Константин Образцов - Молот ведьм
— Вот как, — удивленно сказала Виктория и переглянулась с подругами. — Загадка просто. Как же эти булавки могли оказаться у него в животе?
— Появились. Просто появились, и все. Вот так, — Алина попыталась щелкнуть пальцами. Получилось не убедительно.
— Ты веришь в такие вещи? — тихо спросила Виктория.
Алина твердо взглянула ей в глаза.
— Да. И не только в такие.
Она приподняла теплый бокал, посмотрела через него на свет и продолжила.
— Но хуже другое. Этот человек, с булавками в желудке, не был убийцей.
Рыжая Жанна со стуком поставила стакан на стойку. Алина хотела было сделать глоток, но Виктория мягко остановила ее руку.
— Постой, постой. Как это не был?
— Ему арестовали по подозрению в совершении трех убийств, причем отчасти на основании моей экспертизы, — сказала Алина. — Моей. Но я только установила, что некто — некто! — убивший молодую девушку в начале февраля также причастен к смерти женщин в конце февраля и в марте. И я совершенно уверена, на сто процентов, что тот, кого задержала полиция, отношения к этим убийствам не имеет.
— Наверное, у тебя есть версия, кто на самом деле совершил все эти…эти преступления? — впервые за вечер подала голос Жанна.
— Есть, — кивнула Алина.
Виктория подняла свой бокал.
— Алина, ты такой интересный человек! — сказала она с чувством. — Давай выпьем за тебя!
Дальнейшее помнилось смутно, как сон или фрагменты причудливой фантасмагории. Где-то ближе к концу посиделок дело все-таки дошло до разговоров о личном и Алина, вспомнив про Гронского, разрыдалась пьяными слезами, путано рассказывая новым подругам про своего исчезнувшего бесследно напарника. «Выгнал тогда, как собаку, под дождь, понимаете? Выставил и все!», — повторяла она, а Виктория и Валерия утешали ее, обнимая за плечи, и Валерия говорила ей на ухо тихо, но очень убедительно: «Мы поможем, не расстраивайся, мы обязательно его найдем, он еще сам прибежит к тебе, вот увидишь!» — и Алина ей верила. Потом Валерия повела ее в туалет, чтобы привести в порядок, и в дверях им встретился Пауль; он качнулся, внимательно посмотрел на спутницу Алины и спросил: «Простите, мы с Вами раньше нигде не встречались?», но Валерия только молча прошла мимо, ведя за собой раскисшую Алину, а когда они вернулись к стойке, Пауль уже ушел. Потом Виктория дала ей свою визитку, из белой тисненой бумаги с золотыми вензелями и буквами, которые Алина не смогла разобрать, и несколько раз сказала: «В пятницу у меня презентация новой книги, приходи обязательно, хорошо? В пятницу, не забудешь?», и Алина заверила, что непременно придет.
На улицу они вышли вместе, вывалившись в прохладную темноту ночи в расстегнутых пальто, шумной, веселой компанией; кажется, они громко смеялись над анекдотом, который рассказала оттаявшая наконец Жанна, и который Алина тут же забыла. Потом все трое предложили подвезти Алину до дома, потому что у Жанны была рядом машина, а когда Алина спросила, не опасно ли садиться за руль после рома с колой и «блублейзера», Виктория рассмеялась и ответила, что у модельного агентства Жанны хорошие связи в полиции, поэтому беспокоиться не стоит.
В «инфинити» Жанны пахло кожей и еще чем-то приторно-клубничным. По дороге Алина уснула. Проснулась она от того, что кто-то настойчиво спрашивал, поднимется ли она сама до квартиры и заставлял проверить, на месте ли ключи, кошелек и телефон. Алина долго копалась в сумочке и чуть не выронила оттуда пистолет.
Последние силы ушли, чтобы переодеться перед тем, как рухнуть в постель. Уже засыпая, Алина подумала о том, когда последний раз она ложилась, не сняв макияж, и тут же вспомнила: в конце октября, в квартире у Гронского, в тот день, когда день начался со стрельбы и трех трупов у нее дома, а закончился виски и рассказами про дальние страны.
«Все будет хорошо, — подумала Алина. — Еще сам прибежит. Вот увидишь».
Глава 21
7 апреля 20… года, Благовещение.
Genikeevka.ru
«Как стало известно «Геникеевке», сегодня утром из ИВС ГУВД по Санкт-Петербургу и Ленинградской области в Покровскую больницу был госпитализирован Александр Ферт, ранее задержанный по подозрению в совершении серии убийств. Несмотря на неотложные реанимационные мероприятия, предпринятые врачами больницы, рано утром подозреваемый скончался. Подробности данного инцидента, как и то, что послужило причиной смерти, пока не разглашаются, однако, по неофициальной информации, Ферт А. В. покончил жизнь самоубийством. «Геникеевка» будет следить за развитием событий вокруг этого происшествия».
Я прочитал это сегодня утром, когда зашел в интернет проверить почту. Вообще я обычно не слежу за новостями, но в последнее время стал периодически просматривать обновления. И вот.
Конечно, не моя вина в том, что полицейские решили арестовать человека, не имея к тому, как я думаю, никаких веских оснований. Но все же сейчас мне не по себе, как будто это я подписал бедняге смертный приговор, невольно указав на него не только следствию, но и тем, кто имеет все основания бояться и ненавидеть человека, подозреваемого в истреблении ведьмовского ковена.
Пожалуй, это подходящий повод, чтобы рассказать о том, с чего все началось. Сколько можно ходить вокруг да около. Мне кажется, мы уже достаточно знакомы для этого, правда?
Можете не отвечать, я не привык к диалогам. Издержки замкнутого образа жизни и преподавательской деятельности. Моя форма коммуникации с миром принципиально монологична: я читаю лекции, пишу статьи, книги или вот этот дневник — все это не предполагает непосредственной обратной связи. А если и задаю вопрос, то лишь для того, чтобы получить заранее известный мне верный ответ — как, например, во время экзаменов. Ну или при других обстоятельствах.
А еще вот эти длинные вступления. Тоже академическая привычка: стараться придать рассказу объем, показать внутреннее содержание событий, обозначить смысловые связи. Только это сейчас никому не нужно. Всем хочется быстродействующих историй, стишков в четыре строчки — словесных препаратов с мгновенным, но краткосрочным эмоциональным эффектом: смех, страх, отвращение, сострадание, умиление. Лучше смех, конечно. Никто не останавливается, чтобы подумать — все бегут. У всех мало времени, потому что вокруг очень много информации, которую хочется употребить, и не потому, что она нужна, а просто так, ради развлечения. Все превратились в полуночников, вялых, бледных, с красными глазами, дружно ноющих о хроническом недосыпании, поглощенных информационным чревоугодием. Очень много шума, очень мало смысла. Ничего достоверного, ничего ценного, фальшивые цитаты, искаженные факты, глупые шутки, игра на эмоциях. Одно бесконечное ток-шоу, из тех, что популярны на телевидении: все кричат одновременно, разобрать слова нет никакой возможности, кто прав, кто нет, не понять, и любая попытка донести истину обречена на провал — нужно или так же орать, надрывая глотку, либо молчать, но уже без всякой надежды быть кем-то услышанным.
Две тысячи лет назад, в небольших селениях, называвшихся тогда городами, люди жили, окруженные тишиной. Время двигалось спокойно и плавно, а не неслось непристойным галопом, комкая и без того некрасивый финал истории человечества. Каждое событие становилось историей, каждый рассказ, услышанный от странника или чужеземца — поводом для размышлений, будивших фантазию, разум и чувства. Тишина позволяла открыться настоящим чудесам окружающего мира и увидеть их в восходе и закате, в звездах, ночных холмах, в течении рек и в молчаливых озерах. Слово могло стать Плотью. Новость — Благой Вестью. В дом юной девы мог войти Ангел, чтобы приветствовать ее словами «Радуйся, благодатная! Господь с тобою!».
Как бы выглядела сейчас новость о приходе в мир Спасителя? Короткий репортаж в новостном блоке после политических и экономических известий; четвертая строчка в подборке на поисковом сайте; обновление в ленте Социальной сети ранним утром: «В городе Назарет ангел, явившийся в дом местного плотника, сообщил его юной жене о скором рождении Мессии».
Сто «лайков», десять «репостов», листаем дальше.
Ангелы и сейчас говорят с людьми, ничуть не реже, чем раньше, только никто их не слышит и не видит из-за постоянного гула и пестрого мелькания, в которых легко различаются голоса и тени других сущностей, тех самых, которые делают все, чтобы ни у кого не было возможности и желания остановиться, прислушаться, оглядеться, подумать. Но порой, если тихие речи посланников небес игнорировать особенно долго и упрямо, они обращаются к нам языком страданий и боли.
«Ducunt volentem fata, nolentem trahunt». Желающего идти судьба ведет, не желающего — тащит. Меня потащили.
В октябре мне исполнилось сорок девять лет. Из них двадцать девять я был мужем, двадцать семь — отцом, двадцать пять — ученым и преподавателем. Казалось, что этого достаточно и все идет неплохо.
