йоаким молчал. Из кухни доносился смех Ливии. Он звучал почти как смех ее мамы в детстве.
— Тебе следовало рассказать Катрин, кто был ее отец, — сказал он наконец. — Она имела право знать.
Мирья фыркнула.
— Мы прекрасно обошлись без него. Я тоже не знала, кто мой отец.
Йоаким сдался.
— У нас для тебя подарки, — сказал он, поднимаясь. — Поможешь их принести из машины?
— Попроси Ульфа, — ответила Мирья. И тут же переспросила: — Подарки для меня?
Бросив взгляд на ее ателье, увешанное солнечными летними пейзажами, Йоаким произнес:
— Именно для тебя.
Пятью часами позже он с детьми уже был в Стокгольме. В отличие от квартиры Мирьи Рамбе, дома у Ингрид, матери Йоакима, было чисто и аккуратно. В городе оказалось почти так же холодно, как и на острове, но ветра почти не ощущалось. Йоаким от этого уже отвык.
— Я получил работу, — сообщил он за ужином.
— На Эланде? — спросила Ингрид.
Он кивнул:
— Мне позвонили вчера. Предложили заменить учителя труда. На первое время подойдет, а дальше посмотрим. По выходным мне еще нужно ремонтировать дом и пристройки, чтобы там можно было жить.
— Будешь сдавать дачникам?
— Может быть. Олуддену нужны человеческие голоса.
После ужина пришло время раздачи подарков. Йоаким протянул Ингрид увесистый продолговатый пакет.
— С Рождеством, мама, — сказал Йоаким. — Мать Катрин сказала, что тебе это пригодится.
Открыв пакет, Ингрид округлила глаза. В руках у нее была одна из труб, спрятанных Рагнаром Давидсоном в маяке.
— Загляни внутрь, — намекнул Йоаким.
Ингрид так и сделала, а потом просунула внутрь трубы пальцы и вытянула свернутый холст. Осторожно развернув его, она увидела зимний пейзаж, написанный маслом.
— Что это? — сказала она с удивлением.
— Это остров в шторм. Картина Торун Рамбе, — пояснил Йоаким.
— Но почему ты отдал ее мне?
— Картин много, почти полсотни. Один рыбак украл их и спрятал в маяке на Олуддене. Они пролежали там тридцать лет.
Ингрид молча разглядывала картину.
— Сколько она может стоить? — спросила она наконец.
— Это не имеет никакого значения.
Вечером Ливия и Габриэль пошли с бабушкой прогуляться, а Йоаким поднялся на второй этаж и подошел к закрытой двери в комнату, которая когда-то была сначала комнатой Этель, а потом и его собственной.
Половины мебели не было, плакаты со стен Ингрид сняла, но в комнате оставались кровать и прикроватный столик, на котором стоял магнитофон. Черный пластмассовый корпус треснул, после того как на одной из вечеринок магнитофон уронили на пол, — но он все еще работал. Йоаким вставил в приемник кассету, присланную парой дней раньше по почте. Отправителем значился Герлоф Давидсон.
Присев на старую кровать, Йоаким нажал клавишу воспроизведения и приготовился слушать рассказ Герлофа.
45
В три часа пополудни Йоаким вошел в метро.
Он направлялся в Бромму — поздравить сестру с Новым годом. И поговорить с ее убийцей.
На выходе из метро он остановился у киоска и купил букет роз. Потом пошел по дороге, ведущей мимо вилл к морю. «Здесь все как раньше», — подумал Йоаким. Солнце садилось, окрашивая дома в оранжевый цвет. Вскоре он оказался на улице, где прежде жил с Катрин. Йоаким подошел к калитке и посмотрел на свой бывший дом. Тот выглядел нежилым, но в окнах горел свет — наверное, чтобы отпугивать воров.
Йоаким опустил букет рядом с забором, выпрямился и несколько секунд думал об Этель и Катрин. Затем он повернулся к дому напротив. Во всех комнатах горел свет. Это была вилла Хесслинов — самая красивая в квартале.
Йоаким вспомнил, что по телефону Микаэль Хесслин сказал, что он и Лиза останутся дома на Новый год. Йоаким прошел через калитку и позвонил в дверь. Открыла Лиза Хесслин. Узнав Йоакима, она радостно сказала:
— Входи, Йоаким! С Новым годом!
— Спасибо, и вас тоже.
— Хочешь кофе? Или бокал шампанского? — предложила Лиза, помогая Йоакиму раздеться.
— Спасибо, не надо. Микаэль дома?
— Нет… Он поехал с мальчиками на заправку, чтобы купить еще петард. — Лиза улыбнулась. — У нас уже закончились. Но они скоро вернутся. Так что подожди немного.
— Спасибо.
Йоаким прошел в гостиную, из которой открывался вид на залив, и сел на диван.
— Можешь прочитать одну вещь? — обратился он к Лизе.
— Какую?
